Буду тебе женой…»
Няня не любила эту песню. Говорила, что она очень грустная, напоминала ей юность.
Вспомнилось, как с соседскими мальчишками бегали в рощу мимо крестьянских домов и собирали чёрную, крупную, мясистую шелковицу. Ягоды — загляденье, с пупырышками, сочные и необыкновенно сладкие. Объедалась ею. Перемазанная от ушей до кончиков пальцев, я возвращалась домой. Няня сердилась и брюзжала долго, заставляла мыться. А я не любила. Агаша ставила на закрытой веранде корытце и поливала меня, приговаривая:
— Вот, так на человека станете похожи. А то — замарашка. Укутывала меня в простыню и несла в дом.
— Быстро переодеваться! Барышне не пристало вести себя, как крестьянским детям. Что скажет ваш батюшка, когда вернётся?
А я хихикала в ответ, мне было весело. Шелковица такая спелая, сладкая, сочная, необыкновенно вкусная, её сок на губах тонкой плёнкой подсыхал, я поминутно облизывалась. Какое непередаваемое послевкусие оставалось и услаждало душу! Настроение было превосходное. После этого обедать не хотелось. А няня бурчала:
— Гляньте-ка, что делает — не ест, возит вилкой по тарелке, размазывает, слыханное ли дело, нехорошо это, барышня.
«Господи, здесь я была такой счастливой. Какое чудное и незабываемое время осталось за плечами. Будет ли в моей жизни когда-нибудь что-нибудь подобное?» — Печаль заполонила душу и грузом сдавила, не было спасения от неё.
Я укладывала вещи, а мысли непрерывным потоком пробивали голову, барабаня, как дождь по крыше: «Мне предстоит научиться жить иначе. Привыкнуть к факту, что никогда больше я не услышу, как отец под настроение задушевно читает стихи матушке, а она ему в ответ подплывает лебёдушкой к роялю и исполняет один из любимых своих романсов. Мне предстоит ко многому привыкнуть. И всё же я верю, что придёт день и час, вновь вернусь в свою детскую обитель, где и поныне живёт дух нашей большой семьи. И даже если мне суждено весь век провести в одиночестве, хотела бы скоротать его в нашем имении». — Мой взгляд перескочил на другую полку шифоньера и натолкнулся на куколку.
«Батюшки, моя Танюша, старушечка из папье-маше. Не может быть. Сколько раз я беспощадно выдёргивала ей руки, изучая, откуда они растут, и следом начинала громко плакать, сопереживая куколке. Плотник Степан вставлял руки на место, приговаривая:
— Барышня, вы сделали своей подружке очень больно.
Отец, услыхав его слова, подхватывал и хвалил:
— Молодец, Степан, правду говоришь. Ниночка, учись дарить радость, боль и без тебя найдётся, кому причинить».
Я подошла к полке с книгами.
«Мои любимые сказки, матушка на ночь мне их читала. А вот эту книгу, — достала толстый потрёпанный том, — я прочитала тайком от родимой. В ней герой так сладко целовал героиню, что я краснела от макушки и до пяточек. А ещё…» — Я что-то вспомнила, но няня прервала моё уединение.
— Барышня, вы собираетесь в дорогу?
— Да, Агаша.
— Надолго покидаете нас?
— Не знаю. Погощу у Софьи Гавриловны. С Васильком наметили заняться поиском человека, из-за которого отец погиб.
— Что вы надумали? — переполошилась няня. — Выбросите из головы, не то не пущу.
— Будет тебе, Агаша. Я еще здесь. И там не одна буду, с Васильком.
— Знаю вас, и братца вашего знаю. Оба горячие. Чего доброго, задумаете ерунду этакую, а мне бессонные ночи коротать.
— Уговорила. Успокойся, Агаша. Погощу и вернусь, — слукавила я.
— Так-то лучше, барышня, Нина Андреевна. А что, крёстная не предлагала остаться в монастыре пожить немного? Она-то не позволила бы вам дурью этакой маяться.
— Нет. Сказала, что моё место в миру, в привычной обстановке.
— Правильно рассудила. Умная она у вас.
Няня приложила руку к губам и задумалась. Её лицо помрачнело.
— Боялась, останетесь там навсегда. Что я без вас делать буду? Пропаду от тоски.
— Видишь, вернулась живая и невредимая. Брось причитать понапрасну. Ну что ты пригорюнилась? — Я обняла Агашу.
— Побаиваюсь я затворнической жизни. Люди сказывали, что послушницы от тоски руки на себя накладывали. Топились, русалками становились или превращались в фей и жили в чащах лесных, зазывая юнцов. Завлекали их, и они оттуда не возвращались, — почти шёпотом договорила няня, будто открывала мне большой секрет.
— О Господи! Это ж кто такое сказывал? Ерунду говорят, и не стыдно тебе за ними повторять, выдумки всё это.
— Невестка — жена брата из деревни приезжала, она и сказывала.
— Неправду говорит твоя родственница. Выдумки всё это, — повысила я голос. — Наталья Серафимовна настоятельницей в том монастыре служит, ничего такого не рассказывала. Она бы точно знала.
— Барышня, вы не забывайте свой дом, возвращайтесь. Не то помру без вас с горя. Вашу матушку, царствие небесное, очень любила, поныне не сплю ночами, всё видится, что она здесь.
— Не пугай меня, Агаша. Ну что ты рыдаешь, никак хоронишь меня?
— Типун вам на язык, барышня. Что вы такое говорите, — разгневалась няня, фартуком промокая глаза.
— К брату еду. Погощу и вернусь. Напишу тебе, что и как.
— Дождусь ли весточки?
— Не плачь, пожалуйста, дождёшься, читать тебя научила, вот и жди. И моего возвращения тоже.
— Дай-то Бог, — перекрестилась Агаша.
О няне
Её привезли к нам зимним морозным днём. Худенькая, несуразная, боязливая, слова лишнего не скажет. К тому времени она успела поработать у наших родственников. Что-то у них не сложилось, не сладилось. Я не спрашивала у матушки. Кузен отца искал семью, куда пристроить няню. Матушке нужна была помощь. Отец поехал познакомиться. Увидел скромную, работящую, приветливую, очень добрую девочку-сироту и забрал к нам. Матушка была рада Агаше. В нашем доме она прижилась, стала незаменимой помощницей, позднее — моим лучшим другом.
Судьба ей выпала непростая. Мать погибла страшно — вилами её изувечил насильник, которому отказала, выйдя замуж за любимого. Отца уложила болезнь, в деревне не нашлось лекаря, а бабка, которая травяные настои готовила, отказалась входить в избу из страха заразиться. Так он и умер. Жила семья одиноко, родственников близких не нашлось, кто бы принял к себе девочку. Хорошо, случай помог. Из города приезжал купец по своим делам, его семье нужна была няня, вот он Агашу и забрал. Потом служила в доме у папенькиного кузена. Никто не знал, что у неё в деревне осталась первая любовь, вскоре слух долетел, что паренька того в рекруты забрали, так он оттуда и не вернулся. На всю оставшуюся жизнь заронилась печаль в сердце девичье.
Сестра отца
Княгиня Софья Гавриловна Боголюбова, в девичестве Ларская, в момент приезда племянницы достигла того душевного состояния, при котором дни протекают безмятежно, беззаботно и спокойно. Развлечения не очень жаловала. Общалась с теми людьми, с кем находила общий язык, и ей с ними было комфортно. Приглашений получала много, в выборе была довольно избирательна. А отправлялась исключительно к людям уважительным, учтивым, наперёд зная, что ожидает её приятная душевная обстановка. Княгиня посещала литературный салон, мастерскую чудесной мастерицы-вышивальщицы, которая с помощью бисера создавала красивые картины и плела необыкновенно нарядные кружева. Бывала в галереях, на выставках, в театрах и на балах, но дозированно и избирательно. Она рано овдовела. Её покойный супруг оставил ей немалое состояние, которое позволяло вести безбедную жизнь. Иногда София Гавриловна принимала участие в благотворительных акциях, больше для очистки совести, нежели из чувства патриотизма. Семью брата почитала, мою матушку очень любила и была дружна с ней. Памятуя о щедрости души княгини Ларской, стала помогать нуждающимся.
Тётушка встретила меня радушно. Накормила, напоила с дороги и отправила отдыхать. Вечерком мы с ней пили чай и вели неспешную беседу.
А вот узнаем, что будет…
— Душа моя, Ниночка, мой кузен, князь Орлов, в преддверии своего юбилея устраивает бал-маскарад.
— Матушка рассказывала, там очень весело. Все спрячутся под масками и не узнают друг друга.
— На то он и маскарад, чтобы повеселиться. Ты хочешь со мной поехать? Я в твоём возрасте выезжала с родителями. А ты после трагических событий сидишь одна. Развеяться надобно. Не дело это. — Княгиня как-то странно посмотрела на меня. — Брюнетка с бирюзовыми глазами кого угодно может покорить и свести с ума, — многозначительно и кокетливо произнесла она. — Садись, я тебе погадаю.
— Вы умеете?
— Да, балуюсь иногда и в драгоценных камнях толк знаю.
У каждого камня своё предназначение. Твой камень — бирюза, и гадать на кофейной гуще не надо. Пойдём в мою комнату, там у меня с некоторых пор поселился сундучок с секретами, — заманивала меня Софья Гавриловна и отвлекала от грусти.
— Как интересно. Тётушка, вы колдуете?
— Не совсем так, но кое-что могу.
Мы вошли в комнату, в центре которой стоял большой круглый стол, над ним висел красный абажур с бахромой, создавая в комнате полумрак. На столе лежали карты, лёгкий дымок змейкой взвивался вверх от зажжённых свечей. Комната пропиталась ароматом благовоний. Тётушка приподняла скатёрку, наклонилась и достала пузатый сундучок с застёжкой.
— Садись, чего стоишь? Не бойся.
Я присела.
— По глазам всё вижу, убедиться хочу.
— Что именно видите, тётушка?
— Не торопись, племяшечка. — Княгиня разложила карты и, сосредоточенно глядя на них, что-то тихо бормотала.
— Слушай и запоминай. Враг твой, тот, которого ты разыскиваешь, близко. — От её интонации и пронзительного взгляда меня зазнобило. — Очень близко, ты скоро увидишь его.
— Где? — вырвалось у меня.
— Повторяю, князь Орлов Дмитрий Станиславович на неделе даёт большой бал-маскарад.
— Не томите, Софья Гавриловна. А то не выдержу от нетерпения.
— Твой враг там будет.
— Как я его узнаю?
— Ваша встреча близится.
— А узнаю-то как? — громче спросила я.
— Сердце подскажет.
— Загадками говорите.
— Мы сошьём тебе платье новое под цвет глаз. Наденешь его и будешь неотразима. Бирюзу бы найти — новый камень и не запятнанный. Трудное это дело. Он бы сделал, что ему полагается — притянул врага твоего. Поспрашиваю у коллекционеров, авось где и отыщется новенький камешек. Займусь с утра. Завтра же поедем к моей модистке. Она — кудесница, прекрасные наряды шьёт.
— Благодарю вас. Но он — зло…
— Он — сущее зло, права ты, племянница. Надеюсь, найду твой оберег — бирюзу, будешь защищена. Бояться не надо. Но в любом случае будь осторожна. Видит Бог, плохой человек, душа в чёрных пятнах.
— Хуже не бывает.
— Гляжу, глаза горят, ты, чай, не задумала с ним покончить?! Признавайся, — повысила голос княгиня и впилась в меня глазами. — Не смей, слышишь! И не думай даже. Он не стоит твоих страданий. Для этого есть закон и те, кто ему служит, их это дело. А ты душу не пачкай. Вся жизнь впереди.
Я опустила глаза. Софья Гавриловна разгадала мои намерения. Душа требовала отомстить убийце за родителей и сестру. О последствиях не задумывалась. Искушение бередило, изламывало душу. Она изнывала от нетерпения.
Подготовка
Бирюзу — чистый камень — найти не удалось. Но Софья Гавриловна не отчаялась, переключилась на другие заботы. Предусмотрела все детали моего туалета. Мы съездили с ней к модистке. Та, выслушав тётушку, сказала:
— Княгиня Софья Гавриловна! Мы с вами знакомы много лет. Вы знаете, я советую только из лучших побуждений, очень хочется, чтобы наряд получился непревзойдённым.
— Людмила Вячеславовна, я вам доверяю больше, чем себе в выборе туалетов, тканей, украшений. Говорите, не то мы от нетерпения заскучаем.
— Слушаюсь. Я знала, что вы правильно меня поймёте. Благодарю вас за доверие.
— Людмила, я много лет заказываю у вас и убедилась, что вы мастерица хорошая и человек порядочный, который никогда не подводит.
— Благодарю. Рада служить вам. Не волнуйтесь, всё сделаю, чтобы вы были довольны, как всегда.
— Знаю. А что подсказать хотели?
— Не настаиваю, выскажу всего лишь предположение с вашего позволения.
— Да, пожалуйста.
— Вашу племянницу для бала-маскарада нужно нарядить в костюм Царицы Ночи. Мало того, что это очень привлекательный наряд, я украшу его меленьким бисером по кромке и топазами в виде звёздочек на нижней части платья. Девочка в нём будет неотразима. А платье под цвет её бирюзовых глаз… — Модистка посмотрела на меня загадочно. — Подскажите, милая барышня, когда у вас день рождения?
— Восьмого ноября.
— Обещаю, преподнесу вам ко дню рождения. Надеюсь, вы задержитесь в Петербурге?
— Не могу сказать, от обстоятельств зависит. У нас с братом намечены дела.
— Хорошо. Сошью сразу после наряда для бала-маскарада. В любом случае это будет мой вам подарок на счастье.
— Сердечно благодарю вас, Людмила Вячеславовна.
— Не смущайтесь. Ваша тётушка знает: люблю дарить людям наслаждение, особенно любимым и постоянным клиентам.
— Совершенно так, подтверждаю. Повезло тебе, племянница, хорошая память останется о пребывании в Петербурге.
— Вне всяких сомнений. Вы правы, тётушка.
— Один штрих для полноты картины, если позволите? — Взгляд модистки интриговал нас.
— Слушаем вас.
— Посоветую припудрить передние пряди волос, остальное можно оставить без изменения, либо уложить на макушке в локоны. Так вы будете выглядеть достовернее, соответствовать образу и наряду.
— Учтём. Спасибо, Людмила. Дома пудра найдётся, — приняла совет тётушка.
— Первостепенные вопросы мы решили, определились в планах, теперь приступаем к делу, — настраивалась модистка.
Бал-маскарад
Через неделю посыльный доставил два больших увесистых пакета, поочерёдно внося их в дом.
— Тётушка Софья Гавриловна, наряды прибыли, — весело оповестила я, вбежав в гостиную. Тётя дочитывала корреспонденцию. Она сняла пенсне, перевела на меня задумчивый взгляд и ответила:
— Вот и хорошо. Теперь мы точно попадём к Орлову на бал.
В ответ на её слова я закружилась и запела.
— Я очень рада, дорогуша моя, ты наконец повеселела.
Приехали мы к назначенному часу.
Прямо у входа в дом громко звучала музыка, все двери были распахнуты навстречу гостям. Дом утопал в атрибутах маскарада. Развешанные под потолком гирлянды, серпантин на цветных нитях, маски героев из спектаклей и книг настраивали на определённый лад. В вестибюле в углу был накрыт стол с прохладительными напитками, фруктами, десертами для тех, у кого возникнет необходимость освежиться и отведать угощение. В зале под аркой расположился оркестр.
Мы сняли верхнюю одежду и отдали слугам. Прошли через просторный вестибюль, в котором нас приветствовали устроители бала-маскарада — сам граф Орлов с супругой. Оттуда сразу попали в большой танцевальный зал, в центре которого шикарная лестница, извиваясь, уводила наверх. На втором этаже тематика в оформлении помещения отличалась, устроителями были задействованы иные мотивы. Пары в масках и маскарадных костюмах кружились в танце. Все улыбались друг другу. У гостей было праздничное настроение, и это ощущалось во всём.
— Сударыня, позвольте вас пригласить? — Передо мной выросла грузная фигура в маске, накидке и высоких сапогах. Костюм был выдержан в тёмных тонах, шляпа с широкими полями и пером прикрывала волосы. Лицо разглядеть не смогла, его полностью скрывала массивная маска, и только прорези выдавали глаза мужчины, метавшиеся из стороны в сторону. Он нервничал и всё же протянул мне руку. Я посмотрела на тётушку, она подала мне знак. Намёк её явился сигналом к действию. Пересилив себя, я прикоснулась к его ладони и почувствовала, что она влажная. Матушка говорила, что это признак неуверенных в себе людей. И в этот миг я заметила на его безымянном пальце украшение — фамильный перстень моего отца, его подарил моему папеньке дед. Отец берёг эту реликвию и никогда не расставался с ней. Мимолётом уловила: под миниатюрной крышечкой нет камня. Мне стало нехорошо. Лицо горело, тело лихорадило.
«Как у незнакомца мог оказаться перстень моего отца? Снять его он мог только с умершего. — У меня так забилось сердце, оно вылетало из груди. — Убежать подальше и не дознаваться…» Всё настроение тут же померкло.