Вот тут Полкан-Полубес показался, одна голова высотой в девять саженей, — страшное чудище.
Иван увидел и чуть с лошади не свалился, так испугался. Понял: теперь и убежать не успеет, да и бежать некуда. Уже близко Полкан. И вот, чтоб не видеть свою смерть, Иван глаза и лицо завязал матушкиным сарафаном.
Заметил это Полкан.
— Ох, — говорит, — тридцать лет я не выходил на битву, законы войны изменились, видно.
Взял свой шатер и завязал им глаза.
А день был солнечный, светло. Ивану сквозь дырявый сарафан все видно. Полкан же ничего не видит, шатер его хороший, плотный. Вот и встретились оба. Полкан, как слепой, а Иван зрячий. Махнул Иван косой, и как-то удачно получилось, главную жилу перерезал Полкану-Полубесу. Полкан упал, а Иван, не будь дурак, скорей в сторону, подальше. Издали стал смотреть. Видит, Полкану конец приходит, бьется Полубес на траве, страшно смотреть. Сам бьется, всю землю взрыл, сосны, что стояли толщиной в башню, с корнями вырывает, ломает. Не зря говорили богатыри, что сильнее Полкана нет никого на свете, в писании, мол, так сказано.
Все Полкан разбил-раскрошил, щепок не оставил. Бился, бился из последних сил, потом и совсем замер.
Иван пошел к богатырям, говорит им:
— Ну, братцы, ступайте смотреть, если хотите. Вот там, у лесной опушки, лежит Полубес, я прикончил его.
Богатыри не пошли — побежали.
— Да, — говорят, — ни щепки не осталось. Вот это война, вот это сраженье! Теперь уж придется поверить Ивановой мощи, вот кого он убил! Хорошо, что мы не ошиблись, вовремя подчинились. Да, теперь сильней его никого на свете не осталось.
— Ну, — спрашивает Иван, — посмотрели?
— Да, — говорят богатыри, — сколько лет ездим, сражаемся, а такой битвы еще не видели. Век будем помнить.
Время летит, пришла пора дальше ехать.
— Ну, братья, идите ко мне, — зовет Иван богатырей, — садитесь.
Богатыри пришли, тихонько сели. Уважают Ивана.
— Вот я дам вам приказ. Идите к царице Девятицарского государства и скажите ей, что я надумал. Вы знаете, что я надумал?
— Не знаем, — тихо отвечают богатыри.
— А вот что я надумал, — говорит Иван, — вы идите и скажите, чтоб царица готовилась выйти за меня замуж, женой мне будет. Если не пойдет, все царство ее сожгу и пущу по ветру, а самое ее убью. Если пойдет за меня замуж, будем царствовать вдвоем. А теперь ступайте.
Ну, братьям надо идти, раз старший брат посылает.
Пришли в город, где живет царица.
А царица уже знала, что Полкана убили, приняла сватов-богатырей, накормила-напоила.
Говорит Сам Самплеменник:
— Старший наш брат, господин Иван Сарапанчиков не сегодня — завтра придет свататься и просит передать тебе: если, мол, не пойдешь за него, он все царство перевернет, а если пойдешь, царствовать вместе будете. Что скажешь теперь — скажи, а мы подождем, нам сутки сроку дано.
Царице стало очень плохо, когда еще добавили богатыри, что Иван, мол, неопрятен, и некрасив. Так, мол, с виду он худенький, как простой человек. Царице не хочется за Ивана выйти.
Думала, думала царица, полсуток думала. Ну, потом и говорит богатырям.
— Придется готовиться, не хотелось, но придется согласиться, чтоб Иван не опустошил царства.
— Ну, коль соглашаетесь, — отвечают богатыри, — надо одежду жениху приготовить, ведь ничего у него нет.
У царицы-то, конечно, все есть, вызвали портных и те принялись шить кафтаны да рубахи.
Богатыри обратно ускакали, а в городе готовятся встречать Ивана. Знамена вывесили, песни играют. Звоном встречают жениха, колокола так и звонят. У царского дворца караул поставлен.
Как только Иван Сарапанчиков показался, «на караул!» крикнули. Людям-то смешно: у Ивана лошадь худая, да и сам такой же, но смеяться нельзя, все боятся смеяться над тем, кто убил Полкана-Полубеса. Тут судьи, воеводы — все начальство вышло, — одежду притащили.
— Если годится, господин Сарапанчиков, одевай и носи, — говорят.
А выглажено, складки не увидишь, только блестит парча. Не обиделся человек, взял. Привели Ивана во дворец. Царица Девятицарства не солеными грибами угощала, не таким, как наш, чаем поила. Заморские вина, меды, брага там были. Дня через три назначили венчанье. Со всей заграницы, из иностранных царств-государств гостей пригласили, всех князей, царей.
Иван оделся и как настоящий человек стал, с золотыми часами, с царскими знаками, всякое навесил на себя, что дали. Не хуже князя на вид. Ну, тут такой великий пир устроили, цены на товары сбавили — что кому нужно, то и бери.
И угощали простой народ по Иванову приказу — все на пиру ели до отвала, и еще осталось.
Месяца два шел пир. Потом, как закончился пир, Иван вызвал к себе богатырей.
— Вот, — говорит, — братья, если вы хотите жить у меня и служить хорошо, я вас награжу, главнокомандующими назначу, если не хотите здесь жить, идите, куда хотите, я не держу вас, у вас своя воля. Что желаете — воеводами быть или на воле ходить?
Спросил и для ответа дал сутки сроку. Они думали, думали, потом Сам Самплеменник и говорит:
— Уж больно Иван сердитый, я решил уйти отсюда. Останешься здесь — все время придется его бояться да ему угождать. Не настоящий он богатырь. Настоящий — добрый и справедливый.
— Я тоже решил, — говорит Белуня. — Я желаю идти на вольную волю.
И третий богатырь говорит:
— Я тоже уйду.
Потом все вместе отправились к Ивану.
— Вот, — говорят, — старший брат, если тебе не во вред, отпусти нас, мы на волю пойдем.
И как ни уговаривал Иван богатырей, ушли они от него.
ПОРТНОЙ И ОМЭЛИ
У Фомы денег сроду не водилось, и за это жена его дни и ночи бранила. Жена была сердитая и хитрая. Надоело Фоме ворчанье да ругань. Он однажды и говорит жене:
— Откуда мне денег взять. Я простой портной. Не болотный же омэль [12] мне золота пошлет.
А омэль тут как тут, вылез из трясины и слушает речи Фомы. Как пошел портной мимо болота, рогатый омэль выбежал к нему навстречу и говорит:
— Если до солнцеворота ты обещаешь обшить-одеть все наше племя, я тебе открою, где золото лежит.
Фоме нечего делать, пообещал. Омэль сказал ему, что на берегу озера, под девятой кочкой лежит сундук, набитый червонцами. Бери лопату да откапывай.
Фома пошел на берег, принялся копать и достал из земли сундук полнешенек золота.
Хорошо зажил портной. Жена и браниться перестала.
Но солнцеворот близко. И затужил портной: ведь бесов-то много. Целые годы придется шить.
Жена спрашивает Фому:
— Отчего ты такой невеселый?
Муж и рассказал ей все без утайки.
А жена недаром была хитроумной. Взяла круг белого холста, круг черного сукна и пошли с мужем к омэлям на болото. Добрались до большого дома, где на крыше змеи шипят, из трубы пламень пышет. Жена и Фома зашли в дом. Омэли заставляют их кроить и шить.
А женщина и говорит:
— Ладно… Только это сукно, пока мы к вам добирались, запачкалось. Если сможете отмыть его, чтоб оно стало, как белый холст, тогда мы у вас останемся, а если не сумеете, уйдем обратно.
Согласились омэли. Побежали на прорубь, принялись стирать черное сукно. Мыли, мыли, но никак не могут отмыть. Не белеет сукно — и все.
А Фома с женой домой воротились, от омэлей избавились. Омэли по горло заняты. Все еще черное сукно добела стараются выстирать.
КАК ИВАН НУЖДУ ЗАКОПАЛ
Жили-были два брата Василий да Иван. Василий хитрый, жадный, разбогател так, что денег ему девать некуда, а младший Иван с каждым днем беднел.
Вот однажды на свои именины богач Василий устроил пир, много гостей созвал, а Ивана не пригласил. Сели гости за стол, пьют и едят. У богатого брата на столе всякое угощение: огурцы и пряники, яблоки и лапша, творог с яйцом и каша со сметаной, котелок стоит с топленым маслом и пшеничные блины горой лежат.
Обидно стало Ивану. Он говорит жене:
— Как хочешь, а я к Василию пойду!
Хозяйка отговаривает Ивана. Не стóит, дескать.
Но хозяин на своем стоит.
— Пойду, — отвечает. — Очень попить-поесть хочется.
Богач Василий из окна увидел Ивана, выбежал в сени и говорит:
— Приходи завтра вечером, а сейчас убирайся.
— Ой, — говорит, — братец, мне воды выпить захотелось.
— Коли хочешь пить, так вон здесь в сенях кадка с водой стоит.
Василий отправился к своим гостям, а Иван пошел к кадке с водой.
Напился Иван, и вот чудо — захмелел. Стал спускаться с крыльца и закрыл дверь. А богатый брат ругается:
— Вот злодей, хочет опозорить меня!
Вдруг бедняку послышалось, будто кто-то рядом все его слова повторяет и тихонечко поет. Обернулся, а перед ним в худом кафтане бледный, тощий человек стоит.
— Кто ты такой?
А тощий:
— Я твоя Нужда.
— Ну, коли ты моя Нужда, идем отсюда, — говорит Иван. Зашли они в Иванову избу. Бедняк сказал жене:
— Хозяйка, мы вдвоем пришли, накорми нас чем-нибудь.
Хозяйка принесла им щей, каши, — все, что было.
— Ну, хозяйка, постели нам что-нибудь. Мы ляжем.
Хозяйка постелила постель, одежду под голову положила. Иван лег с Нуждой, а хозяйка с детьми.
Назавтра хозяйка проснулась, печь затопила, сварила каши, щей. Нужда с Иваном встала, оделась, обулась. Иван и говорит:
— Ну, хозяйка, накорми нас, поедим мы и пойдем с Нуждой работать.
Хозяйка накормила-напоила мужа и гостя. Нужда с Иваном взяли топор да лопату и отправились на работу.
Иван подрядился выкопать попу яму для погреба.
Вот принялись яму копать. Сначала один копнет, потом другой.
Глубокая яма стала, в рост человека. Нужда влезла в яму, теперь была ее очередь копать. Согнулась — еле ее видно:
— Ровно уж, — говорит, — гладко вырыла, сейчас вылезу.
Нужда наклонилась еще ниже, стала выравнивать, а хозяин взял лопату и вмиг засыпал Нужду. Потом подравнял сверху, сучья-хворост набросал, топор, лопату взял и пошел домой.
— Ну, — говорит, — хозяйка, давай накорми чем-нибудь. Я закопал свою Нужду-то.
Хозяйка достала из печи щи да кашу и накормила.
Назавтра Иван проснулся, солнце высоко уже. Он лежит на печи и курит. А у них была курица. Она снесла яичко и громко клохчет-кудахчет. Хозяин слез, смотрит и удивляется: яичко не простое, а золотое.
Позвал хозяйку.
Хозяйка встала. Смотрят: яйцо-то золотое. Взял Иван яйцо и отнес в лавку, поставил перед купцом, у того глаза разбегаются.
— Много ли за него, — говорит, — просишь? Сто рублей хватит?
— Хватит, — говорит бедняк.
Сто рублей для него это очень большие деньги.
Хозяин взял сто рублей, купил еду и пошел домой. Праздник пришел для него и для семьи.
Назавтра курица опять золотое яйцо снесла. И послезавтра тоже. Продали они второе яйцо за двести рублей, третье за триста. И весь день Иван с хозяйкой обновы покупали, крупу — мешком, сахар — мешком, зерно — санями, ситец — тюками. Покупали, покупали, носили, носили, и на себе, и на лошади. И хлеба, и сахару, и крупы, и всего стало у них вдоволь. Сами едят и соседей угощают.
Богатый брат задумался. Что же это случилось с Иваном: все кулями и мешками носит, откуда у него деньги? Завидно богачу. Не пьет, не ест, даже похудел от зависти, а Иван говорит жене:
— Ну, хозяйка, жили мы с тобой бедно, из-за нужды никогда пира не устраивали, именины не справляли. Теперь у нас все есть. Давай, готовься, еды напеки, пива навари. Именины с тобой устроим, всю деревню в гости позовем.
Хозяйка неделю пиво варила, хлеба напекла — к именинам готовится. И начался пир на весь мир. Пригласили всех родственников и богатого брата Василия тоже позвали. Пришли все, расселись. Стыдно Василию богачу. Он и то такого пира не устраивал. Выпил рюмки две, а больше не пьет, захмелеть не хочет, охота ему допытаться, отчего брат разбогател.
А Иван от радости с одним — рюмку, с другим — стакан. Захмелел.
Василий стал расспрашивать.
— Эх, — говорит, — брат, как это ты разбогател?
Иван и рассказал все.
— Вот, — говорит, — брат, Нужда ко мне привязалась. Я ее увидел, когда к тебе на пир приходил. Помнишь, выгнал еще меня? Я взял да и похоронил Нужду-то на кладбище возле поповского погреба. Так и избавился от Нужды.
Василий и решил:
— Пойду-ка и откопаю оттуда Нужду.
Ладно. Василий тайком ушел. Схватил лопату, побежал на кладбище и принялся копать. Копал, копал, смотрит: кто-то копошится на дне ямы.
— Нужда, — говорит, — живая ли?
Нужда поднялась и говорит:
— Еле живая, чуть не задохнулась, давай помоги выйти.
Богатый брат подал руку Нужде, поднял Тощую и говорит:
— Вот ведь злодей-то, что с тобой устроил. Если бы не я, тут бы и пришлось тебе гнить. Иди скорей к нему, у него как раз пир сегодня.
— Спасибо, — отвечает Нужда. — Спасибо, добрый человек, за то, что откопал. Но к твоему брату уж нет, я ни за что не пойду. Что с ним сделаешь?
«Погоди, я перехитрю ее, — думает Василий. — Отведу на пир да там и оставлю».
Отправились они к Ивану на пир. А тут на столе разные кушанья, лапша и огурцы, творог с яйцом и каша со сметаной, котелок масла и горячие блины.
Зашел Василий в избу, а Нужда осталась у крыльца. Не смеет зайти.
— Попадусь Ивану в руки — опять закопает.
Василий ждал, ждал Нужду и обратно вышел. Нужда тут как тут, вспрыгнула ему на плечи, привязалась крепко-накрепко.
С той поры обеднел, разорился Василий. То корову медведи задрали, то на другой день воры амбар очистили, а на третий день изба и клеть сгорели.
А Ивану Нужда на глаза не показывалась, до сих пор его боится и стороной обходит.
ЛЕКАРЬ-МУЖИК
Жили в одной деревне два брата. Младший брат семейный, с детьми, бился, как рыба об лед. А старший брат был бездетный и богатый. Младший однажды пошел к старшему.
— Дай, — говорит, — лошадь съездить за дровами.
Заворчал старший брат, но дал клячу и сани, а вот хомут и сбрую не дал.
— Хомут и сбруя, — говорит, — новые, ты их порвешь, поезжай как хочешь.
Младший брат вышел, взял лошадь, привязал сани к хвосту и поехал. Пустые сани кое-как дотащила лошадь до леса. Мужик нарубил дров, наложил полные сани, хотел ехать домой; лошадь дернула, хвост оторвался, сани остались на месте. Что будешь делать, коли так вышло!
Добрался младший к старшему брату. Вот, мол, сани ты дал, лошадь дал, а хомут-сбрую не дал. Вот и оторвался хвост у твоей лошади.
Ух, как старший брат рассердился!
— Беспутный, — говорит, — куда хочешь девай бесхвостую лошадь. Год, — говорит, — придется работать за моего коня.
Целый год младший брат работал батраком. Богатый брат семью его подкармливал: когда дает хлеба, когда нет. Ну, наконец, срок вышел. Младший брат и говорит:
— Спасибо. Год работал, худого ничего не сделал.
Потом нанялся к мельнику в работники, опять на год.
Мельник спрашивает:
— Сколько просить будешь за работу?
— Хорошо корми, одевай, обувай — вот и вся цена, — отвечает батрак.
Согласился мельник, обещал: как год кончится, приготовит пир. Ешь, сколько хочешь, а что останется — все пойдет батраку.
Целый год батрак работал, старался — сено возит, дрова колет. Вот и год кончился. Работник и говорит:
— Давай, хозяин, расчет.
Хозяин приказал приготовить пир. Попировал батрак, а мельник и говорит ему:
— Что осталось — все твое, возьми для семьи.
Батрак завернул в скатерть остатки, попрощался и пошел. Идет и напевает: «Самому мне нынче любо… для семьи несу обед, пироги и хлеб, и рыбу. Никому не дам ни крошки. Пусть жена моя и дети до отвала поедят».
Навстречу ему старик с палкой.
— Куда ходил, мужик?
— А вот, — отвечает, — за один обед год работал. Что осталось, несу семье.