— Какая — то сволочь решила продавать в моем клубе наркоту, — со старта выдает Викинг и отхлебывает пиво, глядя на меня в упор поверх пивной бутылки. От этого взгляда немного не по себе, как будто он именно меня в этом подозревает. В его стальных глазах будто бушует океан во время грозы. Да уж, этому человеку лучше под горячую руку не попадаться.
— У тебя есть предположение, кто именно в этом замешан? — говорю, продолжая смотреть в его глаза, чтобы он не думал, будто трушу. Пусть знает, что мне скрывать нечего.
— Если бы я имел хоть один факт против кого — то конкретного, то этот человек уже висел вниз головой в моем саду, и вороны клевали его поганую рожу. И это было бы только милым началом его увлекательных приключений.
И я верю, что висеть вниз головой в чьем — то саду — еще не самое страшное из того, что уготовит наркоторговцу этот большой и грозный человек.
— Понимаю, — киваю, задумавшись. — А от меня — то что требуется? Ты же знаешь, я не по этой части.
— Попытайся выяснить, кто этот упырь, — Викинг ударяет кулаком в стену, от чего та чуть было не проламывается, настолько сильно впечатал в нее кулак хозяин клуба. — Ты помнишь, что с Яном было? Помнишь?
Ян — сын Викинга, хороший воспитанный мальчик, победитель множества олимпиад, надежда и опора. Отец, воспитывающий его один, так гордился сыном, так берег его и баловал. Совсем неожиданно было видеть, как этот суровый и в чем — то даже пугающий человек так трепетно любит своего сына. Но потом, как — то незаметно, Ян превратился в законченного наркомана, тянущего из дома все, что плохо лежит и откручивающего все, что надежно зафиксировано. Викинг, затуманенный слепой отцовской любовью, поздно спохватился и, в итоге, сына потерял — Яна нашли в какой — то квартире, среди шприцов и маргиналов, каким стал сам. В этом мы с Викингом похожи — у обоих самые близкие люди попали в капкан зависимостей. Только моя мать пока еще жива, но когда — нибудь ее водка доконает.
— Нет, не забыл, — вздыхая, вспоминаю, как мы хоронили Яна.
— Я только к тебе могу обратиться, — Викинг присаживается на соседний стул. — Нужно вычислить этого урода. Во что бы то ни стало. Пусть своей дурью вон, в соседней шарашке для отожратых малолеток торгует. Но и там не нужно, вообще нигде не нужно, понимаешь?
Викинг поворачивается ко мне, и в его глазах столько боли и непролитых слез, что хочется вскочить и найти как можно быстрее этого ушлепка.
— Поговори с ребятами, послушай их разговоры, попытайся понять, кто этот урод, — Викинг снова делает глоток пива. — Как только что-то узнаешь, сообщи мне, хорошо? А я уж придумаю, как поэффективнее надрать выродку задницу.
— Викинг, ты мой брат и я всегда с тобой, что бы ни случилось, — протягиваю руку и обнимаю его за шею. — Только умоляю, давай без кровопролития.
— Знаешь, Филин, ты слишком добрый, но я попробую, — вымученно улыбается хозяин клуба. — Найдешь мне его? Не хочу шумиху среди братьев поднимать, а то еще спугну, а тебе доверять могу.
— Постараюсь, но ничего обещать не могу, — говорю, поднимаясь на ноги. — Сам понимаешь, что этот отброс среди своих светиться не будет. Да и вряд ли это кто — то из наших.
— Ты еще так молод, — со вздохом говорит Викинг и тоже встает. — В общем, я на тебя рассчитываю.
— Постараюсь, брат.
— Иногда и этого достаточно.
11. Маргинальные фото
Только забрезжил рассвет, просыпаюсь. Сна ни в одном глазу, но усталости совсем не чувствую. Мысли роятся в голове, чувства бьют через край. Адреналин в крови такой, что просто не могу успокоиться. После того, как Фил ушел, я постаралась хоть немного поспать, но куда там. Его визит стал полной неожиданностью, и до сих пор не могу в себя прийти. Я так обалдела, что даже не переодела старый халат. Представляю, что он подумал, глядя на меня — решил, наверное, что я какая — то замухрышка. Ну, и ладно. Не больно — то и надо, чтобы он обо мне хорошо думал. Не собираюсь наряжаться для него. Да кто он вообще такой, чтобы ради него стараться? Мы с ним связаны контрактом, вот согласно ему и будем действовать. Хочу ли от него чего — то большего? Какая разница, если все равно ему не нравлюсь. Если бы нравилась, то он, например, поцеловал меня. Или комплимент сказал, намекнул, но он только до руки дотронулся. Придурок.
От его прикосновения меня в пот бросило, но надеюсь, что он не заметил — не хватало, чтобы Фил подумал, что я в него втюхалась. А я не втюхалась. Не дождется.
Романтическое общение с противоположным полом не моя сильная сторона. Нет, у меня было в жизни несколько романов, но так, чтобы влюбиться? Никогда. Я одинока, в моей жизни есть только работа, все остальное задвинула на второй план. Некогда, незачем. Да и мужчины не так, чтобы и стремились меня завоевать. Или мне просто попадались инертные? И Филин такой же. От кармы не уйдешь.
Но, если быть до конца честной, Фил мне понравился. Очень. Есть в нем что — то такое, что притягивает. Может быть, то, что он совсем не похож на всех тех парней, с кем знакомилась до сих пор. В нем есть смелость, риск — все то, чего нет во мне самой. Я — трусиха, закомплексованная особа, но, возможно, Фил поможет мне вырваться на свободу, сбросить панцирь, в котором сидела всю свою жизнь?
Лежу так несколько часов, размышляя о предстоящей работе. Надеюсь, что все будет в порядке, потому что от этого проекта зависит моя будущая карьера. Мне жизненно необходимо, чтобы заказчик остался доволен моими снимками, поэтому сделаю все, что от меня зависит, но работу выполню на все сто процентов.
Я настолько углубилась в размышления, что не заметила, как вернулся Серж. Все-таки хорошо, что его не было в квартире ночью, а то даже представить сложно реакцию брата на моего ночного гостя.
— Проснулась уже? — Серж просовывает голову в дверной проем. — Завтракать будешь?
— Буду, конечно, только давай сегодня обойдемся молоком и сухими хлопьями.
— Тебе не нравятся мои блюда? — хмурится Серж. — Ну, как хочешь.
— Сереженька, нравятся, конечно, просто не нужно так надо мной хлопотать — я же не инвалид какой — то. Я уже приноровилась к костылям, и нога беспокоит не так сильно, поэтому скоро я буду тебя кормить.
Вижу, как брат расслабляется. Он любит быть нужным, самым лучшим — тем, к кому бегут при первой же проблеме. В нем буйно цветет комплекс отличника, перфекционизм. Но я безумно его люблю, каким бы тяжёлым человеком он ни был.
— Ладно, раз такая ловкая стала, то греби на кухню, — улыбается брат и скрывается с моих глаз.
Кое — как поднимаюсь, переодеваюсь и ковыляю на кухню. Серж, тем временем, достал молоко и хлопья.
— Спасибо за понимание, — улыбаюсь и взъерошиваю его тёмные волосы. Серж смотрит на меня, как на предательницу и террористку, но молчит. Знает, что все равно буду портить его прическу. В этом плане я неисправима.
— Всегда пожалуйста, — бурчит брат, а я смеюсь.
— Как провел вечер? — спрашиваю, наливая себе в глубокую тарелку молоко и засыпая его шоколадными хлопьями.
— Все чудесно, — отвечает, отводя взгляд. Мне кажется или он на самом деле покраснел? Что это с ним стряслось?
— Слушай, а ты там случайно не влюбился?
— Вот вообще это тебя не касается, — замечаю, что он сильно нервничает. И это мой брат? Человек с железными нервами?
— Но ты же считаешь своим долгом лезть в мою жизнь и наставления давать, — не отстану от него, пока во всем не признается.
— Потому что я твой брат и несу за тебя ответственность, — он сердито смотрит на меня, и в его карих глазах вижу предупреждение: "Не влезай, убьет!". — Родители мне голову снимут, если с тобой что-то случится, поэтому и лезу. А у тебя нет повода волноваться обо мне, поняла?
— Ох, какой ты неженка-снежинка, прямо противно, — кривлюсь, будто проглотила самый кислый лимон.
Мне не нравится, что Серж что-то скрывает, я к этому не привыкла. У нас никогда не было особенных тайн друг от друга. Конечно, я не бежала к нему по любому поводу, но только лишь потому, что знала его слишком хорошо. С самого раннего детства хорошо уяснила, что такого большого и сильного человека, как мой брат, лучше не злить — зашибет и глазом не моргнет. Поэтому со всеми своими обидчиками, благо их за жизнь было не так уж и много, разбиралась всегда сама. Но он никогда от меня не скрывал своих девушек, друзей. Для меня всегда был открыт его внутренний мир, его мечты и планы на будущее, но сейчас Серж что-то от меня скрывал, и мне было не по себе от такого положения дел.
— Ладно, не нервничай, — спешу его успокоить. — Никуда я лезть не собираюсь.
— Вот и умница, — мне кажется, или он на самом деле выдохнул с облегчением, как будто до последнего сомневался, что я в состоянии оставить его в покое? Неужели я в его глазах такая приставучая и надоедливая? — А ты чем занималась?
На мгновение замираю, как испуганный зверек. Я не могу ему рассказать о Филе — брат никогда не поймет того, что я впустила в дом абсолютно постороннего парня. Нет, Серж не из тех, кто контролирует каждый шаг и не дает спокойно вздохнуть. Просто он немного параноик.
— Чем я могла заниматься? — отвечаю, старательно помешивая хлопья в тарелке. Волосы упали мне на лицо, и надеюсь, что Серж не заметит, как сильно покраснела его младшая сестра. — Спала.
— Выспалась?
— Ну, раз так рано проснулась, то однозначно выспалась.
— Помнишь, ты говорила, что тебе предложили новый проект?
— Такое забудешь, — смеюсь, немного расслабляясь от того, что брат сам перевел тему разговора.
— Вечером в баре видел Кира…
— О, нет, только не он! — вскрикиваю, будто меня пчела ужалила. — Что этот придурок тебе снова рассказывал?
— Да ничего такого особенного, успокойся, — улыбается Серж, отпивая молоко из большой чашки. — Просто рассказывал, как рад, что тебе выпала такая возможность, наконец, проявить себя.
— Какой заботливый засранец, — бурчу под нос, надеясь, что Серж меня не расслышал.
— Он неплохой парень, — снова заводит свою унылую песню брат.
— Отстань, ладно?
— Не заводись ты, — поднимает Серж руки в примирительном жесте. — Я вот о чем хотел поговорить.
По спине пробегает неприятный холодок. Тем временем, брат продолжает:
— Я не очень понял, с чем связан этот проект. Знаю только, что за него платят хорошие деньги плюс это отличный старт будущей карьере, на которую ты заслужила, как никто другой. Ты отлично знаешь, как сильно я тебя люблю и как поддерживаю.
— Знаю, потому что, если бы не ты, то мне никогда бы не удалось убедить родителей в правильности своего выбора будущей профессии. Мама до сих пор усиленно намекает, что великого фотографа из меня не выйдет, поэтому нужно, пока не поздно, получить высшее образование и устроиться на работу в какой-нибудь банк.
— Мелкая, забей, — смеется Серж. — Ты прекрасно понимаешь, почему мама так переживает. Она хочет, чтобы оба ее ребенка хорошо устроились в жизни и никогда не голодали. Это ее законное право — волноваться о нас. Главное, не сдавайся, потому что ты на самом деле талантливая. И, в конце концов, у тебя есть я — тот, кто всегда на твоей стороне.
— Спасибо тебе, — чувствую, что нежность и любовь к этому большому и серьезному мужчине, накрывает с головой. Если бы не брат, то никогда не смогла бы осуществить свою мечту.
— В общем, я вот о чем. Кир обмолвился, хотя сам был до конца не уверен, что фотографировать тебе придется каких — то маргинальных личностей. Это какой — то социальный проект?
Неожиданно для самой себя начинаю смеяться. Маргинальных личностей? Вообще Кир обалдел? Если сам ничего не знает, зачем говорит моему брату такую чушь?
— Ты Киру больше верь, он же такой хороший парень, — говорю, между приступами смеха.
— Не понял?
— Никаких маргинальных личностей я фотографировать не буду. Не нужно будет ходить по свалке, пить с кем-то сивуху, закусывая заплесневелым хлебом. Так же в круг моих обязанностей не будет входить посещение вытрезвителя, обезьянника и наливаек за углом. И, опережая твой вопрос, в наркопритон или бордель тоже не пойду.
— Точно? — с недоверием спрашивает Серж.
— А смысл мне тебе врать? — странно, что брат с такой легкостью поверил придурку Киру, но сомневается в моих словах. Когда в его глазах я успела так низко пасть, что он так себя ведет? И зачем Кир лезет?
— Ладно, но все равно тогда не пойму, что это за проект такой?
— Какая-то новая концептуальная идея, для ценителей фотоискусства, жаждущих узреть новые лица. Не моделей и светских львиц, а молодых людей, за которыми будущее.
— Звучит интригующе, — улыбается брат, допив, наконец, свое молоко. С тоской смотрю на плавающие в моей тарелке раскисшие хлопья — за разговорами совсем ничего не поела. Ну и черт с ним.
— Выглядеть должно, по идее, еще лучше.
— Ты уже знаешь, кого будешь фотографировать?
— Да, одного парня, — стараюсь говорить как можно увереннее, чтобы Серж не заподозрил, что я уже с этим парнем знакома и даже сидела с ним сегодня ночью на этой самой кухне.
— И кто он? — не пойму одного: что он от меня хочет?
— Если честно, я мало, что о нем знаю. Только то, что его зовут Филипп, и он ездит на мотоцикле.
— Будь осторожна, — просит Серж, а я понимаю, что никого ближе во всем мире у меня нет.
Серж как — то странно на меня смотрит. Не могу понять, что его тревожит, но он какой — то сам не свой.
— Тебе скоро на службу возвращаться?
— Уже завтра, — вздыхает Серж.
— Снова за тебя переживать буду.
— Не надо, — улыбается и гладит меня по голове. — Наша служба, конечно, и опасна и трудна, но не так часто меня хотят убить злобные наркобароны, как вам с мамой кажется.
Мы некоторое время сидим молча, но вдруг звонит мой телефон, который я забыла в комнате.
— Я принесу, кушай, — как будто это мерзкое месиво возможно вообще проглотить.
Поднимаюсь и на одной ноге прыгаю к мойке. Хорошо все — таки, что моя квартирка такая маленькая.
— Мелкая, тебе какой — то Филипп звонит, — брат возвращается в кухню и теперь, прищурившись, смотрит на меня.
Услышав его слова, вернее, одно слово "Филипп", роняю от неожиданности тарелку, она со звоном ударяется об пол, и содержимое разливается вокруг.
12. Шерлок
— Привет, Птичка.
— Снова это прозвище! — недовольно бурчит она, а мне весело. Агния так смешно сердится. Мне нравится провоцировать ее на эмоции: нервничая или смущаясь, она так очаровательна.
— Я поняла, что ты неисправим, Филин, — Птичка произносит мое прозвище нараспев, будто ласкает. У нее чертовски приятный голос: нежный, теплый. Хочется, чтобы она никогда не замолкала, а говорила и говорила. Да что же это за напасть такая? Будто мне шестнадцать, и Агния первая девушка, кого встретил. Детский сад какой-то, честное слово.
— Ну, кто не пытался, так и не смог меня изменить, — и это чистая правда. Ни ради кого я не стремился хоть как-то поменять себя, свой характер, привычки. Может быть, просто не повезло, а, может быть, я — бесчувственный чурбан, не способный любить.
— А многие пытались? — опять эти вопросы, двусмысленные, провокационные. Понимаю, что Птичка упорно пытается выведать, есть ли в моей жизни любимая женщина. Но мне нравится ее мучить, поэтому делаю вид, что не расслышал.
— Как ты? — спрашиваю вместо ответа и слышу, как она напряженно сопит в трубку.
— Нормально, — отвечает. Слышно, как кто-то рядом с ней гремит посудой.
— Ты не одна? — и почему мне это так интересно? Само собой, что такая красивая девушка не может быть одинокой. Внутри скребется какое-то новое для меня чувство, неприятное, нужно отметить, чувство. Ревность, что ли?
— Ну, ты же не отвечаешь на мои вопросы, и я воздержусь, — смеется в трубку, и этот смех льется по моим венам, разгоняя кровь. Ну, я и придурок.
— Логично, — смеюсь в ответ, хотя, на самом деле, мне не очень-то и хочется веселиться. Напротив, имею жгучее желание рвануть к ней и глянуть на того, кто так по-хозяйски ведет себя на ее кухне. Парень? Гражданский муж? А, может быть, всего-навсего мама или лучшая подруга.
Сейчас сижу в кабинете в "Ржавой банке", не включая свет. Я люблю темноту, яркий свет тяготит, как будто в ярко освещенном помещении лучше видно, какое я на самом деле дерьмо собачье. За дверью шумят ребята — у нас заказов по горло. Арчи что-то, как всегда, орет, и от его крика трясутся стены. Чертов деспот. А я сижу, полностью растворившись в разговоре с Птичкой, как будто мы одни во всем мире. И нафиг того, кто гремит на ее кухне посудой.