— Ой, привет, — Илья тут же наклонился к котику и протянул руку, но не так, чтобы коснуться, а чтобы животное могло его обнюхать. — А ты тоже Порываев? Порываев-кот?
— Сёма, назад, назад, — женщина тут же наклонилась тоже, просунула руку, оттаскивая котика, взяла его на руки, и, наконец, распахнула дверь шире.
Илья тут же выпрямился, застенчиво улыбаясь, как улыбался всем учительницам в школе, выпрашивая “четверочку”, и протянул ей паспорт, чтоб не подумала ничего плохого. Когда она забирала из его руки документ, он весь превратился в слух внутри себя, пытаясь расслышать запороговый ритм, какой несла с собой Маша-Глаша — Война, и который должен был нести и другой Всадник, тоже.
Женщина была явно Аленой, а не Ингой — даже для тридцати семи она выглядела хорошо, на хорошие такие, моложавые тридцать семь. Лицо у нее было гладкое, без морщин, что называется, “ухоженное”, с правильными чертами, которые немного портила некоторая плосковатость, выдающая близкую примесь азиатской крови. Буряты? Башкиры?..
— Спасибо, — Алена пролистала паспорт, продолжая удерживать в руках кота.
— А с ним все в порядке? Ну, с Дмитрием, — с выражением полнейшей наивности на лице спросил Илья.
Алена немного театрально вздрогнула и подняла на него взгляд.
— Он умер.
— Простите, — тут же изобразил смущение парень. — Я не знал. Это так ужасно! Очень вам сочувствую. Он же Ваш дядя?
— Дядя, — кивнул Алена, поджимая губы. Она явно хотела сказать, что-то еще, но не решалась, и, кажется, пыталась понять, что ей делать дальше. Опасения Илья у нее не вызывал, разве что, легкую паранойю, он хорошо мог это прочитать по ее лицу, поэтому решил немного дожать.
— Примите мои соболезнования, — сказал он грустно. — Знаете, я пока бегал, искал его, столько себе придумал про него, про его семью и все такое. Он был хороший человек?
— О, да, да, — торопливо сказала женщина, оглянулась вокруг, словно в поисках поддержки, и сказала. — Давайте я хотя бы чаем вас угощу в благодарность? Все-таки Вы нас искали, время потратили.
— О, спасибо! — просиял юноша и, проходя внутрь, представился. — Меня зовут Илья. А Вы — Алена.
— Давайте на “ты”? Я еще не такая старая, — одними губами улыбнулась женщина. Глаз или других черт это не затронуло, от чего выражение было скованным, неживым.
— Давай, — легко согласился Илья, стараясь не оглядываться слишком откровенно. Он вежливо разулся в коридоре, и поздоровался с еще двумя котами, выглянувшими на шум. — Здравствуйте, — сказал он им. — Гостей принимаете?
— Принимают, — ответила за них Алена, которая явно не знала, куда деть паспорт и вообще зачем пригласила чужого человека в дом. — Проходи… вот туда, сейчас принесу чашки.
Илья на всякий случай взял на руки первого подвернувшегося кота (проверив предварительно, не будет ли сопротивляться), и, наглаживая его, прошел в указанную комнату и сел так, чтобы его было видно в раскрытую дверь. Вокруг царил советский шик, словно хозяева застряли где-то в далеком прошлом: богатые ковры родом из СССР, серванты и скатерти, и занавески с тяжелыми ламбрекенами. Рядом с балконом на столе стоял ноутбук, на котором явно виднелся открытый аккаунт в “синенькой” социальной сети, и Илья, расслабив глаза и приглядевшись, “срисовал” псевдоним пользователя, чтобы потом глянуть, в случае чего.
— Вот, — Алена поставила перед ним на стол чашку с чаем и вазочку с печеньем, села напротив, ревниво глядя на одного из котов, уверенно пристроившегося на коленях парня.
— Спасибо! — искренне поблагодарил Илья, все еще пытаясь расслышать ритм, или намек на него. Но нет, ничего не было: пустота и тишина. — Ты очень дружила с дядей? Мне, честно, очень неловко, что я вот так… я даже представить себе не мог, что нашел паспорт…уже почившего.
Алена коснулась кончиками пальцев глаз и вздохнула.
— Он был… сложный человек. Противоречивый. Но, конечно, он был мне дорог. Но отцу, без сомнения, сейчас тяжелее. Он у меня… тоже непростой человек, очень больной человек, со слабым сердцем. Ему совсем нельзя волноваться, но тут никак этого не избежать.
— Это грустно, — сочувственно вздохнул Илья, отхлебывая разом пол-чашки чая, и с деланным простодушие добавил. — Я даже не знаю, что сказать. Мне жаль, что я напомнил о таком грустном событии.
— Пустое, — покачала головой Алена. — Ты же не мог знать. А где ты нашел паспорт?
— На Мясницкой, — не моргнув глазом сказал Илья. — На асфальте валялся. Я подобрал, думал, отнесу по адресу прописки. А там никого. Я второй раз пришел, уже в выходные, но никого не было все равно. Хорошо, соседка поднималась там, сказала, чтобы я к вам сюда сходил. Она с ним, с Дмитрием, наверное, общалась.
— Наверное, — согласилась женщина. — А ты студент?
— Ага. Учусь на инженера, — легко рассказал Илья.
— Студенчество — самое чудесное время.
— Это точно, — подтвердил Илья, и чуть не поперхнулся чаем, когда у него внезапно завибрировал телефон. Парень одним глотком опустошил чашку и попытался ответить, но Дэш почему-то уже сбросил вызов. Экономил деньги?.. — Спасибо за чай, — сказал Илья, ссаживая пригревшегося у него на коленях котика на пол. — Меня, кажется, уже потеряли.
— Спасибо, что принес паспорт, — Алена поднялась на ноги одновременно с ним и проводила до дверей. — Это было доброе дело, и оно обязательно вернется чем-то хорошим.
— Да я просто, — неопределенно ответил Илья, пока Алена открывала замки. — До свидания! И котикам. Всего хорошего!..
Дэш не перезванивал, и Илья, начиная пешком спускаться по лестнице, сразу же выкинул из головы свой весьма посредственной полезности визит. Пони должен был ждать его на два пролета ниже, но его там не было, и Илья, прислушиваясь, не услышал нигде шагов. Попробовал позвонить — но звонка тоже в подъезде не раздалось. От этого Илья ощутил смутное беспокойство, хоть и понимал, что Дэш, в общем-то, может сам о себе позаботиться, с его-то талантами по части силы и прыгучести. Поводив жалом в некоторой растерянности, Илья спустился до первого этажа, сунул нос во внутренний двор, но все-таки вышел обратно на улицу Лобанова, оглядываясь.
Запах железа накрыл его раньше, чем черные ветви проросли вокруг сквозь воздух, и, помятуя о том, что такое никогда просто так не случается, Илья на всякий случай тут же упал на дерн и не то ерзнул, не то перекатился в сторону. Не напрасно: перед его носом землю вспорол кончик меча и рванул обратно, заставив Илью дернуться в сторону.
Пожалуй, это все было не очень оптимистично.
Илья перекатился еще пару раз, уходя из-под потенциального удара, прежде, чем собраться и подняться, оборачиваясь, оглядываясь вокруг. Шторм смотрел на него с расстояния в десяток шагов, кончик его меча был направлен в землю, и черные ветви деревьев словно отодвигались от его волос, как будто обжигаемые настоящим пламенем и жаром.
— Какого черта? — переводя дыхание, спросил у него Илья и тут же драпанул в сторону, петляя, как заяц между высоких темных стволов. Шторм двигался следом, молча, неотвратимо, словно привязанный, словно идущая по следу ищейка. Его металлический взгляд был прикован к жертве, и, опережая его, впереди несся ветер, поднимающий в воздух мелкие ветки, листья и труху. Может быть, у ветра и был мотив — но, наверное, слишком тихий, чтобы Илья мог его расслышать за рваным ритмом биения крови у себя в ушах и лихорадочными мыслями о том, что а) Св была права, и средства самообороны надо носить не на дне сумки; и б) куда все-таки провалился Пони?!
Ветер подбирался все ближе, Илья отчетливо ощущал его дыхание ногами, он опутывал, оплетал, затормаживал, заставляя чувствовать себя мухой в паутине. Пожалуй, начинало даже становиться страшно: а еще страшнее стало, когда правая рука внезапно двинулась по своей воле и вцепилась в ближайшее дерево так, что не оторвать. Илья пережил острейший момент липкой паники: он продолжал чувствовать свою руку, кору под пальцами, под ногтями, но совершенно не мог управлять движениями. Все остальное ему, вроде как, подчинялось, а рука — нет, и это было хуже любого экзистенциального кошмара, какой ему довелось испытать, включая кровожадный компостер. Это было немного похоже на онемение от удара или наркоза: Илья чувствовал, что сигнал, команда уходят в руку, но она просто отказывается слушаться.
Шторм, меж тем, приближался неторопливо и пружинисто, не торопясь, словно не собираясь испытывать свою удачу, и под его неподвижным взглядом Илью лихорадило просто до костей, включая непокорную руку. Он схватил себя левой рукой за правое запястье, пытаясь отодрать ладонь от дерева, но та упрямо держалась, впиваясь в кору до боли, до дрожи, до крови — особо удачный рывок едва не помог Илье высвободиться, но рука как-то перехватилась, только из-под одного из кристаллических ногтей проступила черно-маслянистая кровь.
— Да чтоб тебя, — выругался Илья. Продолжая тянуть себя назад, от Шторма, в отчаянном порыве он сунул руку в карман в поисках хоть чего-то, ножа, открывашки? Если ударить по сухожилию острым предметом, возможно, этого хватило бы, чтобы пальцы рефлекторно разжались, но в кармане была только россыпь мелочи и каких-то деталек. Монетки, видимо те, собранные в переходе, просыпались было между пальцев, но одна из них почему-то залипла, и она была дрожащей на ощупь, словно пела беззвучную песню и вибрировала от этого. Илья только и успел подумать, что и тут какая-то проклятая липучесть, как монетка дернула его куда-то вниз, едва не разрывая пополам, потому что рука так и не выпустила ствол дерева, и вокруг была только слепая пустота, а потом падение, по ощущениям, бесконечное и холодное, и Илья приземлился на что-то неудобное, колюче-жесткое, состоящее словно из одних палок и углов.
Помятуя о своем печальном опыте приземления и падения, Илья открыл глаза с большой опаской.
Нам ним были все еще черные ветви деревьев, но вот только они были покрыты серебристой листвой, которая трепетала на ветру, а между кронами тут и там проглядывал бледный купол небес.
— Ни черта себе, — прокомментировал одними губами Илья, не решаясь издать ни звука. Рука!.. вспомнил он и попробовал поднять обе руки к лицу. К счастью, к удивлению, но обе послушались. Только выглядели они так же, как и на Пороге, а не как в нормальном мире: ногти были кристальными, и вокруг одного из ногтей правой руки проступала черная каемка крови. — Грандиозно, — сказал сам себе Илья и попытался приподняться на жестком и угловатом, чтобы более подробно оценить обстановку.
Вокруг был черно-серебряный лес с прозрачным воздухом, почти лишенный подлеска. Он не был таким пустым и одновременно полным, как лес Порога, нет: тут и там слышались птичьи голоса, какие-то шуршания и шорохи.
Сам Илья лежал на чем-то, похожем на огромную берлогу или свернувшегося поспать энта, на какой-то узловатой сфере из черных веток. Соразмерив потенциал свой удачи с ситуацией, Илья счел за благо осторожненько сползти со своего насеста прежде, чем оглядываться дальше. Ему повезло, странное гнездо или берлога не шелохнулись, и обойдя потом его по кругу, Илья так и не нашел ничего похожего на нору или место соединения. Весь ветвистый шар был просто тем, чем казался: ветвистым шаром в человеческий рост высотой. Еще раз оглядевшись, Илья оценил перспективы как бесперспективные: он был один в незнакомом лесу, и даже звать на помощь было несколько стремновато с учетом потенциальной погони Шторма. К тому же собственная правая рука не внушала доверия, а это уже была прямо-таки полнокровная диверсия. И вряд ли Шторм и его непонятные претензии не имели отношения к этой проблеме. В конце-концов, именно во время столкновения с этим малоприятным гражданином все и произошло.
— Вот так и будем жить, — заключил Илья. — Плохо, но недолго.
— Простите, — внезапно обратился к нему кто-то с на редкость культурным голосом. — Это Вы будете Конь-Бел?
Илья судорожно обернулся, в одну сторону, в другую, но говорящего не обнаружил. Тот, тем временем, вежливо откашлялся.
— Ниже. Ниже, — деликатно направил голос свои поиски. Илья опустил, наконец, глаза на землю и удивленно встретился взглядом … с самой обыкновенной серой с цветными подпалинами кошкой. Самая обычная гладкошерстная Мурка или Маська, каких если не сотни, то десятки в каждом населенном пункте.
— Простите, — чувствуя себя полнейшим дебилом, сказал Илья. — Это вы мне?
— Любезнейший, — ответила ему пушистая мадам с оттенком апломба, раздраженно помахивая коротким хвостом. — Вы тут наблюдаете других разумных существ?
— Разумность — понятие относительное, — немного нервно ответил Илья и глупо хихикнул. — И возможно, ко мне не относящееся.
Кошка фыркнула, как это умеют делать одни лишь кошки, и сказала:
— Вас поджидает ваш коллега, — сказала она. — Извольте проследовать за мной.
— Где поджидает? В зале поджидания? — уточнил Илья, продолжая нервно похихикивать.
— Какая глупость, — не выдержала кошка, неодобрительно глядя на него. — Феерическая! Я видела его на самой маленькой поляне, которая с крошкой-дубом. Это не какой-то там зал поджидания.
— Молчу, — пообещал Илья. — До самой маленькой поляны обязуюсь молчать, только, мадам кошка, скажите мне, какой конкретно коллега меня ждет?
— Конь-Черен, — ответила кошка, поворачиваясь на одном месте так, что в один момент на месте двухцветного носа оказался трехцветный хвост с белым кончиком, укоризенно покачиващийся. — Не стойте столбом!
Илья спохватился, зашагал за ней. Наученный опытом общения с хвостатой братией, он даже по сторонам не смотрел, только под ноги: его собственный кот очень уважал процесс неравномерного хождения, когда идешь, идешь перед человеком, а потом резко ап! — и встаешь намертво. К числу результатов таких экзерсисов обычно относились извинения человека перед превосходящим пушистым разумом. Но вообще-то ситуация была на редкость сюрреалистичной. Пусть Илья верил в сугубую разумность котиков и кошечек и кота своего научил невразумительно выговаривать “ням-ням” при выпрашивании вкусняшек, но в самом деле говорящая кошка относилась к категории температурного бреда. Возможно, ему стоило поблагодарить небеса, что хвостатая мадам хотя бы не была наряжена в плащ и сапоги, и не ходила на задних лапах, тыкая в людей маленький острой шпагой.
— Мадам кошка, — позвал Илья по прошествии нескольких задумчивых минут. Та полуобернула к нему голову и, кажется, вопросительно приподняла бровь. — Как вас хоть зовут?
— Кошка, которая просыпала корицу, — сообщила она, явно теряя интерес к своему подопечному. — Мы почти пришли.
— Да? — уточнил Илья и осекся, потому что между деревьев мелькнула прогалина, и кто-то, идущий по ней навстречу им. И этот кто-то выглядел как порождение компьютерной игры и больного воображения геймдева, а вовсе не как нормальный Пони.
***
Что-то нехорошее в мире происходило. Мир страдал, мир волновался, и мы все, конечно, слышали, как он жалуется, недовольный, даже испуганный. Этот, которому снились ужасные и разрушительные сны, продолжал спать, и его грезы тревожили и Реальность, и Пограничье, и даже Сонный мир. Те из нас, кто спускался ниже, говорили, что чем дальше, тем больше тревога. Впрочем, с этих сорвиголов сталось бы преувеличивать просто для того, чтобы привесить себе подвигов. Будучи котом и, следовательно, плутом, другим котам, и, следовательно, плутам я не доверяю ни грош. Если дело не касается, конечно, знатной битвы. Именно в сражении ошибиться трудно: кот кота не подведет, не бросит и сторону не сменит. А вот в остальном можно, пожалуй, довериться только Двекошке, и то не всегда, и, конечно же, Кошке, нежной, как Сливки. Но вот только ей до всех этих разборок как-то недосуг. Я попытался было ей рассказать о том, что происходит, но она лишь зевнула своей безупречной пастью с острыми, как иглы зубами, и сказала:
— Не переживай, кот Рвот. Все образуется.
И вот и все. Мудрость ее была непоколебима.
А вот я места себе не находил, и редкую ночь спокойно спал в своей постели, и ни одного дня не мог мирно отдохнуть в тиши нашего всегда мирного в дневное время дома.
Именно поэтому ни одно событие не могло застать меня врасплох. Я как раз закончил расправу над очередным выводком каких-то мелких, неубедительных мефоз, когда все мое кошачество, все внутреннее ощущение приключения натянуло, как струну, и она зазвенела, перебивая все звуки реального мира: “Вставай, враги, беги, враги! Вставай, лети, беги, враги!”