За мостом дорога пошла в гору довольно круто ("Вот тебе и пологая горка!" – удивился Максим), а потом извозчик свернул на подобие бульвара, по которому лошади бойко тянули по рельсам вагоны – конный трамвай, конка! Но подъем становился все положе, извозчик свернул вправо и этот переулок уперся в новенькое шестиэтажное здание абсолютно европейского типа.
— Вот и наш Пера-палас! – воскликнул Альбер, сунул извозчику банкноту в 5 курушей и первым сошел на тротуар перед отелем. К нему тотчас подошел обычный швейцар, о чем-то спросил и махнул рукой тут же крутящемуся носильщику. Тот схватил оба чемодана из шарабана и понес за будущими постояльцами в отель.
Вестибюль поразил даже видавшего виды Городецкого: обширный, высокий, драпированный бордовым плюшем, уставленный обширными креслами, меж которыми стояли журнальные столики с кипами газет на них, а также единичные пальмы в кадках. В дальнем конце холла виднелись двери в ресторан. Портье за стойкой, видимо, узнал Альбера и обратился к нему на французском языке. В какой-то момент понадобился и паспорт Макса, в который портье вцепился и спросил по-немецки: – Так Вы из Австро-Венгрии, герр Городецки? Желаете поселиться отдельно?
— Нет, – был краток и лучезарен Макс. – Мы с мсье де ла Мотом желаем жить вместе. Пуркуа па?
— Я, я, натюрлих, – засмущался портье и выдал им по ключу от номера 4-14.
Номер, впрочем, оказался скромным: вдоль его стенок вплотную к окну стояли две кушетки, накрытые пледами, а в их изножьях – по креслу. Из узенькой прихожей можно было попасть в туалет с унитазом и ("О счастье! – подумал Макс) в душевую. В прихожей были два узких шкафа для одежд и телефон на полочке. Все.
— То есть завтракать, обедать и ужинать мы будем обязаны в ресторане, – предположил Макс.
— Никак нет, – засмеялся Альбер. – Можно все заказывать в номер и нам привезут это "все" на колясочке. Жаль только, что это будет гарсон, а не боннэ. Впрочем, что Вы имеете против ресторана? Там как раз бывают очень пикантные постоялицы….
— Боюсь, что я в отеле буду только завтракать, – сказал Городецкий. – Моя работа предполагает контакты, контакты и контакты. И днем и вечером – где-нибудь в ресторане…
— Никогда не думал, что продажа автомобилей – такое утомительное занятие. Бросьте ее, становитесь журналистом. У Вас получится, уверяю. Человека, владеющего словом, сразу видно….
— Журналистов нередко вызывают на дуэль, особенно у вас, во Франции. А иногда просто убивают – как в Италии или Германии. Я, признаться, боюсь вида крови, а от мыслей о смерти меня бьет озноб.
— Не похожи Вы на труса, – протянул Альбер, пристально его разглядывая. – Это я тоже наловчился понимать…. А кстати, как Вы собираетесь продавать автомобили? На пальцах что-ли или по фотографиям?
— Мой образец едет сюда по железной дороге, – пояснил Максим. – Через день я надеюсь его выгрузить и покатать Вас по Стамбулу.
— Ну что Вы! Мне вполне хватит конки с извозчиками. Тем более что мой режим: несколько часов беготни, а потом писанина в номере. Ну а вечер я оставляю только для удовольствий.
— Что ж, можете предаваться этим удовольствиям здесь, часов до десяти-одиннадцати вечера. В любом случае я буду предварительно звонить.
— Как повезло мне с соседом, как повезло!
Глава тридцать шестая. Нечаянная встреча
Первый визит Городецкий собирался сделать послу Австро-Венгрии в Стамбуле, маркграфу Иоганну фон Паллавичини (генеалогически маркизу Джованни Паллавичини). Но предварительно позвонил.
— Из телеграммы эрцгерцога я понял, что наша встреча должна быть конфиденциальной? – спросил посол. – Тогда прошу навестить меня приватно, дома, часов в семь вечера. Вы, надеюсь, ужинаете в это время? Вот и хорошо.
Макс позвонил на железнодорожную станцию и после долгих переговоров на нескольких языках выяснил, что товарный состав из Вены уже пришел и что он может забрать свое авто. "Вот это отличная новость, – порадовался он. – Умели в те времена работать четко по графику". Он поехал на станцию Истанбул-сортировочная и там малость побегал, прежде чем спустил свою "ласточку" по доскам с платформы. Заправиться, к счастью, удалось здесь же, хотя бензин пах как-то странно. Зато когда он, миновав Галатский мост, стал мощно взбираться по булыжной мостовой в район Пера, в сердце его поселился кусочек радости. Подкатив к отелю, он прошел к стойке портье с намерением позвонить Альберу в номер, но всеведущий консьерж отрицательно мотнул головой в знак того, что номер пуст.
Тогда он чуток подумал, откинул верх и поехал в исторический центр, где неспеша поднялся к ограде дворцового комплекса Топкапы, проследовал до омусульманенного храма святой Софии, постоял там немного, проникаясь византийским величием, и поехал к Голубой мечети, не менее грандиозной, но абсолютно мусульманской. Потом побывал на Ипподроме, добрался до Большого базара, но, убоявшись толп, пустился обратно, объехал его по боковым улицам и попал к медресе (будущему Стамбульскому университету), зажатому мечетями халифов Баязида и Сулеймана. Потом спустился к Золотому Рогу и обнаружил там Египетский базар специй. Поколебавшись, он накинул на автомобиль крышу, запер двери и сделал уже шаг в направлении базара (хотел поискать мумие), как одумался: по возвращении можно было остаться без дворников, фар, а то и без колес. "На фиг, на фиг мне такое счастье! Приеду сюда с Альбером как-нибудь, он посторожит".
Держа курс на Новую мечеть (которая, он помнил, возвышалась над южным концом моста), Макс переехал в Галату, но взял курс вправо, вдоль берега – где-то там (он помнил по спутниковой карте) стоял дворец Долмабахче, в котором были воспитаны многие нынешние персоналии: и сам султан Абдул Хамид, и его братья и сестры, и мятежный принц Сабахаддин. Вскоре, и правда, справа потянулось двухэтажное здание европейского типа (метров 10 в высоту), но с неуловимыми глазу (с расстояния в 100 м) арабесками. В его центральной части высота этажей возросла вдвое и к улице сбегало парадное крыльцо – вероятно, здесь был тронный зал. Напротив дворца был разбит сад, который и огибала улица. А напротив въездных ворот в этот сад, на другой стороне улицы располагалась кофейня – уютная, как большинство кофеен Стамбула. Макс решился, остановил машину возле кофейни и вошел в нее.
Посетителей в кофейне почитай, что не было: то ли час был послеобеденный, то ли их отпугивало соседство с султанским дворцом. Макс заказал чашечку кофе, к которому ему подали стакан холодной воды и предложили еще трубку с табаком. От трубки он отказался, сел на выходе (с целью видеть свою машину целиком) и принялся смаковать жутко крепкую и горькую жидкость. Вода оказалась очень кстати и в такой комбинации кофе ему понравилось. Главное, что откуда-то пришла бодрость и одновременно отстраненность от реальности. Захотелось вспоминать стихи и, глядя на клонящееся к западу солнце, он стал читать вполголоса:
— Айн фреляйн штанд ам мэерэ
Унд зойфтце ланг унд банг
Ес фрюрте зи зо зэере
Дер зонненунтерганг…
Вдруг перед въездом в сад затормозил открытый автомобиль с шофером, из которого выпрыгнула решительного вида девица с открытым лицом (!) и в шелковых желтых шальварах, наполовину прикрытыми желтым же платьем и направилась к автомобилю Максима. Никого через стекла внутри не увидев, она подняла голову, встретилась взглядом с Максом и опять-таки решительно пошла к нему. Взойдя на низкую террасу ("Лет 17–18" – решил он), девушка спросила его в упор по-французски:
— Это Ваш автомобиль? Вы из французского посольства? Хотя я вроде бы всех там знаю…
— Вы не ошиблись и ошиблись, ханум, – уважительно-ласково сказал Макс на том же языке. – Вуатюр действительно мой, но к посольству Франции я отношения не имею. Я демонстрирую подобные машины с целью дальнейших продаж.
— Правда? – загорелось лицо у турчанки, – Я хотела бы иметь такое авто! Продайте его моему деду!
— Увы, ханум, это модель. Она не продается.
— Смотрите, мсье, дед может рассердиться.
— А кто у нас дед? – спросил Городецкий, уже догадываясь.
— Великий халиф и султан нашей империи Абдул Хамид!
— Ого, – сказал попаданец. – Боюсь, боюсь, боюсь.
— Как-то Вы небоязливо это говорите, мсье….
— Мне кажется, Ваш дед очень разумный человек и согласится чуточку подождать, пока я сделаю заказ в свою кампанию и получу по железной дороге новое авто – значительно новее этого.
— Но мне хочется покататься на нем как можно скорее!
— Нет ничего проще, ханум. Садитесь рядом или сзади, я могу откинуть верх, и мы поедем, куда Вы пожелаете. Только не более часа, так как у меня назначена на вечер встреча.
— С дамой?
— Вы удивительно прозорливы, пти-фил. Боюсь только, что с этой дамой рядом будет ее муж. Но прошу Вас, принцесса, сядьте напротив. Или мне придется встать.
— Да сидите, сидите, – махнула рукой девушка, села на краешек стула и продолжила расспросы:
— А если бы рядом не было мужа, что бы Вы предприняли?
— Я мог бы призадуматься: почему его нет рядом? А вдруг он не вовремя вернется? Так ли уж нравится мне эта женщина?
— Фи! Какой Вы скучный мужчина! Или Вы надо мной подшучиваете?
— Над внучкой султана? Упаси бог! Вот вместе с Вами я бы с удовольствием посмеялся…
— Над чем?
— Да вот был будто бы такой случай: султан зашел к визирю и видит, что тот играет в шахматы с собакой.
— Какая умная у тебя собака! – удивился султан.
— Да не очень. Счет-то 3:2 в мою пользу….
Наградой Максу за эту детскую байку стал искренний, раскатистый смех девушки. Отсмеявшись, она спросила: – А еще смешные случаи Вы знаете?
— Есть случай из европейской жизни. Жена давно требовала от мужа купить новый шкаф в спальню. В один из рабочих дней его доставили, но в разобранном виде. Она покрутилась вокруг этих досок и решилась обратиться за помощью к соседу, профессору университета лет сорока. Тот явился, довольно быстро собрал шкаф, но тут мимо проехал трамвай и шкаф рассыпался. Сосед снова его собрал, но история при проезде трамвая повторилась. Ругнувшись про себя, он в третий раз собрал шкаф и залез внутрь, чтобы понять, что в нем не так. Тут, конечно, вернулся муж с работы, увидел собранный шкаф, удивился, тотчас его открыл и обнаружил соседа.
— Что Вы здесь делаете, профессор? – грозно спросил он.
— Вы не поверите: трамвай жду….
— А-ха-ха-ха-ха! – залилась вновь смехом турчанка. – Ждет трамвай! Профессор! И рядом чужая жена в пеньюаре! Ох, я давно так не смеялась! Но вообще мне немного им завидно: вот она, свободная жизнь! Позвала чужого мужчину, тот ей бескорыстно помог и ничего за это не попросил: в голову не пришло. О Аллах! Будем ли мы когда-нибудь жить так же!
— Несомненно, – авторитетно заявил Макс. – Лет через 30–40, наверно. Вы будете ходить в брючном костюме, водить машину и, может быть, аэроплан, а Ваши дети будут учиться в университете на врачей, инженеров и учителей. В том числе и девушки, на равных основаниях.
— В брючном костюме? Я, конечно, мечтаю об этом, но платья мне все же нравятся больше.
— Будут и платья, самые разнообразные: от макси (то есть в пол) до мини (выше колен).
— Выше колен? Аллах милосердный! Не может быть!
— Может и будет, – продолжал настаивать странный иноземец. – Это будет всеобщая европейская мода. Еще в моду войдут массовые спортивные состязания, загар на свежем воздухе, прилюдные купания и похвальба друг перед другом не нарядами, а подтянутыми, изящными обнаженными телами – особенно у женщин.
— Да откуда Вы это знаете?
— Читаю прогнозы футурологов и верю им. Некоторые прогнозы осуществляю сам: например, полеты в небе.
— На аэропланах?!
— На парусах, мадмуазель. Если Вам интересно, я могу такой полет продемонстрировать. В любое удобное для Вас время.
— Машаллах! Я не верю своим ушам! Но я верю своим глазам: а они твердят, что Вы говорите искренно. Благодарю судьбу, что она привела меня сегодня в Долмабахче и подарила встречу с Вами. Как Ваше имя, мсье?
— Максим Городецкий, гражданин Австро-Венгрии.
— Вы поляк? Мне говорили, что поляки крайне заносчивы….
— Мы бываем заносчивы с мужчинами, с женщинами только галантны. Но могу ли я узнать Ваше имя, принцесса?
— Я – Фатьма Нуреддин ханум султан, дочь Зекие-султан, первой дочери халифа Абдул Хамида.
Глава тридцать седьмая. Атака на чету Паллавичини
На ужин к Паллавичини Максим чуть не опоздал. Впрочем, "чуть" не считается, и Макс поздравил себя, разыскав район Шишли и посольство Австро-Венгрии за десять минут до семи часов. Лакей в расшитой золотом ливрее проводил его до дверей квартиры посла, вошел вперед, доложился и открыв дверь, пригласил гостя войти. В квадратной гостиной размерами под 25 м2 его ожидал в кресле пожилой, но подтянутый человек страшно похожий на кинорежиссера Говорухина! Удивление Макса не прошло мимо внимания посла, и он спросил по-немецки, поднимаясь с кресла и протягивая венскому посланцу руку:
— Вы меня узнали? По фотографиям?
— Но, эччеленца, – ответил почему-то по-итальянски Городецкий. – У вас в мире есть двойник, которого я видел как раз на фотографиях. Он живет в России и собирается снимать кино.
— Собираться можно долго, – перешел на итальянский Паллавичини и добавил: – Вы уверенно говорите на итальяно, хотя со странным акцентом, который мне трудно определить. Может быть, греческий?
— У меня много корней и много языков, которые я могу назвать родными – отсюда и странные акценты на всех прочих. Я полиглот.
— Мне написали об этом, – сообщил посол. – А также о том, что Вы чрезвычайно способны и в других видах деятельности и к тому же очень контактны. Может быть Вы и здесь успели наладить какие-то контакты?
— Два, – сказал Макс. – Один с французским журналистом Альбером де ла Мот из "Тан"…
— Знаю такого. Симпатичный человек, но подозрительно много перемещается между Парижем и Стамбулом. Возможно, работает на французскую разведку. А второй контакт?
— Принцесса Фатьма Нуреддин.
— Любимая внучка султана? Поразительно, молодой человек, поразительно! Но контакты бывают разные, в том числе просто визуальные….
— Мы подружились и договорились встречаться. Начать предполагаем завтра.
— Пер Бакко, это чудо из чудес! Что Вы для этого сделали?
— Заинтересовал, рассмешил и поразил.
— Ну да, это же классический съем молодой легковерной девушки. Надеюсь, эротических мыслей у Вас в направлении принцессы не появилось?
— У меня нет, но за Фатьму не ручаюсь. Девушкам нужна атмосфера влюбленности, они ей питаются.
— Это да. Но нам пора идти за стол, а то Джорджина меня заклюет перед сном. Наговоримся после ужина.
В столовой вокруг стола плавно сновали две женщины лет за сорок: служанка и госпожа – одна полная, другая статная. Завидев мужчин, служанка передвинулась в торец стола, к закрытой фаянсовой кастрюле, а госпожа еще более выпрямилась, секунд в пять рассмотрела гостя и переместила глаза на мужа, сменив их выражение с изучающего на требовательное.
— Герр Городецки, – чопорно произнес хозяин по-немецки, – позвольте представить мою жену, Джорджину, урожденную Рид Кроу, дочь английского дипломата.
Фрау Паллавичини слегка кивнула, как бы подтверждая вышесказанное и вновь посмотрела на гостя – уже с выжидательным выражением лица. Макс вздохнул (внутри себя) и тоже представился:
— Максим Городецкий, житель Галиции. Я сын трех господ: один меня породил, другой усыновил, третий воспитал. В Вене я известен как начинающий драматург.
— Я читала об успехе Вашей пьесы, – вновь кивнула Джорджина. – Только я думала, что к нам придет какой-то другой Городецкий, дипломат.
— Меня убедили, что в новом веке дипломатия станет изощреннее, причем на первой стадии переговоров более убедительным может оказаться любой разумный человек, добившийся известности. Для подтверждения этого тезиса на переговоры с султаном был отправлен я.