Они еще о чем — то тихо переговариваются, а я смотрю на колесо обозрения — такое высокое, так любимое мной. Столько воспоминаний разом врываются в мой разум, и я украдкой смахиваю подступившие к глазам слезы. Вспомнила папу, с которым так часто приходила в детстве в этот парк, как он катал меня на этом колесе, а я на самой верхушке становилась ногами на сидение и, раскинув руки в стороны, кричала, как люблю этот мир. Папы давно уже нет, но память о нем всегда в моем сердце — самое малое, что могу для него сделать — помнить о нем.
— Хоть ты и доказала, что девушка — самостоятельная, но так быстрее, — смеется Филин и снова подхватывает меня на руки.
— А я думала, тебе надоело меня тягать, — говорю и утыкаюсь носом в его куртку.
— Тоже удумала "надоело", просто решил дать тебе небольшую передышку.
Фил доносит меня до колеса и, отцепив одной рукой цепочку, заграждающую кабинку аттракциона, помогает присесть и сам пролазит следом. Потом машет рукой невидимому Клоуну, и сильное жужжание нарушает тишину зимней ночи — значит, аттракцион заработал.
Как всегда, дух захватывает от предвкушения, словно я снова маленький ребенок. Не знаю, какими словами выразить признательность Филу — никогда не думала, что смогу испытывать такие эмоции: настоящего по-детски чистого и ничем не замутненного счастья.
— Тебе нравится? — спрашивает Филин, когда наша кабинка медленно, но уверенно начинает подниматься вверх, к самим облакам. — Я угадал с аттракционом?
— Не то слово, — говорю, чувствуя, как Фил одной рукой обнимает меня и мягко прижимает к своему телу. Позволяю себе расслабиться и ложусь ему на грудь. Не знаю, что будет между нами завтра, но сейчас он рядом, а большего и не нужно.
— Тебе все еще интересно узнать, что случилось с Клоуном? — тихо спрашивает, и у меня перед глазами возникает образ искалеченного мужчины.
— Ты еще спрашиваешь? Конечно! — надеюсь, что он действительно согласен рассказать.
— Это долгая и довольно печальная история, — вздыхает Филин. — Готова слушать?
— Не томи! — прошу, сгорая от любопытства, и ерзаю на сидении.
— Двадцать пять лет назад жил в нашем городе мальчик Миша, — начинает Фил свой рассказ, а я задерживаю дыхание, не желая пропускать ни единого слова.
Молодой и энергичный, родившийся в тотальной бедности многодетной семьи, Миша хотел для себя другого будущего. О, нет! Ни за какие коврижки он не согласен был больше голодать и донашивать портки за старшими братьями. Он хотел носить лучшие костюмы, обедать в лучших ресторанах и иметь в своей постели самых красивых девушек — таких, от взгляда на которых, стыла бы кровь. Миша искал возможности осуществить свою мечту о богатстве, а тот, кто ищет —
всегда находит.
Парень открыл свой бизнес — где-то покупал, что-то продавал. В общем, крутился, как белка в колесе, потому что по-другому просто не мог. Что и говорить? Он был талантливым бизнесменом. И лучшие красавицы падали к его ногам, и сильные мира сего готовы были заключать с ним выгодные сделки, уважали и считались. Но однажды Миша влюбился. Да так сильно, что от любви той спасу не было никакого. Ну что тут плохого? Люби и будь любимым —
живи и радуйся. Да только избранница попалась ему не самая обычная, а жена одного видного деятеля. И не была бы наша история такой печальной, если бы красавица эта не ответила на Мишины чувства. Но она, на беду нашего героя, тоже воспылала любовью, да такой всепоглощающей, что готова была мужа своего, толстого и старого, оставить, а с Мишей закружиться в танце вечной страсти и любви.
Только не любят некоторые, чтобы им рога наставляли. И тот муж, чья жена так приглянулась нашему герою, тоже не захотел диким сайгаком по городу бегать.
Обломил он свои рога одним решительным движением и исполосовал ими лицо нашего Михаила. Так, чтобы он уже никогда не то, что не смог, а даже и не подумал кому-то там улыбаться или глазки строить.
— Но он же мог сделать себе пластическую операцию? — спрашиваю, когда Фил заканчивает рассказывать о трагедии, изменившей жизнь человека. Это так ужасно, настолько больно, что дышать трудно. Никогда не понимала такой неоправданной жестокости.
— Мог, конечно, если бы деньги были, — вздыхает Филин. — Но муж той женщины, дико разъяренный произошедшей ситуацией, не выпускал Мишу из подвала, пока травмы не зарубцевались. За это время, что он находился в неволе, истекая кровью и мучаясь от боли, его счета обнулили, так что на свободу Клоун вышел абсолютно бедным человеком. А с лицом, будто сошедшим со страниц комиксов о Джокере, как ты понимаешь, сложно что — то заработать.
— Печально, — вздыхаю, представив, что пережил Клоун за ту неделю, что его держали в подвале. — А вы откуда знакомы?
— Он как — то раз бросился мне под колеса, — слышно, что Филу тяжело вспоминать те события. — Хотел покончить с собой и выбрал меня в качестве своего убийцы, да только номер не прошел. Помню, выскочил на дорогу, чуть было не отметелил самоубийцу. Веришь? Я в ярости был! Но когда увидел, сколько боли в его глазах, да и вообще, посмотрел на обезображенное лицо мужика, то понял, что человека спасать нужно.
— Спас?
— Ну, как видишь, живой и даже адекватен, значит спас, — смеется Филин, и снова мурашки бегут по коже.
Мы сидим, не говоря больше ни слова, а колесо обозрения медленно, но верно приближает нас к звездам.
20. Визитёр
Мы катались несколько часов, пока меня не начало мутить. Я, конечно, в восторге от колеса обозрения, но, как оказалось, у всякой любви есть свой предел. У любви к аттракционам так точно.
Когда подъехали к моему дому, увидела свет, горящий на кухне — значит, Серж спать не ложился, ждал меня. Немного неловко, что заставила брата волноваться, даже ни разу не позвонила. Но, с другой стороны, я уже достаточно взрослая, чтобы самой распоряжаться своим временем. Тем более, не просто гуляла, а работала.
— Останешься ненадолго? Выпьешь хоть чаю? — лелею робкую надежду, что Фил задержится сегодня, останется рядом, но он непоколебим в своем желании не торопиться.
Вхожу в квартиру, и дверь за мной захлопывается. Ожидаю услышать быстрые шаги спускающегося по лестнице Филина, но за дверью тишина, как будто он не торопится уходить.
— Птичка, поверь, — слышу приглушённый голос с той стороны двери, — я не нужен тебе. Со мной сложно, я умею только рушить: души, судьбы. Во мне нет ничего хорошего. Но, черт возьми, как бы мне хотелось верить, что кто-то еще способен испытывать ко мне что — то светлое. Но улетай от меня, Птичка, я сломаю тебя. А мне бы не хотелось причинить тебе хоть каплю боли — ты слишком для этого прекрасна.
Не успеваю ничего ответить — слова застревают в горле, а он уже бежит вниз по лестнице, громыхая цепями на голенищах.
— Вернулась, блудная сестра, — ухмыляется Серж, потирая красные от усталости глаза. — Думал, сегодня и не увижу тебя уже.
— Почему не ложился? — спрашиваю, сглатывая подступившие к горлу рыдания. — Тебе же на службу возвращаться, а ты как зомби.
— В первый раз, что ли? — смеется брат, сложив мощные руки на широкой груди. — Расскажешь, как все прошло? Тебя не обижали? А то ты грустная какая — то…
— Просто устала, не обращай внимания, — пытаюсь говорить как можно спокойнее, хотя сейчас у меня одна мечта — остаться наедине со своими мыслями и, наконец, понять, в какой чертов переплет я попала.
— Иди, отдыхай, — говорит Серж и подходит, чтобы помочь раздеться. — Может, кушать хочешь? Или кофе сварить? Будешь кофе?
— Знаешь, наверное, буду, — киваю и наклоняюсь, чтобы снять кроссовок. — Даже, если потом и не смогу уснуть, черт с ним.
— Симпатичные носочки, — хмыкает Серж, указывая рукой на мои ноги. — Подарок или сама ночами бессонными вязала?
— Отстань, — смеюсь, избавившись, наконец, от обуви. — Делать больше нечего, только вязать и остается.
Поднимаю с пола костыли, которые так и лежат тут все то время, что меня не было. Будь я в конец романтической дурочкой, сейчас бы развела целую историю о том, что они еще хранят тепло от прикосновения к ним Фила, но жизнь — не любовный роман и костыли — только лишь костыли.
Ковыляю на кухню, а из головы не идут слова, сказанные Филином на прощание. Он испортит мне жизнь? Как будто мое унылое существование можно чем-то испортить.
— Ты так и не рассказала, как все прошло, — спрашивает Серж, ставя передо мной чашку с кофе. Ароматный дымок поднимается над напитком, а я вспоминаю, как тайком вдыхала запах сигарет, что курил Фил. Незаметно трясу головой, чтобы хоть как-то избавиться от навязчивых, отравляющих душу воспоминаний.
— Нормально прошло, — отвечаю, думая о своем. — Кучу фоток наделала, с интересными людьми познакомилась. Все замечательно.
— Что-то по тебе не скажешь, — вздыхает брат и хмурится. — И еще от тебя алкоголем пахнет…
— Вот только не начинай! — вскрикиваю, потому что у Сержа настоящая паранойя насчет веселящих веществ. — Выпила всего одну бутылку пива, что тут такого?
— Да ничего, конечно, только зачем?
— Затем, что мне нужно было расслабиться и немного успокоиться.
— Что там такого происходило, из-за чего ты разнервничалась?
— Серж, ты еще протокол дознания начни вести! — если он продолжит гнуть свою линию, то я за себя не ручаюсь. — Прицепился, как пьяный до радио.
— Ладно, проехали, — говорит и делает глоток кофе. — Но они там точно приличные люди?
— Наградил бог холерой в твоем лице, — вздыхаю, согревая замерзшие руки о горячую чашку. — Мне замуж ни за кого там идти не нужно и детей не крестить. Выполню свою работу и дело в шляпе. Не волнуйся, я могу за себя постоять.
— Верю, мелкая, — произносит и, улыбаясь, треплет меня по голове. — Я завтра к себе переезжаю, точно сама справишься?
— Все будет хорошо, — уверяю и допиваю свой кофе. — Ладно, пойду, прилягу, а то поздно уже.
И, не дожидаясь ответа, как можно быстрее ухожу из комнаты — не хватало, чтобы Серж и дальше продолжал свой допрос. Ни о чем я не готова ему сейчас рассказывать — как бы ни были с ним близки, он все-таки мой старший брат и многого просто не поймет. А объяснять нет ни желания, ни сил.
Раздевшись, ныряю под одеяло и долго думаю о том, что сегодня произошло. Столько событий за один вечер не переживала никогда — знакомство с таким количеством неординарных личностей, посиделки в мастерской, та девушка, ночной парк, Клоун и его печальная история. Это было так прекрасно… и грустно. Никогда ничего подобного не испытывала — даже и не догадывалась, что способна на такие чувства.
В сон провалилась совершенно незаметно и по ту сторону реальности долго еще видела черные глаза, сияющие во тьме, указывающие дорогу туда, куда для меня хода не было — в мир Филиппа.
Звонок в дверь, противный и назойливый, пугает и засталяет распахнуть глаза. Липкий сон, мучивший всю ночь, постепенно теряет власть над мной. Некоторое время лежу, не в силах понять, кто я и где нахожусь. Голова гудит, а на душе как-то неспокойно. И еще этот нежданный гость, что звонит сейчас за дверью, будто я кого-то из соседей затапливаю. Лежу и не собираюсь подниматься — кто бы это ни был, пусть проваливает. Наконец, непрошеному гостю надоедает наяривать в дверной звонок, и противный звук затихает. Только собираюсь перевернуться на другой бок и продолжить прерванный сон, как оживает мой мобильный. Нащупываю рукой назойливый, трясущийся в вибрационном припадке, аппарат и не верю своим глазам.
— Кир, зачем ты звонишь? Что-то случилось? — вот кого-кого, а этого я точно меньше всего хочу видеть.
— Меня шеф послал передать тебе кое-что и узнать о твоем самочувствии, — мямлит абонент. — Ты дома?
— Так это ты мне в дверь трезвонил?
— Точно, — после маленькой паузы отвечает программист. — Откроешь?
— Меня же дома нет, — вру бессовестно, отчаянно. Не хочу его видеть, пусть отстанет от меня.
— Если тебя дома нет, то как ты узнала, что я тебе в дверь звонил? — спрашивает Кир, а я покрываюсь румянцем стыда, будто меня в костер бросили. Надо же было так опозориться! Вот, что бывает, когда врать совсем не умеешь.
— Ладно, иду, — бурчу в трубку и нажимаю "Отбой".
Пока слезаю с кровати, пока одеваюсь во что-то приличное, пока ковыляю к двери, от души надеюсь, что Кир ушёл, устав ждать. Я так мечтала не видеть этого зануду хоть какое-то время, но кто меня спрашивает?
Открываю дверь, и вот он на пороге, собственной персоной. Кожаный потертый коричневый плащ, который по-хорошему давно пора отнести на мусорку; мешковатые джинсы с кучей карманов какого-то странного оттенка, будто Кир по дороге в канализацию провалился; кожаная кепка на голове, отбрасывающая тень на его узкое лицо, но нос все равно торчит, как клюв. Интересно, каким бы словом охарактеризовал его Фил? Может, червяк?
— Наконец-то, — хмурится Кир, переминаясь с ноги на ногу. — Думал, тебя там контузило.
— С чего такая любезность?
— С того, что уже устал тут стоять, — криво ухмыляется мой гость. — Пустишь в дом? Я тебе кое-что привез.
Вижу в его руке увесистый пакет, который сразу не заметила.
— Надеюсь, не бомбу? А то что-то у меня сердце не на месте.
— Не волнуйся, все в рамках закона, — говорит Кир и как-то странно улыбается. Ох, не нравятся мне его кривозубые улыбки.
— Ладно, проходи, раз пришел, — говорю и отпрыгиваю в сторону, давая гостю возможность войти.
Когда он решительно переступает мой порог и захлопывает за собой дверь, какое-то нехорошее предчувствие рождается глубоко в душе, но я гоню от себя прочь эти подозрения, потому что Кир может быть любым, но он определенно не плохой человек.
— Проходи на кухню, — предлагаю, показывая рукой туда, где в моем скромном жилище находится эта важная комната.
Кир следует моим указанием, а я скачу следом на своих костылях. На ум приходят мысли о Филе — вот он-то не позволял мне прыгать на этих костылях, брал на руки, заботился. Давлю в себе непрошеные мысли в зародыше — не хочу снова о нем думать, не хочу плакать. Пусть делает, что хочет.
— Ну и как тебе болеется? — Кир присаживается на табуретку и вытягивает тонкие ноги. — Не скучаешь?
— За тобой, что ли? — удивляюсь его вопросам и тоже присаживаюсь рядом. — К сожалению для тебя, нет.
— Что с тобой случилось? — вскидывает бровь, будто я какую-то дичь сказала. — До того, как начала заниматься новым проектом, ты была намного ласковее и приветливее. Во всяком случае, со мной.
— Ты никак не можешь забыть тот неудачный месяц, когда мы пытались построить отношения? — вздыхаю, пристально глядя на Кира. Он так и не снял свою кепку, которая меня дико бесит. — Ну, ты же понимаешь, что не просто так у нас с тобой ничего не получилось.
— До меня одно не доходит, — Кир понижает голос и, прищурившись, смотрит прямо в глаза. — Чем я хуже того хлыща на мотоцикле?
— Ты это о ком? — хотя и так понимаю, о ком он.
— О том, который тебя в больницу подвозил и которого тебе фотографировать нужно! — вскрикивает Кир, и его визгливый голос действует на нервы. Хочется закрыть глаза и уши, не слышать и не чувствовать.
— Что ты ко мне пристал? Говори, зачем пришел или проваливай!
— Ладно, не кипятись, — бурчит гость, понимая, наверное, что сморозил глупость. Кто он мне такой, чтобы выказывать свое недовольство? — Я привез тебе привет от Кости и подарок от меня.
Он достает из пакета бутылку вина, довольно дорогого, кстати, и коробку конфет.
— Что это?
— Презент, чтобы быстрее выздоравливала, — смущаясь, говорит программист. Сейчас мне даже немного его жаль, но не хочу давать ему даже крошечную надежду.
— Но я не пью, ты же знаешь.
— Агния, это очень хорошее вино, такое можно выпить, — Кир смотрит непонимающе, как будто фраза "я не пью" чем-то его смущает. — Немножко.
— Я все равно не пойму, что ты от меня хочешь! — эта ситуация уже порядком осточертела. Словно попала в какой-то параллельный мир, где неприятный мне человек сидит на моей собственной кухне и уговаривать выпить с ним вина.