Никто не обратил внимания на этих людей. У проходивших мимо были свои дела, заботы, проблемы. Вокзал начинал оживать. Люди спешили, каждый в своем направлении. Еще один теплый осенний день радовал горожан. К тому же, воскресенье. И те, кто мог выехать на дачу или к родственникам в деревню – на свежий воздух, к речкам, к полянам – с удовольствием устремились прочь от обычного жизненного уклада.
Купив билеты, Рита, Артем и Саша расположились в электричке. Сели отдельно, как и до этого: то есть Рита с Артемом, а Саша – поодаль.
До станции Потапово, куда они направлялись, было около двух часов езды. Не так долго, но хватит, чтобы от души понервничать. Так думал Артем, больше всего на свете боявшийся услышать над своим ухом фразу: «Предъявите ваши документы!» Документы-то были, да вот обладатель их – липовый энкаведешник.
Зашли в электричку, сели на свободные места.
Саша надвинул на лицо кепку, устроился поудобнее и попытался вздремнуть. Хотя какое тут подремать, если в любой момент можно встретить кого-то из знакомых? Да, Рита попыталась изменить его внешность: сделала темные круги под глазами, как недавно, Артему. Саша позднее, увидев себя в зеркале, в вокзальном туалете, и не узнал свою физиономию – выглядел теперь действительно по-другому. И всё равно не по себе – вдруг кто-нибудь признает в работяге интеллигента Сашу? Есть люди, у которых настолько хорошая зрительная память и внимание к мелочам, что их трудно обмануть, даже, если ты очень постараешься замаскироваться. И потом, на лицо можно наложить грим, одежду – переодеть, но как поменять тембр голоса, манеры, привычки, походку, которые всосались в тебя за годы жизни?
Артему, наоборот, лицо отмыли. На случай, если нашлись особо бдительные граждане в том доме, в котором они искали Ниночку, сбегали в милицию и поинтересовались: а действительно ли «их сотрудник» должен был ходить в семь утра по квартирам и искать некую пропавшую девушку? Муравьев теперь был в форме майора НКВД, периодически салютовал своим «коллегам» под козырек фуражки и делал строгое лицо согласно своей должности.
Саша время от времени мельком посматривал в сторону своих новых друзей и думал: он настолько в жизненном тупике, что просто не может даже представить свой следующий шаг. Что делать? Куда идти? Судя по тем сведениям, которые он прочитал в доме Риты о будущем России, ничего он не сможет сделать, чтобы помочь родителям! Матери уж точно. Если только они – представители советской власти – сами не решат ее отпустить. А где отец? Прячется? Саша тоже пытался прятаться. Это, по сути, бездомный образ жизни: под мостом, в подвалах, на чердаках. Но скоро похолодает, а у отца и так плохое здоровье. Что тогда?.. И все-таки надо его найти. Он теперь, отец, – единственный родной человек у Саши, с кем можно вместе попытаться решить проблемы.
И еще Рита… Девушка, появившаяся в его жизни и задевшая чувствительную струнку в его душе…
Нет, в эту сторону даже думать не стоит. Им не суждено быть вместе. Девушка исчезнет из его жизни, как только найдет свою потерявшуюся однокурсницу…
Рита искоса наблюдала за Сашей. Точнее, скользила взглядом по его ссутуленной фигуре, скрывавшей лицо кепке. И гнала от себя мысли о том, что, когда найдется Ниночка, с Сашей придется расстаться. Скорее всего. Выбор у него слишком трудный: родители или девушка, с которой он едва знаком…
Прошел проводник по вагону, проверил билеты. И снова пассажиры вернулись к своим занятиям: кто-то читал, кто-то разговаривал с соседом, кто-то просто спал…
…Саша поднялся, когда электричка подъезжала к Потапово. Прошел мимо Артема, слегка задел его рукой. Тот встрепенулся, огляделся по сторонам. Увидел, что поезд начинает останавливаться, и за окном выплывает длинное одноэтажное здание вокзала с крупным словом над входом:
ПОТАПОВО.
– Выходим! – сказал Артем Рите.
Они поднялись, направились в общем потоке людей, кто тоже уже достиг нужной станции…
Потапово был небольшим городишком, который Артему показался совершенно незнакомым. Хотя и проезжал он его в автомобиле пару дней назад. Да видно, если и смотрел в окно, то ничего не видел.
Домики здесь были, в основном, одноэтажными. Улицы утопали в разноцветной листве. На дорогах был не асфальт, а щебенчатое покрытие.
Шли все также. Впереди Артем и Рита. Поодаль – Саша.
Спрашивать потаповцев, где находится детский дом особого режима для чесеировцев, не решились. Понадеялись найти своими силами. Но Артем даже примерно не мог сказать, находится ли нужное здание в центре города или на окраине. Хотя склонялся во мнении все-таки больше к центральной части населенного пункта…. Вот и бродили по улицам на небольшом расстоянии друг от друга в надежде случайно наткнуться на нужное детское учреждение.
Проплутали с полчаса, а здание детдома никак им не попадалось. Ладно, хоть внимания на них особо никто не обращал. И любопытные милиционеры не встречались.
Прошли мимо промтоварного магазина, и тут Артема осенило:
– Рита, нам нужно одежду Костику купить! Там, у него, наверняка какая-нибудь детдомовская униформа. Нам не надо, чтобы все вокруг догадывались, откуда мальчик.
– Поняла. Подожди меня здесь, я сама куплю.
Девушка пошла к магазину.
– Недолго только, – сказал он ей в спину. – А то знаю я вас, женщин.
Рита обернулась, тихо засмеявшись…
…Через пятнадцать минут поиск нужного места продолжился.
– Эх, навигатор бы сюда, – вздохнул Артем.
– Толку-то от него, – улыбнулась Рита. – Ты же проезжал весь город, сам говорил. Вспомни, может, детский дом вовсе и не в центре.
– Да не помню. Сама понимаешь, в таком состоянии был, не до смотрин вокруг.
– Погляди, а вон тот дом – не то, что мы ищем? – Рита указала на двухэтажное здание в отдалении, похожее на школу.
Артем напряг зрение:
– Вроде. Пойдем, поближе подойдем…
Здание было огорожено высокой каменной стеной, сверху которой лежала колючая проволока. Входом служили металлические ворота, через которые можно было увидеть бегавших по двору детей.
Только мальчишки. Взрослых не наблюдалось. Пацаны шумели, устраивали потасовки, был слышен мат.
Артем вдруг отпрянул в сторону, отвернулся.
– Что случилось? – спросила Рита.
– Там Костя, у ворот стоит.
– Где? Там несколько детей.
– Тот, который наружу смотрит.
У ворот действительно стоял худенький мальчик лет семи. Он смотрел за ворота спецдетдома, туда, где ходили люди, где жили семьи. И где теперь не было места для маленького Костика, потерявшего папу и маму.
– Нельзя мне сюда. Выдаст он меня. Поневоле выдаст. Увидит, обрадуется, что я за ним пришел, – Артем говорил взволнованно, в глазах была тревога.
«Как он изменился!» – подумала Рита, вспомнив, каким был Муравьев-мачо всего неделю назад.
– Вон лес. Пойдемте туда.
Город действительно был достаточно мал, что почти из каждого района обозревалась опушка леса.
Артем подхватил Риту под ручку, и они неспешной походкой удалились от детдома… Стараясь не привлекать внимание, занырнули в лес: сначала Артем с Ритой, а потом и Саша.
Муравьев объявил, когда, по их мнению, они оказались в зоне невидимости:
– Саша, в детский дом пойдешь ты. Давай меняться одеждой.
Саша, не сказав ни слова, начал снимать рабочую куртку…
– Артем, Саша ведь не видел мальчика, – напомнила Рита.
– Я соображу на месте, – успокоил ее Александр.
Лицо Саше оставили прежним. Теперь он превратился в военного, который недавно перенес заболевание или тяжелое ранение.
Артем достал из своего портфеля пачку поддельных документов – продукцию типографии двадцать первого века – нашел нужный и сунул Саше «красные корочки».
– Теперь ты майор НКВД Макар Колотилов, – торжественно объявил он. – Всё остальное помнишь.
– Фамилия ужасная! – поежилась Рита.
– Говорящая, – хохотнул Муравьев.
– Я готов, – отозвался Саша, надевая на голову фуражку.
– Мы тебя здесь будем ждать. Удачи! – Артем пожал Сашину руку.
Мнимый «майор» посмотрел на Риту, слегка улыбнулся и зашагал через лес в город. Девушка поводила парня взглядом, чувствуя, как тревожно отозвалось сердце на его уход. Муравьев с прищуром наблюдал за их переглядами…
Глава 53. Киднеппинг
Дьюк Алексей Алексеевич, некогда работавший в органах, пару лет назад был направлен в Потапово на должность директора детского дома, учреждения особого режима, состоявшего при НКВД. Сюда отправляли детей «врагов народа» от трех до пятнадцати лет включительно. Только мальчишек.
В «ссылку» Дьюк попал по собственному «недоразумению» – страдал тем, что время от времени ударялся в запои. И это понятно. Работа у него была такая. Дело иметь приходилось со сложным и нервным контингентом: у его «подопечных» – всякой там арестованной интеллигенции, – на допросах, при виде собственной крови, случались обмороки. Нежные твари, что поделаешь! А Дьюка, похоже, из-за них, негодяев, бессонница замучила. Ночами ломало так, что только водка и помогала.
Новую должность Дьюк сначала невзлюбил: что хорошего быть нянькой? Но вскоре оказалось, что все совсем не плохо и даже где-то хорошо. Напряга – никакого, ответственность – практически нулевая. Он быстро понял, что здоровье детей врагов народа, а также условия их жизни никому не интересны. Даже наоборот – чем хуже им, тем лучше. Воспитательная мера такая. И смертность в детском заведении никого не волновала. Чесеировцы – по сути, изгои. Кому они нужны?
Единственное, понял Дьюк, к детям не прикасаться. А лучше вообще от них подальше держаться. На это воспитатели есть. Пусть те сами думают, как себя от вшей защитить, которые у детей даже по обритым головам ползают.
Получив хлебное место, куда продукты, да и всякие там другие товары доставлялись, тело Дьюка округлилось за два года, оплыло жирком, приобрело симпатичный животик. И бывший энкаведешник даже почти пить бросил. Только порой, когда вокруг него слухи похаживали, что иногда снисходит на власть наверху желание проверить, как выглядит приписанное к ним детское учреждение. Побаивался проверок Дьюк, хотя не сильно верил в таковые.
И все-таки страх держал от слишком опрометчивых поступков. Отсюда выходило, что много не наворуешь. А ведь у него молодая жена. Да и старая семья есть хочет, причем не просто хлеб, а хлеб с маслом.
Время шло, ничего плохого – для Дьюка – не случалось. Нынешний директор вскоре привык к детдомовской «безопасности» и, поразмыслив, решил: предупредить перед проверкой – предупредят (есть у него приятель в нужном месте). Поэтому матрац выдавать – один на три кровати. Подушки вообще пусть в кладовке лежат. К тому же, из-за этой мягкой роскоши только клопов в спальнях прибавляется. Еда для детей – строго по лимиту. Чтобы под матрацы лишнее не растаскивали. Хватит тараканов в столовой. Зачем еще один вид насекомых в спальнях?
Поначалу, в первый месяц работы, его раздражали детские физиономии со взглядами исподлобья. Потом привык. Мальчишки грубить боялись. Воспитатели с ними особо не церемонились. Раздавали тумаки налево и направо. Женщин в педагогическом коллективе не было – только мужики. Многие, как и он, бывшие военные. Вообще, работников оказалось найти трудно для подобного учреждения. Кому охота с «малолетними преступниками» возиться? Поэтому приходилось брать, кого попало. Был у него даже с судимостью один. За убийство отсидел. Теперь вот в воспитателях числится. Зато дети в его группе по струнке ходят.
А так, работать здесь намного спокойнее, чем в конторе. Сон к Дьюку вернулся. С молодой женой чаще видеться получалось. Правда, капризная она у него. Вот, на Кавказ, к морю, захотела. Теперь крутится Дьюк, как может. Казенные денежки на поездку откладывает.
Дети репрессированных родителей, отправленных в специальные детдома при НКВД.
…Дьюк стоял у окна, отхлебывал мелкими глотками горячий чай, только что принесенный из столовой услужливой заведующей по питанию. Задумчиво смотрел во двор, где бегали пацаны, пихаясь, пиная друг дружку. Борьба за выживание и самоутверждение здесь – посильнее классовой. И сбежать невозможно. Во-первых, забор у них крепкий, каменный. Во вторых, воспитатели шманают детей: попробуй кусок хлеба спрятать в карман, сразу – обвинение в попытке побега, и в холодный подвал на пару дней. Боятся пацаны даже подумать о побеге.
У ворот появился Кирков, тот самый воспитатель, из бывших уголовников. Какому-то мальчишке ухо закрутил. Заслужил, значит, малолетний.
Кирков отвлекся, на ворота посмотрел. Пацана оттолкнул, шагнул к железной преграде. И тут только Дьюк заметил: стоит за воротами его бывший коллега, энкаведешник. И похолодело внутри у Дьюка так, как будто дедушка Мороз в его желудок заглянул. Неужели по его, дьюковскую душу, пожаловали?
Увы, как ни храбрился директор детдома, тут понял: страх жил где-то глубоко внутри и никогда не оставлял его, страх, что вдруг однажды в здание детского дома войдет милиционер или, вот как сейчас, собственный бывший коллега, и предъявит ему обвинение в воровстве.
Вздрогнул Дьюк и выплеснул на себя чай, когда увидел, как Кирков пропустил на территорию детдома человека в военной форме.
Энкаведешник спросил что-то у Киркова, тот тут же замахал руками, показывая дорогу – ну, точно, в кабинет к Дьюку.
– Доигрался! – простонал директор и, поставив чашку с остатками чая на стол, потянулся в выдвижной шкафчик за таблетками.
Потом отдернул руку, сделал глубокий вдох, нацепил на рот заискивающую улыбочку и выскочил из своего кабинета навстречу военному…
…Сашу никогда не привлекали военные профессии. Но, надев форму, он почувствовал, как весь внутренне подобрался. Причиной было не состояние неопределенности перед тем, что сейчас он собирался делать. Это была именно военная форма. Странным образом она влияла на человека, заставляя его соответствовать.
Он зашел в здание, огляделся. Покрашенные в синий цвет стены. Белый потолок. Портреты вождей, красное знамя в углу. Плакаты о партии и ее великом пути.
– Здравствуйте! Здравствуйте! – навстречу ему катился невысокий толстячок с неестественной улыбкой. – Рад! Очень рад!
Саша слегка растерялся столь пламенным восклицаниям незнакомого директора детдома – как будто поджидали парня здесь. И просто чудом не подал виду. Опять же, наверно, форма не дала неправильно отреагировать на необычную, слишком горячую, встречу.
– Чаю? Или может, пообедать желаете?
Саша, хотя и был голодным, чувствовал, что сейчас в горло не полезет даже самый вкусный кусок. Он отрицательно качнул головой и, кашлянув, для того, чтобы сделать голос построже да побасистее, произнес:
– Давайте лучше сразу к делу!
– К делу? – в глазах директора метнулся страх. – Ну, давайте. Пойдемте в мой кабинет.
Он пропустил Сашу вперед и сам засеменил следом. Парень слышал за своей спиной тяжелую поступь и сбивавшееся дыхание…
…Саше было предложено присесть в кресло или на диван. Но мнимый военный опустился на стул – на кресле или на диване спина сразу ссутулится, тело расслабится. Саша же хотел быть готовым к любым неожиданностям.
– Я пришел за мальчиком, который был доставлен сюда пару дней назад. Константин…, - Саша поднял глаза к потолку, пытаясь изобразить, что вспоминает фамилию пацана.
– …Артёмин, – услужливо подсказал директор. – Документов при нем не было. Он назвал это имя. Мы запрос сделали. Ждем.
– Да, точно, – Саша кивнул. – Константин Артёмин.
По губам скользнула легкая улыбка – аванс директору. А на самом деле, забавно показалось, что маленький и пока незнакомый Саше Костик выразил свою любовь к «пришельцу из будущего» таким необычным способом.