— Мы и так раздаём!
— Но могли бы раздавать в тысячу раз больше и не брать при этом деньги за ебучие записочки…
— За услуги писаря!
— Да, похуй… — царственно поднял руку я. — Не будем мы штрафовать этих бедолаг на деньги в пользу церкви. Есть ещё идеи?
— Мне кажется, что наказанье будет к месту не на женщине несчастной, а на муже, что непомерные возводит требования перед крестьянскою женой! Известно всем, что баба, даже будучи графиней, не может отличить собаку от кота, а кочергу каминную от пары человечьих башмаков! Чего же ждать от бабы, в чьих жилах кровь крестьянская течёт? Она не может знать, что брюкву мыть необходимо перед выносом к столу, ведь баба лишь казаться хочет человеком, но на самом деле просто скот домашний или даже вещь! И незачем мужам на них вниманье своё тратить, когда вокруг полно достойнейших людей, таких как я! Я — рыцарь, умный человек, и брюкву мою тщательно — как мыл своё исподнее вчера! Считаю, что навлёк муж на неё напрасно обвинение, за то ему должны назначить мы прилюдное разоблачение!
— Разоблачение? — не понял я.
— Пусть обнажит свои чересла и постоит тут так до вечера сего, а после я возьму его в свои покои и накажу, как подобает наказать того, кто с женщиной своей не может совладать, а с жалобой бежит к Царю!
— Я не против, — пожал плечами мужик и принялся раздеваться.
— Я против! — я стукнул по подлокотникам кулаками. — А ну надень свои штаны обратно!
Мужик, чей член злобной ниткой колыхался на сквозняковом ветре, снова пожав плечами и натянул штаны.
— Так! Слушайте меня! — громко заявил я. — Король принял решение! Супруга этого человека отправляется на дворцовую кухню учится мыть брюкву как следует! Она должна приходить на кухню трижды в неделю и по часу проводить за мытьём этого чудесного фрукта, а через месяц будет сдавать экзамен перед Сэром Мужеложцем, который оценит, насколько она преуспела в своём мастерстве!
— Клянусь, Король, я пред вами и пред богом, — Сэр Мужеложец упал на одно колено, — что эта женщина научиться мыть брюкву так, как я помыл бы вас, мой милостивый Лорд! Спасибо вам за милость и доверье — на высоте небес моё сегодня настроенье!
— Заебись, — кивнул я. — Следующий!
Вперёд выступил усатый мужик с огромным кривым шрамом, идущим через всё лицо. Его бугрящиеся мышцами руки торчали из массивной волосатой груди, прикрытой лишь грубым кожаным фартуком (судя по всему, этот мужик был местным кузнецом). Мужик злобно покосился на стоящего рядом тощего дрыща с узким лицом, одетого в белую рубаху, белые штаны и колпак пекаря (разумеется, вся одежда рваная и грязная — в полном соответствии с местной модой):
— Ваша милость! Этот подлец должен мне денег за уничтоженное жилье! — мышцатый мужик с усами ткнул пальцем в пекаря.
— Да? — поднял бровь я. — И нахуя вы, мистер пекарь, скажите мне на милость, это отчебучили? В смысле, зачем уничтожили чужое жильё?
— Я не пекарь, Ваша милость! — запротестовал пекарь, который оказался не пекарем. — Я лекарь! И я не уничтожал жильё!
— Даже так… — нахмурился я. — Тогда вы, кузнец, объясните нам суть своих обвинений. Как видите, мистер лекарь не согласен с вашими обвинениями…
— Я не кузнец! — возмутился здоровенный мужик с усами. — У меня салон красоты! Я красивых дел мастер!
— Оу… — ещё больше нахмурился я. — Я должен был догадаться, ведь кузнеца убили заговорщики… Скажите, не у вас ли наводила красоту супруга предыдущего просителя, не умеющая должным образом мыть брюкву?
— Конечно же у меня, милорд! Милка — моя постоянная клиентка!
— Понятно… — вздохнул я. — Тогда, мистер красивых дел мастер…
— Я женщина! — поправил меня мужик с усами. В тоне и виде его я чувствовал крайнюю оскорблённость. — Я была уверена, что Король должен быть способен отличить прекрасную, следящую за собой, женщину от мерзкого мужлана!
— Закройте свой усатый рот! — выхватил меч Сэр Мужеложец — Его монаршее величество, что крепкой попкой награждён богами, хотел порадовать тебя, бабёнка, честью стать на миг мужчиной! Он ро́внею тебя означил на мгновенье, а ты вот так с ним говоришь??? Иди ж сюда, усатая падлюка, — пришла пора тебе отведать стали Сэра Рыцаря, что честью своей клялся защищать во всех делах Царя!
— Я женщина! — низко проревел усатый здоровяк, устрашающе раскинув напряжённые руки. — А женщины — величайшая раса на Земле! И никакой жалкий мужик, пусть даже и Король, не посмеет оскорблять меня за мою внешность! Я принимаю и люблю себя такой, какая есть, и не собираюсь меняться в угоду грязным хоботастым ссальникам!
С этими словами она схватила лекаря и злобно бросила в Сэра Мужеложца, а затем метнулась к ближайшей колонне, забралась по ней на потолок, по потолку на руках и ногах добежала до окна и выпрыгнула в него, с треском вынеся раму…
Сэр Мужеложец оказался достаточно ловким и одним ударом разрубил летевшего на него лекаря: тот двумя кусками пролетел мимо него.
— Ну, хорошо хоть не трахнул… — резюмировал я, смотря, как лекарь, недовольно кряхтя, пытается добраться до своих ног.
— А ты бы добился нехуёвых успехов во «Фрут ниндзя», Сэр Мужеёбец… — замети Макс со своего места.
— Ну спасибо… — недовольно заворчал отец Борэлли. — Вы только что лишили церковь подаяний от двух достопочтенных граждан… К тому же, вашими стараниями, замок лишился единственного лекаря, а наши женщины лишились красоты…
— Осмелюсь предположить, что ваши женщины лишились красоты когда-то раньше… — снова подал голос Макс.
— Милорд! — завопил вбегающий в зал стражник. Его шлем сбился набок, а лицо заливал пот. — У наших стен собралась вражеская орда!
— А я-то тут причём? — испугался я. — Я с ними драться не пойду точно…
— Они хотят говорить с вами, милорд! Если вы не подниметесь на стену через пять минут — они начнут штурм и клянутся убить нас всех!
— Сука… Почему Королём быть так сложно? — почесал в затылке я.
Через три минуты я, в компании Сэра Мужеложца и отца Борэлли, стоял на стене (мои друзья идти со мной отказались — сказали, что это слишком опасно).
Внизу у стены собралась толпа из двадцати-тридцати викингов: бородатых жирных мужиков в рогатых шлемах, с круглыми деревянными щитами и топорами.
— Твою мать… Вы что и с викингами успели поссориться? — почти с негодованием спросил я.
— Это не викинги, милорд, — испуганно пропищал отец Борэлли. — это феминистки…
Сообщение раздосадованного автора: только заметил, что под моей книгой не четыре тысячи лайков, а всего ОДИННАДЦАТЬ. Чего, блять? За что? Почему я? Как вы могли со мной так поступить???? Я думал что "брат за брата — за основу взято", а оказалось: "брат за брата — нахуй послато"… Очень надеюсь, что завтра утром увижу миллионы лайков под своей книжкой, иначе я даже не знаю что сделаю… Наверное придется добавить в книгу откровенных сцен гейских сношений на 15–20 страниц…
И помните: у геев лайк не поставится! Так что проверьте себя, чтобы быть уверенным в своей ориентации.
Спасибо.
Глава тринадцатая. Если станет в жизни туго, то поможет плечо друга
Глава тринадцатая. Если станет в жизни туго, то поможет плечо друга
— Кто из вас посмел обидеть представительниц женской расы??!! — проревела четырёхрукая баба, закованная в матовую стальную броню. Её руки, словно чёрные лианы, оплетала шерсть из подмышек. На голове бабы вместо шлема красовалась верхняя половина головы какого-то мужика, явно свежесрубленная. Втрёх из четырёх рук она держала по топору, а в четвёртой — клубничное, судя по розоватому оттенку, мороженое. Она лизнула мороженое, обтёрла пышные усы локтем и злобно пронзила взглядом по очереди всех, кто стоял на стене.
— Эм… Да вроде бы никто. Был инцидент с женщиной-кузнецом… точнее…
— Кузнецом???!!! — перебила меня своим возмущением четырёхрукая баба. — Как смеешь ты использовать по отношению к высшей расе свои грязные мужицкие шофинитимы??!!! Используй феминитивы, когда говоришь о великих женщинах! Она тебе не кузнец, она кузнечиха!
— На самом деле, она была… Как это… Цирюльником… — уточнил я. — Ой, в смысле…
— Цирюльнишей! — пришла на помощь четырёхрукая баба. — Я знаю, что ты, жалкий членоносец, сотворил с ней! Назвал мужиком! Высшее оскорбление! Но до этого ты посмел заставить представительницу высшей расы мыть брюкву!
— Брюквиню… — поправил отец Борэлли.
Я покосился на него и по его трясущимся губам понял, что несчастный отец Борэлли близок к паническому обмороку, оттого и принялся нести хуйню.
— Женщина — это не посудомойка! — продолжила злобно греметь четырёхрукая баба. — Она создана для величия! Вы должны приклонять перед нами свои колени и не демонстрировать свои причиндалы!
— Прошу простить Сэра Мужеложца за это, — поспешил успокоить её я. — Поверьте, он вовсе не хотел, чтобы его причиндалы увидели женщины…
— Я говорю о маскулинности, червяк! — четырёхрукая баба метнула в стену один из своих топоров. Раздался треск камней — нас качнуло. — Не смейте выпячивать свои мужские черты! Этот мир больше не принадлежит вам, запомни!
— Простите, судари, меня за грубость, — вступил в разговор Сэр Мужеложец, — но вынужден я вас прервать, чтобы задать один всего вопрос: скажите, хлюпает у вас в ушах столь же свирепо, сколь хлюпает сейчас в моих? Не кажется ли вам, что баба та, что рук имеет больше двух, могла бы лишние использовать, чтобы закрыть свой рот, и прочь пойти из-под стены, держась за жопу остальными, коль не желает, чтоб в неё вонзили мы четыре сотни наших стрел?
— Чего ты там пропищал, держалка для волосатых кожаных мешков? — злобно сощурилась четырёхрукая баба.
— Сказал я то лишь, что вам и вашим сиськовислым баболюдям пора убраться из под наших стен, пока мужам отважным, что чествуют в стенах сей крепости войну и пьют со смертью красное вино, не надоело насмехаться над столь смешными вашими стараньями предать какой-то ценности отвратным бабобабским племенам. Мы с давних пор обходимся без вас, предпочитая мужеложство поганым межрасовым сношениям, и уж поверьте, куда приятней нам понежиться в объятьях сильного мужлана, чем в мерзких жидких сиськах спать разнеженной от мыла и духов девчачьей нечисти! Мужчина — вот венец творенья, и если я и встану на колени, то точно не пред бабой, а пред мужчиной, чтоб взять его сочнявую сосиску…
— Господи ты боже, блять, на хуй… — закатил глаза я.
Мы снова стояли в тронном зале. Вокруг взволнованно шушукалась толпа. Макс стоял передо мной и буравил меня суровым взглядом…
— Ну если ты видишь, что ситуация накаляется — ну переведи стрелку на другой день! — негодовал он.
— Да я слова не мог вставить! — принялся оправдываться я. — Этот Сэр Жопоёбец сцепился с этой четырёхрукой бородатой сукой — они сыпали взаимными оскорблениями…
— И что? — развёл руками Макс. — Нам теперь нужно драться с толпой бородатых баб?
— Да, — печально вздохнул я. — В четыре часа, за воротами…
— Я не буду бить девушек, — заметил Олег.
— Тебе и не придётся, — ещё более печально вздохнул я. — Судя по их виду, это они будут бить нас.
— Я не пойду на стрелку с девчонками… — продолжил упираться Олег. — У нас в деревне так говорят: ударил даму — женись…
— А ещё у вас в деревне заговор от рака делают… — напомнил я.
— И что? — нахмурился Олег. — Это вас, городских, как лохов, разводят всякими гаджетами: УЗИ, ФГДС, МРТ, ЛГБТ, а у нас каждый знает, что сила природы — лучший знахарь. Кто с природой связь сильную имеет, тот и заговор могучий может сотворить… А у вас, городских, связи с природой и нет нихуя — вот и не верите. Сам вот посуди: ваши учёные наши заговоры читают, а заговоры, разумеется, у них эффекта никакого не имеют, потому что связи у учёных с природой нет: всё эти ваши триджи-вышки глушат — вот им и кажется, что заговоры не работают, а это не так. Есть вещи, которые наукой не объяснишь, так-то…
— Угу, например, плоскую Землю… — усмехнулся Макс.
— Ой, ну вас с этой вашей нелепой теорией круглой Земли, — махнул рукой Олег. — Шароёбы смехотворные… Если Земля круглая, так с хуяли велосипед мой сам по себе не едет, а? Круг он всегда под наклоном, а значит, велосипед должен ехать сам. А вода? Чего она каждую ночь в небо не улетает, когда Земля переворачивается? А если Земля вращается, да ещё и так быстро, почему я не могу оказаться в Австралии, просто подпрыгнув? Я могу вам сотни таких вопросов задать, и вы ни на один не сможете ответить, потому что вам мозги промыли в интернете вашем…
— На эти вопросы может ответить физика из программы средней школы… — попытался поспорить Макс.
— Хуизика! — отмахнулся Олег. — Мой отец эту физику преподавал вообще-то!
— Да? — удивился я.
— Пизда! — передразнил Олег. — Разобрались бы сначала в вопросе! Физика — это брусья, бег, подтягивания, волейбол… Нет там ничего про круглую Землю — уж поверь мне — я знаю, о чем говорю!
— То есть твой отец физру преподавал, я правильно понял? — уточнил я.
— Физическую культуру! Физику — как вы её называете!
— Понятно… — вздохнул я. — Сэр Мужеложец: какой план?
— Тревожится не стоит, милый Лорд! — заверил меня Сэр Мужеложец. — Через не более чем час составим мы семь рядов крестьянских вил и восемь стражьих копий! Гонцов уже отправил я!
— Семь рядов — это сколько человек? — нахмурился я. — Сколько людей в одном ряду?
— Один, мой Лорд. Один крестьянин в ряд — иначе быть не может. Крестьянский люд обучен ремеслу войны премало и не способен он держать строёв!
— Ох пососал бы я б сейчас хуёв… — невесело закончил рифму Макс.
— Не сомневаюсь… — смерил я презрительным взглядом друга.
— Да я его подъебать хотел… — принялся оправдываться Макс.
— Поебать? — поддел его Олег.
— Ой, да пошли вы на хуй, оба! Я не гей!
— Я предлагаю немедленно обложить всех жителей замка внеплановой данью! — заявил отец Борэлли.
— Всё не угомонишься? — покосился на него Макс.
— Мы не будем облагать дополнительным налогом людей в такое непростое время. Возьмём с них дань в следующем месяце, когда положено…
— Но Милорд! Вы же видели это грозное войско! Они наверняка убьют всех жителей! Кто же будет нам платить дань?? Нужно собирать сейчас — пока ещё не слишком поздно!
— Вот скажи, ты совсем тупой? — скривился Макс. — Если они всех убьют, то и тебя с твоими монахами тоже. Нахрена тебе тогда деньги?
— Вы думаете, они посмеют убивать божьих слуг??? — выпучил от ужаса глаза отец Борэлли.
— А ты выйди и посмотри на свой храм с его вытянутым куполом…
— А что с ним не так? — нахмурился отец Борэлли.
— Больно он похож на золочёный елдак… — усмехнулся Макс. — Монумент хуепоклонства какой-то…
— Господи боже! Нужно же срочно его снести!
С этими словами отец Борэлли выбежал из зала.
— А где, кстати, Асим? — спросил я, оглядываясь по сторонам…
Мы стояли посреди поля.
Я сидел на закованном в золочёную броню коне, и сам был закован в такую же броню. В руке моей был тяжеленный меч, а на голове корона. Рядом со мной на коне сидел Сэр Мужеложец. А за нашими спинами стояли шесть крестьян и один стражник: остальные драться с девчонками отказались, под предлогом того, что это идёт вразрез с их принципами (хотя, на самом деле всем понятно, что эти пидоры просто испугались).
Я бы, честно говоря, тоже остался в замке, но Сэр Мужеложец уверил меня, что исход этого противостояния решит битва двух лучших воинов: его и четырёхрукой бабы.
Четырёхрукая баба, кстати, стояла в нескольких десятках метров впереди, вместе со своими бородатыми подружанями…
— Сегодня могут погибнуть многие, но я как великодушный Лорд Северных равнин не желаю этого! — прокричал я. — И я предлагаю решить наши разногласия в поединке между двумя лучшими нашими воинами!
— У нас нет воинов! — прокричала четырёхрукая баба. — Только воинши! И я отказываю тебе в просьбе, жалкий членистоногий! Ты будешь молить о пощаде! Но не получишь её! Мы будем трахать тебя так же, как ты трахал миллионы несчастных женщин тысячи лет!