Четвертый дракон Амели - Ольга Иконникова
1. Письмо
Он был одет в красивый бархатный камзол, расшитый золотыми нитями. Запылившаяся и местами порванная одежда всё равно выглядела дорогой.
Он лежал в полуметре от блестящего нового мотоцикла, и казалось, будто две эпохи сошлись на узкой горной дороге.
— Это не я! — мотал головой симпатичный молодой человек со шлемом в руках. — Я успел затормозить! Он вышел из-за поворота, но я заметил его! Я остановился, а он вдруг упал.
Валери склонилась над мужчиной в камзоле, попробовала прощупать пульс на руке (совсем слабый, но есть!), осторожно перевернула его на спину. И поняла — мотоциклист, действительно, не при чем — из груди лежавшего на дороге мужчины торчала стрела!
— Вызовите скорую помощь, — она метнула быстрый взгляд на мотоциклиста и снова повернулась к раненому, — у меня нет с собой телефона. И полицию!
Мотоциклист послушно защелкал по кнопкам, отошел в сторону, пытаясь поймать неустойчивый в горах сигнал.
Веки раненого разомкнулись, и Валери вздрогнула, поймав на мгновение его тускнеющий взгляд. Мужчина пытался что-то сказать, и она склонилась почти к самым его губам, стараясь расслышать тихий голос.
— Сударыня, я должен передать письмо. Оно в правом кармане.
Ему было трудно говорить, и он замолк, собираясь с последними силами.
— Дело государственной важности, сударыня.
Она торопливо закивала:
— Да, да, я понимаю. Скажите кому, и я передам.
Он снова замолчал. Но уже не только потому, что язык не слушался. Он изучал ее, насколько это было возможно в его состоянии. Пытался понять, можно ли ей доверять.
Впрочем, у него всё равно не было выбора. Он умирал и знал это.
Он кивнул самому себе и выдохнул в лицо Валери:
— Письмо для ее высочества Амели Лангедокской.
Валери вздрогнула, а мужчина затих — вместе с последним слогом он испустил и дух.
Валери расстегнула верхнюю пуговку на высоком вороте блузки — стало трудно дышать. Она украдкой посмотрела на мотоциклиста — не слышал ли он, о чём они говорили. Но он был поглощен совсем другой беседой — громко пытался объяснить диспетчеру, где они находятся.
Ругая себя за бесчувственность, она полезла в карман бархатного камзола. Письмо, завернутое в тонкую шелковую ткань, отыскалось сразу. Вернее, отыскалась какая-то бумага, завернутая в ткань, а вот письмо ли это было, она выяснять не стала — страшно было представить, что незнакомый парень может обвинить ее в том, что она ограбила мертвого.
Она сунула сверток во внутренний карман ветровки. И вовремя.
Парень со шлемом уже шел в ее сторону.
— Они скоро приедут. Если, конечно, не свернут на другую дорогу.
Он взглянул на мужчину, сразу всё понял и перекрестился.
А спустя полтора часа — именно столько времени потребовалось полиции, чтобы до них добраться — Валери подробно рассказывала стражам порядка, что произошло. Точнее, она рассказывала то, что было известно ей самой.
Имя — Валери Легран. Да, жительница Эстена. Владелица небольшого кафе.
Что делала в горах? Просто гуляла. Разве они не находят, что в такую погоду очень приятно гулять по цветущим склонам? Она почти каждый выходной ходила в горы по этой дороге. Она выросла в этих местах, ей здесь известна каждая тропинка.
Нет, погибший мужчина ей не знаком. Она впервые увидела его сегодня. Понятия не имеет, что он делал в горах. И почему он так странно одет, тоже не знает. Может быть, какая-то ролевая игра? У них в Эстене такое бывает. Люди готовятся к карнавалу. Или он участвовал в съемках фильма? В их городок часто приезжают съемочные группы — тут даже исторических декораций ставить не нужно. Эстен такой аутентичный.
С парнем-мотоциклистом она тоже не знакома. Понятия не имеет, как его зовут. Она шла по тропинке метрах в двухстах от этой дороги. Услышала визг тормозов. Сразу поняла, что что-то случилось, и бросилась сюда.
Нет, погибший ничего не сказал. Да, она перевернула его — думала оказать первую помощь. Но ему уже ничего не требовалось. Конечно, они сразу позвонили в полицию.
Должно быть, мотоциклист сказал им примерно то же самое, потому что полиция отпустила их, правда, предупредив, чтобы они в течение нескольких ближайших дней не уезжали из Эстена. Она в ответ на это кивнула. А вот парень разозлился — он был не местным, и вынужденная остановка в маленьком скучном городке его не радовала.
Она не сказала им о письме. Это была не ее тайна.
Она немного успокоилась только когда добралась до дома. Задернула шторы на окнах, закрыла дверь, достала сверток из кармана.
Осторожно развернула ткань. Так и есть — письмо с красивой сургучной печатью.
Дрожащими руками взяла с комода телефон и, подслеповато щурясь, принялась отыскивать в контактах номер Амели.
2. Помолвка
Вилла была огромной и роскошной — как раз такая и требовалась для столь громкого события. Повсюду сновали журналисты, фотографы. Вышколенные официанты предлагали гостям дорогое шампанское. Играла негромкая музыка.
На мужчинах были строгие фраки, на женщинах — восхитительные платья и россыпи драгоценностей. Министры, консулы, титулованные особы и простые миллионеры. Трудно было не затеряться в этой блестящей толпе.
Амели проскользнула в пустую комнату на первом этаже и с облегченным вздохом опустилась в кресло. Нет, она решительно не могла привыкнуть к таким приемам. Она чувствовала себя здесь чужой.
Неужели, для объявления помолвки непременно нужна такая помпезность? Зачем созывать на семейный в общем-то праздник сотни малознакомых людей, большинство из которых пришли на торжество вовсе не потому, что хотят пожелать жениху и невесте счастья. Нет, они притащились сюда, чтобы попасть на страницы глянцевых журналов и в телевизионные выпуски светских новостей. Чтобы потом небрежно сказать знакомым: «Да, в выходные присутствовал на помолвке графа Анри Денисова. Скукотища, конечно, но отказаться было неудобно».
Да, Анри снова граф — только теперь не французский, а русский. Обзавестись бумагами на дворянский титул оказалось не сложно. После революции, которая случилась в России много лет назад, тысячи представителей знатных родов хлынули в Европу — поди разберись, кто есть кто. Правда, документы оказались весьма дорогими. Но они того стоили — Анри хотел по-прежнему оставаться дворянином. Для укрепления легенды он даже в России побывал и вступил в тамошнее дворянское собрание. Приняли его там с распростертыми объятиями. Как же — такой известный человек!
Он на удивление быстро освоился в их мире. Признал удобство самолетов и автомобилей, легко научился пользоваться современной техникой. Он вообще оказался потрясающе практичным.
Она думала, ему будет трудно расстаться с Эстеном, но он лишь однажды посетил родовой замок и с тех пор не изъявлял желания туда вернуться.
Как она и мечтала, он стал писателем. Только решил пробовать себя в жанре не научной, а художественной литературы. «Эм, скучные научные труды никому не интересны», — заявил он ей. И бросился в омут беллетристики. Он стал писать любовно-исторические романы в стиле Дюма и быстро добился популярности.
Миллионные тиражи по всему миру, продажа прав на экранизации нескольким кинокомпаниям (в том числе одной голливудской!), участие в многочисленных ток-шоу на телевидении. Он стал медийной персоной за пару лет.
Правда, первый его роман заклевали критики — за плохое знание истории времен Людовика Четырнадцатого! Это его-то, который знал королевский двор изнутри! Ему пришлось немало времени провести в архивах, прежде чем он сумел доказать свою правоту. Зато скандал сделал его суперзвездой.
Он стал писать серьезные научные статьи и начал считаться едва ли не главным знатоком истории Франции семнадцатого века. Он выступал консультантом на съемках исторических фильмов, его часто приглашали на телевидение. Его гонорары были баснословными.
Чего нельзя сказать о ней самой. Ее успехи в живописи были куда скромнее. Несколько выставок в небольших галереях, несколько доброжелательных отзывов критиков в прессе и несколько десятков поклонников, покупавших ее картины по весьма умеренной цене.
Впрочем, она не жаловалась. Она когда-то мечтала иметь домик на Лазурном берегу с видом на море. И вот она здесь, в Ницце. Разве могла дочь непутевой Жаклин Бушар рассчитывать на что-то большее?
Нужно бы съездить в Эстен, повидаться с мамой. Она не была там уже несколько лет. У Доминики уже второй ребенок родился, а тетушка Амели не была знакома даже с первым.
Об Анагории она старалась не вспоминать. Шкатулку подарила матери. Рубины продала, чтобы купить документы Анри. Бриллианты — чтобы помочь старшим братьям и сестрам. И только изумруды оставила себе.
Дверь в комнату приоткрылась, и Амели увидела Сьюзен Данкли — американскую журналистку, с которой познакомилась прошлым летом.
— Эм, ты тоже устала от толпы? Не понимаю, как людям могут нравиться такие приемы? Снобизм зашкаливает, — мисс Данкли присела в соседнее кресло, достала из кармана светлых брюк пачку сигарет, но закурить не решилась.
Амели не стала говорить ни «да», ни «нет». Да Сьюзен это и не требовалось.
— Ты сменила цвет волос? — полюбопытствовала та и одобрила: — Правильно! Быть блондинкой сейчас не модно. Слушай, Эм, не замолвишь по дружбе словечко перед графом? Никак не могу договориться с ним об интервью. Конечно, я понимаю, — сегодня ему не до этого. Но, может быть, завтра? Всего несколько вопросов об экранизации его произведения на диснеевской студии.
Амели кивнула и поднялась. Ей не хотелось думать о делах. Увидела свое отражение в огромном зеркале. Нежно-зеленое платье хорошо сочеталось со все еще непривычными рыжими волосами.
А вот мисс Данкли смотрела не на платье.
— Восхитительные изумруды. Самый роскошный гарнитур, какой я когда-либо видела. Даже на «Оскаре» не встречала ничего подобного.
За сегодняшний вечер уже несколько женщин и даже двое мужчин интересовались ее ожерельем и серьгами. Она дежурно поблагодарила за комплимент и отправилась в парадный зал, где хозяин дома вот-вот должен был произнести речь, ради которой и затеяно было это мероприятие.
На небольшой сцене, украшенной цветами и воздушными шарами, стоял министр иностранных дел Франции Этьен Ришар. Он взмахнул рукой, и музыканты перестали играть, а гости затихли, приготовившись слушать.
— Уважаемые дамы и господа! — голос месье Ришара срывался от волнения. — Позвольте поблагодарить вас за то, что вы откликнулись на наше приглашение и пришли разделить с нами эту радость. Сегодня знаменательный день для нашей семьи. День, о котором может только мечтать каждый любящий отец. Дамы и господа, я счастлив объявить о помолвке моей дочери Дениз Ришар и его сиятельства графа Анри Денисова.
Под бурные аплодисменты на сцену поднялись Анри и невысокая темноволосая девушка в светло-розовом платье. Еще один взмах руки месье Ришара, и музыканты снова взялись за инструменты.
Анри опустился на колено и надел кольцо на палец невесты. Со всех сторон защелкали фотоаппараты. Утренние газеты преподнесут это как главную светскую новость весны.
Амели терпеливо дождалась окончания речи месье Ришара, заключившего дочь и будущего зятя в объятия, и вышла из зала.
3. Дворняжка
— Эм, я рад, что ты пришла, — Анри коснулся губами ее руки.
Праздник переместился на улицу, и Амели дрожала — от вечерней свежести или от волнения — она и сама не могла разобрать.
— Поздравляю, — она попыталась улыбнуться. — Дениз очень красива. Желаю вам счастья.
— Да, красива, — согласился Анри. — Но я надеюсь, моя женитьба не помешает нам с тобой остаться друзьями. Если бы не ты…
— Конечно, — заверила она. — Нас слишком многое объединяет.
Она подумала об Анагории, а он, судя по всему, о фальшивых документах на графский титул.
— Эм, да ты вся дрожишь! — спохватился он. — Давай я принесу тебе что-нибудь теплое. У Дениз полно меховых накидок.
Она покачала головой.
— Спасибо, не нужно. Я уже собираюсь уезжать. Передавай мои поздравления невесте.
Только забравшись в такси, она расплакалась.
— Праздник не удался? — понимающе спросил водитель. — Бывает. Выпейте хорошего вина.
Она шмыгнула носом, и хотя пить в одиночку было не самой хорошей идеей, сказала:
— Спасибо. Именно так и поступлю.
Они заехали в супермаркет, и она купила и шампанского, и красного вина, и немного сыра.
Как ни странно, но в окнах ее дома горел свет. И не успела она переступить порог, как услышала голос матери:
— Только не говори, что ты была на его помолвке!
Жаклин сидела на диване с бокалом в руках. Надо же, значит, мать не забыла. Значит, приехала из Эстена ее поддержать. Еще и вино привезла (и судя по этикетке, не дешевое).
Амели была тронута, но всё же огрызнулась:
— А почему бы и нет?
Мать залпом допила содержимое бокала и налила еще.
— Надеюсь, ты устроила там скандал? Нет? Ха-ха! Расскажи еще, что веришь в дружбу между мужчиной и женщиной. Эм, извини, но иногда мне кажется, что ты вовсе не моя дочь.
Амели сбросила туфли на шпильках, принесла с кухни второй бокал.
— А чего ты от меня ждала? По-твоему, я должна была перед телекамерами оттаскать Дениз за волосы? Или залепить пощечину Анри?
Она по-настоящему разозлилась только сейчас. Вспомнила поцелуй жениха и невесты — такой трогательный, почти невинный — и разозлилась. Неосторожно взмахнула рукой, и висевший на противоположной стене пейзаж рухнул на пол, сорванный потоком ее энергии.
— Детка, ты поосторожней со своими ведьминскими штучками, — мать покачала головой, но тут же хихикнула. — Хотя если бы ты уронила люстру на приеме, я бы тебя не осудила.
Нет, на люстру ее энергии бы не хватило. Вдали от Эстена она теряла значительную часть своих сил.
— А когда мы с Анри вернулись в Эстен из Анагории, разве не ты говорила мне, что у нас с ним ничего не получится? Что я всегда буду для него беспородной дворняжкой.
Жаклин хмыкнула:
— Ты и сама это знала. Разве не так?
Да, она знала. Увидела это в его глазах в тот день, когда он впервые оказался в их доме в Эстене. В старом скромном домишке, в котором его сиятельство, наверно, постеснялся бы поселить и своего лакея.
Да, она оказалась не принцессой и не графиней. И хотя он заверил ее, что это не имеет никакого значения, она понимала, что имеет. Не случайно сейчас он женился на девушке, в чьих жилах текла дворянская кровь.
Но препятствием к их браку с Анри стало вовсе не ее неблагородное происхождение.
4. Трудно быть ведьмой
Первый раз они не осознали, что это — проблема. Тогда, вернувшись из Анагории, они провели в Эстене несколько дней. И за все эти дни у них не было и получаса, когда они смогли бы остаться наедине. Жаклин, Доминик, старшие братья всё время сновали где-то поблизости. Они и спали в разных комнатах: Анри — в отдельной, Амели — с сестрой.
Они сбежали в горы, чтобы насладиться друг другом. Чтобы перейти от поцелуев к чему-то более важному. Они шли по тропинке и признавались друг другу в любви. Она честно рассказала, что первый опыт у нее уже был. Он отнесся к этому философски и в ответ признался, что у него женщин было много — от горничных до принцесс. Впрочем, она об этом догадывалась и раньше.
Они расположились на горной поляне, повсюду были цветы, и так громко и красиво пели птицы. Избавились от одежды за несколько секунд, слились в долгом сладком поцелуе.
А потом Анри почувствовал себя плохо. Вдруг закружилась голова, стало трудно дышать. Амели помогла ему одеться, оделась сама. Они связали этот приступ с тем, что, стремясь уединиться, забрались слишком высоко в горы, где воздух был совсем другим, чем в низине.
Но история повторилась — уже в Париже, куда они приехали, чтобы продать драгоценности. Они сняли уютный номер в гостинице, приняли душ и забрались в кровать. И снова — приступ удушья у Анри. Они опять нашли этому объяснение. Он просто переволновался, впервые оказавшись в огромном современном городе. Тем более, что этот город он когда-то знал совсем другим.