И подло напала, стоило мне всего на квази изобразить согласие с судьбой и смирение с будущим рабыни с торком на шее.
Нет, я не буду больше настолько доверчива, приближая к себе людей, разочаровываясь вновь и вновь. Я не в праве быть слабой, ради родителей и того, что сейчас движет моей жизнью — мести.
Я первой нанесла смертельный, практически безболезненный удар выше сердечной мышцы, туда, где шантильское кружево едва прикрывало полную, по девичьи упругую грудь. Её лезвие, спрятанное меж пальцами, прошлось по ключице, не задевая сонную артерию, которая была целью, но болезненно разрезая тонкую кожу костюма и плоть.
— Глупая, — упрекнула я умирающую подругу, подтягивая распластавшееся поломанной марионеткой тело к себе на колени, — мне ли не знать про лезвие. Ведь это я научила тебя прятать его.
— Прости, — вместе с дыханием из неё выходила и жизнь, хриплые стоны перемежались кровавым кашлем, — прости… — но её сожаление носило другой характер, неприкрытая ненависть во взгляде четко дала понять — ей жаль, что я не стала её первым драконом.
Спустя ун я покинула пансион. Кошелек впервые за несколько талей был полон, а две чеканные бляшки из серого олова покоились на дне походной котомки.
Я не стала дожидаться Тируму, отныне нам не по пути, а все совместные планы пусть катятся к демонам Изнанки.
Надеюсь, линии наших судеб не пересекутся.
Меня же ждал неблизкий путь.
Расаян.
*Марон — названа так за кроваво-красный цвет песка.
**Монди (moundi) — мир, значение имени Оливия — ветвь мира.
Глава 6. Лошади фыркают в дороге — к радостной встрече
Расаян, государство ранее диких, кочевничьих племен, которым последние шестьдесят талей правил Тан Карим Арунаян, издревле славилось лучшими скакунами среди стран Кватры и Круга. Несмотря, а может и благодаря тому, что единственная из стран содружества более пяти сентов назад она не отменила рабство, государство степняков выбилось в лидеры среди заводчиков ценных пород скакунов, сосредоточившись на селекции ценной алталирской породы.
Чистокровные алталиры — это необыкновенная красота и предел мечтаний любого конника. Легенда гласит, что элементали создали их из ветра и дыма костров.
Для большинства варваров эти кони ценились больше, чем жена. А если учесть то, что позволить себе коня такой породы могли лишь очень состоятельные степняки (за очень редким исключением породистых кобыл и никогда жеребцов продавали в другие страны), это говорило о небывалой стоимости лошадей.
Истоки истинного происхождения породы покрыты многочисленными легендами и тайнами и до сих пор остаются секретом Танского рода Арунаянов, первых селекционеров сумевших достичь таких небывалых результатов. Если вкратце, то диких лошадей пустыни одомашнили, а в суровых условиях тяжелого климата скакуны спустя несколько сентов приобрели небывалую выносливость, за что так ценились. Немалую роль в становлении породы сыграли постоянные набеги бедуинов друг на друга, во время сражений скакуны приобрели маневренность, резвость, силу.
В итоге получились крупные, плотно сбитые, но грациозные животные, незаконный вывоз которых за пределы государства карался смертной казнью.
На золото, что я получила после окончания КаноНуб, я могла бы шикуя прожить пару талей или экономя на всем — с десяток. Я же решила потратить деньги с большей пользой нежели притвориться, что всего этого со мной не происходило. Нет, я намерена стать не просто ассасином, но лучшим. И для этого нужен опыт и каторжный труд. Я не могла позволить себе отдых, да и деньги жгли спину, через кожу сдельной сумки.
Единственного чего мне не хватало для начала «гастролей» — лошади. О, я не притязала на алталира, слишком приметная порода, к тому же моих денег едва хватит на подкову повсеместно признанного из скакунов, но помимо этих воистину великолепных животных, степняки выводили и других, менее ценных, но отнюдь не уступающих в качествах и характере животных.
Несколько демов я вела переписку с конником, проживающим на севере от Алэка, столицы Расаяна. Не сказала бы, что заводчик не хотел продавать мне коня, но у степняков так принято — смотреть в глаза тому, кому продаешь животное, особенно если это житель другого государства, вдвойне особенно, если это женщина.
Я, с неизбежностью солнечного диска, каждое утро встающего на западе и каждый вечер садящегося на востоке, отправилась для знакомства с табунщиком и будущим приобретением, благодаря Великих за то, что этот упертый бедуин стал просто разговаривать со мной.
В пансионе у нас естественно были уроки верховой езды, именно там я заприметила внешне неказистого мерина, который на проверку оказался сильным, выносливым, маневренным, а самое главное на диво умным. Пегой масти конь был шаримахом. Лошади наравне с некоторыми породами хаундов и ловчими птицами всегда отличались интеллектом, но этот экземпляр был выше всех похвал. Конюх, обожавший своих подопечных, мог часами рассказывать об их характере, особенностях и индивидуальных чертах. Он то и поведал мне об этой породе, делая упор на ум, а также дал контакт заводчика.
Пыльная дорога под жалящим солнцем степи, мерно скрипящая повозка и запах незнакомого разнотравья настраивали на лирический лад. Закинув руки за голову, перекидывая пахучую травинку из одного уголка рта в другой, я щурилась от слепящего солнца, лежа на твердых мешках с овсом и лениво рассматривала окружающий пейзаж. Небо было высоким, бледно-голубым, далеко на горизонте несколько пышных, словно пена, прозрачных облачков нехотя плыли нам на встречу.
Несколько леоров я тряслась на телеге младшего сына Тамира, заводчика нужной мне породы, желание сменить декорации и получить наконец-то обещанного коня гнали меня без устали несколько унов. Погода и люди были благожелательными, а времени у меня было предостаточно, поэтому я наслаждалась временной передышкой, вздыхая полной грудью запах степи и свободы.
Но по приезду в табун меня ждало разочарование. Погонщики, во главе с главным табунщиком увели лошадей на водопой и мне придется остаться на несколько унов, дожидаясь его возвращения. Без слова старшего своё животное я не получу, хоть осыпь я их золотом.
Для дорогой гостьи, то есть для меня, был выделен один из шатров. Он был сложен из выделанных шкур, имел форму усеченного конуса, видимо для того, чтобы дыму от костра было куда подниматься, не задымляя небольшое помещение. На полу так же лежали шкуры, но скорее похожие на дифжир, мягкие, овечьи, сложенные в одном месте, они были и для сна, и для приема пищи. Несколько небольших домотканых ковриков изображали различные сценки из жизни табунщиков и, конечно же, лошадей.
— Отец сказал показать тебе перваков, — подошел ко мне один из многочисленных сыновей Тамира после того, как я освежилась и удобнее расположилась в шатре. Он подал мне глиняную, дымящуюся странным запахом пиалу. Заглянув в неё, я мысленно содрогнулась. Поверх густого, смолянистого, травяного отвара бултыхалась толстая пленка из бараньего жира. Я сглотнула едкую горечь, отказаться выпить поднесенный напиток, значит попрать закон гостеприимства.
— Благодарю, пусть трава мягко стелется под твоими ногами, — произнесла я и сделала щедрый глоток перчённого напитка, мужественно поборов рефлекс.
Белозубая улыбка осветила смуглое, красивое лицо.
— Пусть твоё пламя, горит даже под дождем, Долор, — ответил на традиционное пожелание мужчина, принимая меня в круг достойный для общения.
Оставшиеся в табуне лошади были или слишком молоды, или слишком стары для долгого перехода на водопой. Глаза мои разбегались, в нос бил крепкий запах навоза, свежей травы и готовящейся на костре пищи. Судя по всему, даже еда будет с ароматом конских лепешек, потому как посреди степи кроме как высушенным лошадиным дерьмом, топить костер больше нечем. Мы обошли каждую подходящую особь трех талей отроду и не один не пришелся мне по нраву. Может я выберу коня среди тех, что сейчас на перегоне.
Слева от стоянки был укреплен небольшой загон, в нем мирно стояла молодая, кобылка пегого окраса. Лошадь стригла чуткими ушами, прислушиваясь к нашим голосам, и когда разговор зашел о ней, граиозно вскинула голову и повела гибкой шеей, с длинной, немного вьющейся гривой и посмотрела на меня умными глазами цвета Восточного тая.
— А почему эта кобыла в загоне? — спросила я у Аравата.
Он прищурился и сплюнув себе под ноги начал шипеть ругательства. Хоть я и понимала язык танства, слова эти явно были не предназначены для ушей благородной несси. Ругательства затрагивали кобылу и всех её родственников.
— Она была жемчужиной нашего табуна, — с сожалением процедил сквозь зубы мужчина. На первый взгляд кобыла была здорова, её шкура лоснилась, она не хромала, резво передвигаясь по огороженной толстыми веревками территории. — Племенная, ей в пару в соседнем табуне нашли жеребца, их потомство должно было дать начало новой породе.
— Но?
— Но мы упустили течку, а она сбежала и отдалась нескольким диким жеребцам. Мустанги редкость в этих местах, но надо же, этой удалось найти сразу нескольких.
— И что её ждет? — спросила я. Чистота породы для туарегов была основой, на которой зиждился смысл их существования. Женщин здесь за измену закидывали камнями, реже, чем раньше, но до сих пор такие казни были обыденностью, нежели чем-то из рода вон выходящим. А что могут сделать с ранее ценной, а теперь опозорившей, не оправдавшей надежд кобылой, я не могла даже представить. А предположения были одно другого плачевней.
— Смерть, если она понесла, — ответил мужчина. — Смерть если нет.
— А в чем тогда разница?
— Смерть бывает разной, Долор.
И то верно. Жаль. Кобыла была красивой и сильной. Я подошла поближе и протянула руку с куском черного сахара, щекоча мою ладонь бархатными губами, она осторожно взяла сладость. Я погладила лоснящуюся морду, лошадка стриганула острыми ушами, фыркнула и кивнула, словно поблагодарив за угощение.
Звездная ночь, черная, словно душа грешника, накрыла степь, ароматные костры лизали пламенем звездную россыпь, по кругу передавали пиалы с куан-кумысом* для мужчин и сбал* для женщин. Последние сбились в кучку, старшие жены наслаждались вечерним отдыхом, младшие обносили мужчин, готовили пищу и занимались детьми. Я, как почетная гостья сидела среди старейших мужчин таброна**, по правую руку рядом со мной сидел седовласый старец. Волосы его заплетены в длинную, по пояс, косу, были белые как снег. В нее было вплетено множество бусин, фигурок, шнурков и камений. Я могла только представить насколько тяжела была эта ноша. Одежды его были многослойными, темно-серого цвета. На груди висел знак Эгисхальяма***.
Шаман.
И что он делает среди коневодов?
Улыбаясь щербатой улыбкой и демонстрируя оставшиеся крепкие, желтые зубы, он протянул мне мундштук, дым из которого был столь едким, что глаза мои сразу защипало, а легкие обожгло кислотой, выбивая горькие слезы.
Я затянулась.
Жнец бы побрал их законы, отказавшись — я выкажу неуважение, а ссориться с шаманом не входило в мои планы. После двух затяжек спазмы прекратились. Мир вокруг приобрел размытые контуры, а небо норовило упасть на степь, желая смешать краски. Голова кружилась, я глупо хихикала и с трудом понимая акцент, отвечала на вопросы старца. Тот, как будто кивал головой, и бусины в его волосах приглушенно звякали друг о друга.
Моё сознание путешествовало само по себе. ЛаЛуна выкатилась на небосвод, приветствуя детей степи и освещая бескрайнее море травы бледно-голубым сиянием.
Вопреки доброжелательному обращению, гостеприимному приему и письменным договоренностям, где-то на периферии сознания маячила неосознанная тревога и все поднимающая градус нервозность. Я отточенным, незаметным движением проверила наличие стилетов в ножнах на бедре, а затем осторожно и очень внимательно оглядела ночную округу. Пристально, но пьяно.
За мгновение до нападения я заметила нескольких чужаков, их лица были измазаны, камуфлируя, а одежда была другой, не похожей на наряд местных бедуинов. Медленно они подбирались к кострам, беря нас в кольцо, окружая редких, хмельных мужчин, а в основном стариков и женщин.
Работорговцы, мелькнула мысль. Ну или те, кто поставляет им живой товар для невольничьих рынков.
Я повернулась к Аравату, предупреждая о враге, а дальше все слилось в одну мельтешащую, кричащую картину.
Нас завертело водоворотом, отказавшись от первоначального плана — вывести мужчин из строя стрелами, они напали в ближнем бою. Не для того они пробирались к табунщикам, чтобы лишиться ценной добычи. Но почему не лаяли псы?
Уже потом, после короткого, но ужасно кровопролитного сражения, нашли с дюжину мертвых овуров****. Их отравили, перемешав с ядом куски свежей конины.
Я сражалась наравне с мужчинами, убивая без сожалений. Без ложной скромности замечая, что без меня они вряд ли бы справились. Пяток дееспособных мужей, против двух дюжин, вооруженных до зубов и подготовленных нападающих. И всё же нам удалось переломить ход сражения в свою пользу.
Последний таль преподаватели стравливали нас одной кучей, забрасывая словно скорпионов-самцов в одну банку. Из сорока учениц осталась пятнадцать, и в такой тренировке, каждая была за себя, к тому же, мы отбивались еще и от преподавателей. Они не чурались грязных приемов, били исподтишка, по слабым местам, подло и жестоко, и за это сейчас, в реальном бою, я была им благодарна. Никто не станет ждать, когда ты освободишься с одним противником, чтобы продолжить сражение. Возможно такое лишь в спарринге, по всем правилам, с участием секундантов, оберегающих твою спину — но эти головорезы не были похожи на благородных дуэлянтов…
…Рассвет застал меня за перевязкой раненого Аравата, один из бедуинов скончался от полученных ран и вновь меня кольнуло сожаление о том, что не удалось воплотить свои планы и отучиться медицине. В принципе ничто не мешает мне получить лекарское образование не в Винисе, а например, в Оруме, насколько я помню там прекрасная Медицинская академия, к тому же с моей нынешней профессией более глубокие знания в этой области не повредят. То, что давали нам в пансионе, было поверхностным, все-таки задача ассасина не спасать жизнь, а отнимать её.
Тряхнув головой, выбрасывая ненужные сейчас мысли, я вновь полностью отдалась оказанию помощи бессознательному мужчине. Он почти не стонал, лишь когда я дотрагивалась до особо глубокой раны на бедре. Ему очень повезло, что сознание так к нему и не вернулось, потому что швея я была так себе. Одна из женщин принесла мелко перетертую кашицу из трав и корений в горшочке, и я нанесла её на тряпицу, прежде чем плотно обернуть тканью раненую ногу. Ему очень повезет не остаться хромым на всю жизнь после такого ранения.
Когда раненого мужчину отнесли в шатер, я освежилась, смывая кровь с рук и лица. С одежды так просто её не оттереть, но сейчас у меня не было ни сил, ни желания заниматься стиркой. Я просто скинула тяжелый, пропитавшийся потом и кровью нападавших наряд и перешагнув через наваленную кучу, забралась в шкуры и провалилась во тьму. Дурман от кальяна развеялся давно, но в голове постоянно бесновались мысли и образы, сменяя друг друга. Заснула я сразу. Но во сне сквозь кровавую пелену, меня преследовали глаза, миндалевидной формы, почти черные, с темно-фиолетовыми искрами.
*Куан-кумыс — двухдневной выдержки кумыс, слегка пьянит. Бал-кумыс, крепкий, но с добавлением меда, сахара или засахаренных фруктов.
**Ритуальный круг для принятия решений, празднеств.
*** Крест непобедимости.
****Овуры — дикие степные псы, мелкие, но собираются в стаи и становятся гораздо опаснее.
Глава 7. Выбирать можно только между лишними вещами
Ночью в степи было опасно, помимо недружественных, кочующих по травяному морю племен, на которых легко было наткнуться, перегоняя табун, можно было наткнуться на диких овшунов. Не прирученные, неодомашненные хищники были мельче своих прибившихся несколько сентов назад к туарегам собратьев, но сбиваясь в стаи, даже они могли быть чудовищно сильны и коварны. Нападая огромными скопищами, твари отбивали несколько лошадей от основного табуна, сея панику, а растерзав жертву и вкусив плоти теряли зачатки разума.