С другой стороны, своим требованием отыскать фиескийца дон Сакетти развязал ему руки. Алессандро решил, что проводит «Анжело» до пролива Отранто, а дальше Реньер и Альбицци справятся сами. До Керкиры там всего день пути, переждут, если что. Если дон Маньяско действительно положил глаз на «купца», то скорее всего подстережёт их на траверзе острова Лагоста, ещё до выхода из Длинного моря. Хотя вообще-то искать в море корабль, не зная ни его точного курса, ни дня отплытия — чистейшая авантюра!
Над лагуной раскричались проснувшиеся чайки. Алессандро, вздрогнув, встряхнулся и размял плечи. После бессонной ночи его слегка знобило, а лицо горело так, будто он не сидел в городе, а целый день провёл в море под ветром. Он с усилием провел ладонями по лицу, стряхивая усталость.
«Если же Маньяско не нападёт, я разверну галеру в Отранто и произведу более тщательную разведку возле Иллирийских островов. Видно, дож не зря им интересуется. Ладно! Только я допрошу его первым. И когда я вернусь, мы с Сакетти поговорим уже на моих условиях», — подумал он, в последний раз оглянувшись в сторону Венетты. Потом, прищурив глаза, всмотрелся внимательнее. К ним от города спешила какая-то лодка.
Глава 14
На галерее Золотого дворца собралась целая толпа жаждущих полюбоваться салютом. Огненные цветы распускались в тёмном небе над лагуной, освещая верхушку Кампанилы, купол церкви, расположенной неподалёку, и золотыми дорожками отражаясь в воде. Энрике Арсаго радовался вместе со всеми. На какое-то время ему даже удалось избавиться от навязчивых мыслей об отце, о его одержимости «морской магией» и постигшей его страшной судьбе.
С тех пор как они с Инес вернулись в Венетту, эти мысли преследовали его постоянно.
Вместе с остальными он восхищённо аплодировал, когда в небе с грохотом распустилась очередная «звезда», похожая на махровую астру, и в этот момент кто-то тронул его за плечо. Оказалось — капитан дворцовой стражи.
— Его светлость желает вас видеть, — сказал он, сопроводив свои слова почтительным кивком.
Энрике ощутил неприятный холодок в желудке.
— Прямо сейчас? Зачем? — спросил он, пряча за развязностью внезапно родившийся страх. Вызов к дожу посреди праздника не предвещал ничего хорошего. Хотя дон Сакетти был его тестем, Энрике не обольщался, думая, что тот постесняется бросить его в застенок, если посчитает нужным. А за ним водился один грешок…
— Подробности мне неизвестны, — признался стражник. Ему было жаль юношу, и он всегда питал глубокое уважение к покойному графу Арсаго. Кашлянув, он позволил себе заметить:
— Думается мне, это по делу того ариминского шпиона.
Спину Энрике прошиб холодный пот. Он поискал глазами Инес, чтобы взять её с собой — авось, присутствие дочери смягчит настроение дожа… Но её нигде не было видно. Это было странно. Казалось, она только что была здесь вместе с донной Бьянкой и донной Джулией…
Как бы там ни было, пришлось проследовать за стражником. В кабинет дожа Энрике вошёл, исполненный самых дурных предчувствий. Сюда не долетали отголоски празднества, царившего на Большом канале и площади Трёх Грифонов. В то время, когда весь город предавался веселью, венеттийский дож отчего-то предпочёл чахнуть в мрачном углу над чернильницей, перебирая бумаги.
— Торжество получилось просто прекрасным, — неуверенно начал Энрике, не зная, как начать разговор. — Мистерия всех просто поразила, жаль, что вы её пропустили!..
Дон Сакетти поднял глаза от бумаг, и его взгляд придавил Энрике, словно каменной плитой:
— К Хорро праздник. Собирай вещи. Будешь сопровождать «Анжело» вместе с… синьором ди Горо.
Энрике отметил, что имя Алессандро дож едва ли не выплюнул. Эти двое никогда не ладили. Сандро чересчур резок, дипломатия — не его конёк… Хорошо, что он нашёл себе дело в море, иначе нажил бы массу врагов!
Потом до него дошло, чего требовал дож, и Энрике удивился ещё больше. Сопровождать корабли? А он там зачем?! Это было неожиданно. С одной стороны, он был рад, что их разговор с Сакетти не коснулся тех тем, которые он бы предпочёл не затрагивать. С другой стороны, проболтаться полмесяца в море — это не то, чем ему хотелось бы заняться. Он не мыслил своей жизни вне города, его кипучей жизни и веселых клубных развлечений.
— Но с «Анжело» и так идут три галеры! — вырвалось у него. — Разве этого мало?
— В нынешнее неспокойное время — да, мало. Однако после взрыва на Арсенале мы всё равно не сможем отправить больше, — сказал Сакетти. — Забудь про «Анжело». Твоей задачей будет Маньяско. Его нужно схватить! Его архив не должен попасть в посторонние руки! Все бумаги привезёшь лично мне. Чтобы никто из Синьории даже близко не сунул туда свой длинный нос!
Дож ворчливо доказывал, что все бумаги и письма покойного Маньяско должны быть подвергнуты тщательному исследованию, а Энрике, наморщив лоб, всё ещё тщился понять свою роль в этой миссии. По его мнению, для такого дела с лихвой хватило бы одного Алессандро. Синьор ди Горо — человек верный, ему можно поручить достать хоть морского дьявола — он и его притащит, причём в одиночку справится даже лучше, никто ему мешать не будет!
Зачем тогда на галере нужен он, Энрике? Вдруг его осенило:
— Вы что, не доверяете синьору ди Горо?
Дож нехорошо усмехнулся:
— Синьор ди Горо действует в своих интересах. А мне нужен человек, который будет действовать в наших. И для этого я посылаю тебя.
Энрике слегка растерялся:
— Но, поверьте, Алессандро — надёжный человек! Мой отец всегда полагался на него, как на себя! Да, он бывает грубоват, но…
Насколько он помнил, синьор ди Горо всегда был правой рукой графа Арсаго. Энрике даже ревновал немного. При каждой встрече с отцом, натыкаясь на его разочарованный взгляд, он с горечью думал, что отец, вероятно, предпочёл бы иметь такого сына, как Алессандро. Решительного. Безупречно владеющего мечом. Хорошего стратега, который умел устроить засаду с двумя подручными против шестерых. Энрике нравилось жить в Венетте, но рядом с отцом он выдерживал не больше недели, потом они ссорились, и он с досадой возвращался обратно, в Патаву, где всё было как-то проще. В отличие от Сандро, им отец никогда не гордился…
Задумавшись, он не заметил, что Сакетти исподволь наблюдал за ним цепким взглядом.
— Если синьор ди Горо столь безупречен, — усмехнулся дож, — тогда почему его служба безопасности прошлой весной так и не смогла поймать Манриоло? — Его голос сочился ядом. — Что, этот проходимец обладал какой-то особой неуловимостью? Да и с «морской ведьмой», сообщницей Манриоло, наш Алессандро явно знаком. Я нарочно устроил их встречу, так он глаз с неё не сводил!
Энрике, почти убедившийся в своей безопасности, вдруг снова почувствовал себя не в своей тарелке. Даже воздух в этом кабинете, казалось, был насыщен обвинениями, предательством и подозрениями. От горящих свечей исходил жаркий, смрадный дух.
— Граф Арсаго слишком ему доверял, — продолжал дон Сакетти. — Это он заронил в ум синьора ди Горо пагубную мысль обрести могущество с помощью магии… Может, из-за этого он и погиб!
— Нет! Алессандро никогда не пошёл бы против отца! — нашёл в себе силы возразить Энрике.
Дож позволил себе лёгкую тень улыбки:
— Ты так думаешь? Однако синьор ди Горо вышел живым из той крипты, а твоего отца увезли на погребальной гондоле! Поразмысли об этом. Не каждому человеку можно подставлять спину.
Энрике чувствовал себя так, будто мир переворачивался с ног на голову, и всё, что раньше казалось прямым и честным, теперь представлялось лживым и полным опасностей. Пока он пытался заново осознать себя в этой реальности, дож барабанил пальцами по столу и машинально поигрывал крышкой тяжелой бронзовой чернильницы:
— Синьору ди Горо не обязательно возвращаться в Венетту, — тихо, но веско сказал он. — Морские пути коварны, дон Маньяско — опасный противник… Понимаешь, к чему я клоню?
Крышка чернильницы захлопнулась с резким звуком, как выстрел. Энрике вздрогнул. Неужели дон Сакетти имел в виду… Тем временем дож нетерпеливо подтолкнул его:
— Собирайся, но быстро. Тебя проводят. Барка уже готова. Вот твой паспорт. Ты поедешь как уполномоченный представитель Светлейшей Республики. С этими полномочиями ты имеешь право отдавать приказы хоть Реньеру, хоть Альбицци, хоть самому ди Горо. Ясно?
«Всё выглядит так, будто меня отправляют в ссылку», — подумал Энрике.
— Я могу попрощаться с Инес? — спросил он, пытаясь изобразить улыбку. Но вместо неё получилась только жалкая гримаса.
На лице Сакетти не дрогнул ни один мускул. Он был мрачен, как надгробие:
— Я попрощаюсь с ней за тебя. Корабли отходят с рассветом, так что поторопись.
Как в дурмане, Энрике двинулся к двери. Потянулся распахнуть её… и вдруг столкнулся со стражником в бело-зелёной форме, беспардонно ввалившимся внутрь.
— Это что ещё такое?! — рявкнул дож.
Запыхавшийся страж порядка только молча открывал рот, тараща круглые глаза. Видно, какое-то событие лишило его дара речи:
— Там… на площади… это… оно…
Энрике с вопросом оглянулся на дожа. Тот медленно багровел лицом. Как будто гнев, давно зревший в нём, наконец-то нашёл себе выход. Резко поднявшись и оттолкнув их обоих с пути, дон Сакетти стремительно вышел наружу.
***
Факелы стражников осветили каменный колодец, стены которого внизу были тёмными от копоти. Сквозь решётчатое окно я увидела внизу фигурки вошедших людей. Первым появился могучий, плечистый человек в кожаном переднике, один вид которого вызывал очень тревожные ассоциации. Следом появился его подручный, который сразу же принялся раздувать угли в жаровне, а потом отошёл к стене, чтобы проверить какие-то рычаги.
Моё сердце затрепыхалось от страха, когда двое стражников привели Скарпу. Один из них пинком отправил карлика в центр площадки и велел ему раздеваться. Когда с бывшего шута стянули рубаху, я смущённо отвернулась, отпрянув от стены. Скарпа отнюдь не был похож на атлета, из тех, чьи фигуры украшали наши портики и балконы. Это была обычная, беззащитная нагота искалеченного природой человека. Его бледная кожа блестела в свете факелов.
Его первый крик обжёг меня, как кнутом. Изнутри всё тело прошило болью. Ни за что на свете я не осмелилась бы выглянуть сейчас в то окошко, но по какой-то причине — то ли от страха, то ли от безумного желания ощутить рядом сочувствующую душу — дар кьямата вернулся ко мне с прежней силой! Так что весь боль и страх Скарпы я почувствовала как свои.
Очевидно, приспособление из верёвок, свисавших в центре шахты, было чем-то вроде дыбы. Меня замутило от запаха человеческого пота и горячего железа. Я зажмурилась и закрыла ладонями уши, но никуда не могла спрятаться от ощущений. Внизу палачи проделывали со Скарпой что-то такое, чего ни один человек не имеет права делать с другим живым существом. Даже с пескаторо!
«Боже мой! Алессандро, Бьянка, кто-нибудь, заберите меня отсюда!»
Вдруг сквозь пелену боли и страха до моего слуха донеслись отрывистые выкрики:
— Дьявол! Он меня укусил!
— Как он выскользнул?!
Я дрожащими пальцами схватилась за решётку. В скудном свете было видно, как болтается внизу пустая верёвка. Стражники, лениво караулившие у дверей, схватились за мечи. Карлик куда-то исчез — вероятно, ускользнул в один из тёмных неосвещённых углов.
Если он использовал превращение… Я обрадовалась, но потом испугалась: «Скарпа, нет!» Если стража опознает в нём оборотня — нам крышка!
Пока солдаты, выхватив мечи, собирались изловить слишком шустрого пленника, подручный палача шумно жаловался, показывая пострадавшую руку:
— Он мне чуть палец не откусил! Ты глянь!
— Брешешь! — пожимал плечами палач. В решающий момент он, похоже, занимался рычагами у стены и не заметил манёвра Скарпы.
— Да никуда он не денется! — послышался весёлый басок одного из стражников. — Вон он, в угол забился!
В его голосе слышалось превосходство здорового мужика, вооружённого мечом, перед голым беззащитным карликом, съёжившимся в ненадёжном укрытии. Мне почти захотелось, чтобы Скарпа откусил ему что-нибудь! Но…
Не окажись здесь стражников, у пескаторо был бы шанс сбежать. Однако четверо вооружённых мужчин — это слишком много для одного оборотня! А сколько их ещё торчит за дверью? Нет, таким способом ему не выбраться!
Словно в ответ на мои мысли дверь вдруг со скрежетом распахнулась, впустив ещё одного человека в форме дворцовой стражи. Сквозь грохот сердца в ушах я не сразу расслышала:
— Приказ… все на двор! Срочно!
— А с этим что? — спросил палач, указывая на пленника.
— Ну, заприте в камере! Куда он денется?
Стонущего шута волоком протащили к одной из каменных каморок внизу, втолкнули внутрь, заперли дверь и быстро ушли. Факелы они забрали с собой. Темнота упала так внезапно, что сначала мне показалось, будто я ослепла от ужаса. Это было бы даже к лучшему! Разум отказывался представить, что случится, когда стражники вспомнят обо мне, и в том страшном колодце вместо Скарпы окажусь уже я.
Меня мутило не только от страха, но и от осознания собственной трусости. Мне хотелось заранее попросить прощения у Джулии и Алессандро… Я не выдержу! Несомненно, как только эти, внизу возьмутся за меня всерьёз, я им выложу всё и о нашем с Джулией плане, и о моей мести дону Арсаго, и об участии Алессандро в моём спасении…
Было страшно и тошно от отвращения к самой себе.
***
Бьянка весь вечер была сама не своя. Куда, сожри её Хорро, провалилась эта вертихвостка, Франческа? Сидя рядом с Джоанной, она видела, как Джулия во время фейерверка ушла куда-то вместе с Инес, но вскоре вернулась. Бьянка сгорала от желания поговорить с ней, но Джоанна не отходила от неё ни на шаг. Её трескучая болтовня и в обычные дни вызывала у Бьянки зубовный скрежет и головную боль, а сейчас она вообще с трудом удерживалась от желания схватить веер и запихнуть ей в рот. Три раза она делала вид, что ей нужно отлучиться в уборную, и под этим предлогом бегала проверить пустынный коридор, выходящий на одну из лестниц Золотого дворца. Никого, пусто. Где же Франческа?
«Может, она решила сбежать в одиночку?» — мелькнула нехорошая мысль. Да нет, не похоже… Раз уж она решилась подменить подругу в волчьем логове дона Арсаго в прошлом году, то и сейчас не бросила бы её в Золотом дворце!
Бьянка подумала, что по сравнению с графом Арсаго нынешний дож был больше похож на шакала. Любит таскать каштаны из огня чужими руками… Дон Сакетти, кстати, тоже почтил своим присутствием только официальную часть праздника, а потом бесследно исчез. Это наводило на подозрения. Что происходит?!
Под утро веселье пошло на спад. После ужина большинство патрициев и нарядных дам в масках переместились на площадь, где можно было вдосталь пофлиртовать под аркадами, потанцевать или прокатиться в закрытой гондоле. На галерее, откуда виднелись колонны Пьяцетты, остались немногие. Донна Джоанна, разумеется, была здесь. В углу стоял доктор Фалетрус, беседуя с пожилым сенатором синьором Санфермо, ради праздника нарядившимся в фиолетовый атлас, затканный серебром. Из внутренних комнат дворца вперевалку вышла Джулия, бледная, с тёмными подглазьями на лице.
«Пора уводить её отсюда, — решила Бьянка. — Не в её положении целую ночь проводить на ногах!»
Только сейчас бросалось в глаза, насколько похожи были Джулия с Франческой. Прямо сказать, для двух совершенно чужих девушек это было необычайное сходство! Даже теперь, когда лицо Джулии располнело из-за беременности и утратило нежный румянец, её большие глаза, линии носа и полных губ напоминали Франческу.
— Дон Сакетти распорядился, чтобы Джулию разместили в комнатах матери, — вдруг негромко прозвучало над ухом. — Я помогу тебе.
Бьянка вздрогнула и отшатнулась: Инес! До чего же тихо она подкрадывается! Ходит бесшумно, как кошка.
— Я не сказала отцу, что ты хотела помочь ей сбежать, — добавила девушка с лёгким неодобрением в голосе. — Сделала вид, что просто подслушала чей-то разговор на галерее. Но ты должна понимать, как это серьёзно!