— Парень, выйди, пожалуйста, — прошу санитара, а он удивлённо вздёргивает левую бровь. — Если что, я тебя позову.
— Не положено, — категорично отвечает и сводит брови к переносице. Мать их.
— Пойди, покури или по коридору прогуляйся. Правда, будь другом и не доводи до греха.
Игнат бросает на меня хмурый взгляд, а я достаю из портмоне пятитысячную купюру и запихиваю ему в карман.
— Купи себе бутылку коньяка. Или мороженное. Но выйди отсюда на часик.
Он тяжело вздыхает, последний раз пытается воспротивиться взыгравшей алчности, пялясь на купюру, торчащую из нагрудного кармана, но, поразмыслив, выходит из палаты. Люблю людей, с которыми можно договориться.
Когда дверь за санитаром закрывается, смотрю на Артёма и встречаюсь со взглядом, переполненным любопытством и напряжением. Наверное, меня-то точно здесь увидеть не ожидал.
— Я поговорить пришёл. — Подхожу к его койке и присаживаюсь на тумбочку, которая угрожающе скрипит под моим весом. Надеюсь, не развалится.
— О чём? — Голос слабый, но в нём нет ни страха, ни негатива, лишь любопытство и усталость. — Или я и тебе что-то должен?
Приличным человеком ты быть должен. И не мне, а себе в первую очередь. Но такие метаморфозы с людьми происходят точно не по щелчку пальцев.
— Нет, мне ты ничего не должен. Но важно понять, куда вляпался.
— Тебе-то это зачем нужно? — удивляется и сжимает пальцами переносицу. Он худой, бледный, с тёмными кругами под глазами и какой-то обессиленный, точно не брыкался вчера, сражаясь за свою никчёмную жизнь аки дикий вепрь. — Какого чёрта вообще припёрся?
— Давай это останется только моим делом? А теперь рассказывай, кому такую сумму задолжал и почему эти отморозки решили выбить вам все окна и покалечить твою сестру.
Артём слабо дергается, точно сбежать хочет, но слабость не даёт. Отводит взгляд, потирает щёку и молчит.
— Как я вообще здесь оказался? — спрашивает, отвернувшись к зарешёченному окну. — Ничего не помню…
— Как в Радужном посёлке оказался помнишь?
— Смутно… — бормочет, сжимая и разжимая кулак. Тонкая рука поверх казённого одеяла кажется прозрачной. — Я поехал договориться об отсрочке, мне пару раз въехали сапогом по рёбрам и выкинули на улицу. Я разозлился!
— И не придумал ничего лучше, как вколоть себе какую-то дрянь?
Пожимает плечами, мол, ничего ведь страшного, а мне убить его хочется.
— Поясни мне, милый человек, зачем тебе понадобилась отсрочка, если ты получил нужную сумму? — Этот вопрос волнует меня пока что сильнее всего. Не потому, что я жалею о потерянных деньгах, нет. В конце концов, это просто бумажки, ещё заработаю, да и не последние были. Мне не понять, каким образом он просрал шанс решить все свои проблемы разом. — Советую тебе не увиливать, а то кадык вырву.
Артём бросает на меня хмурый взгляд и чуть ёрзает на койке, укладываясь поудобнее. На предплечьях, с внутренней стороны следы от уколов, но, возможно, из-за капельниц. Всё-таки хочется верить, что он не расчертил дорожками руки, спалив все вены и протравив дурью все мозги.
— Значит, всё-таки я не выиграл эти деньги тогда… Ты мне их, что ли дал? Зачем?
— Тебе оно надо? Дал и дал, ближе к сути!
Морщится, несколько раз моргает, собираясь с мыслями, а я жду.
— Я думал, смогу перекрутиться, — говорит нехотя, а на меня не смотрит. — Мне требовалось всего несколько дней — понимаешь? — и я бы вернул абсолютно всё, ещё и нам с Евой осталось. Но они козлы, самые настоящие козлы!
Голос срывается в бабью визгливость, а мне противно на него смотреть. Взрослый же мужик, чёрт возьми, а ведёт себя как истеричка. Терпеть таких не могу.
— Ладно, с этим разобрались. Говори теперь, кому должен.
Артём бросает на меня быстрый взгляд и тяжело вздыхает. Откидывается на подушки и рукой лицо потирает. Терпеливо жду ответа, хотя силы мои на исходе. Не знаю, как ещё получается держать себя в руках и не отметелить этого придурка.
— Ты так и не ответил, зачем оно тебе нужно? — спрашивает слабым голосом, а я понимаю, что нужно торопиться, потому что Артём скоро вырубится под действием препаратов. Он и так заметно ослабел, а голос с каждой секундой звучит всё тише.
— Меньше текста, — прошу, наклоняясь к Артёму ближе. — Просто назови имена, чем промышляют, где легче всего найти. И я оставлю тебя в покое, поспишь.
— Слушай, не лез бы ты в это всё, — просит, не открывая глаз.
— С тобой забыл посоветоваться. Говори! — требую, потому что дольше тянуть нельзя, Артём почти спит. Да и время визита уж давно истекло, скоро сюда доктор вернётся, тогда вообще уже ничего не выясню.
— Я Ковшу должен. — Слабый голос с каждой секундой всё тише, но Артём ещё силится что-то сказать, но я хлопаю его плечу, и он затихает.
Не нужно, мальчик, мне и так всё ясно. Слишком хорошо ясно
25. Роджер
— Надо Карлу звонить, — говорит Викинг, когда пересказываю ему содержание беседы с Артёмом. — Сам в это дерьмо не лезь! Понял меня? Не хватало ещё с Ковшом один на один стрелки забивать.
Смотрит на меня своими серыми глазами, в которых сталь с жидким оловом помешана, а я отмахиваюсь, потому что и в мыслях этого не было.
— Да я и не собирался, — протягиваю, потирая шею. — К Ковшу соваться в одиночку можно, только если ты клинический идиот. Я пока за собой такого не замечал.
Викинг нервно смеётся и достаёт телефон из кармана. Набирает номер, ждёт несколько секунд, потом вкратце обрисовывает Карлу ситуацию и сбрасывает звонок.
— Через полчаса на въезде в Радужный посёлок, — говорит, поднимаясь из-за стола. — Поехали.
Киваю и иду к выходу. Думаю о том, что нужно Еве позвонить, которая наверняка волнуется, но понимаю, что лучше меньше подробностей, чтобы снова не стала истерить и потолки пробками ломать. От неё можно ожидать чего угодно, ещё спасать меня приедет. Вместо разговора торопливо набираю сообщение, где прошу подождать ещё немного. Мысли о том, что скоро отвезу её к морю согревают. Всё-таки она достойна намного большего, чем уже дал ей. Суметь бы ещё сделать её счастливой, не запороть бы всё.
— Не думал, что снова придётся с Ковшом дела иметь, — говорит Викинг, когда подъезжаем к Радужному посёлку, свернув с центральной трассы. — Такой грёбаный привет из прошлого, чтоб его.
— Вик, уезжай, — предлагаю, оглядываясь по сторонам, давя в себе гадливость и отвращение к этому прóклятому месту. — Не надо это тебе, не парься.
Он окидывает меня странным взглядом, словно впервые видит, и молча сплёвывает на землю.
— Рыжий идиот.
Мне нечего на это ответить, и я продолжаю молча рассматривать окружающий безрадостный пейзаж. Это место — сборище всех наркоторговцев города, такое локальное место силы всех, кто пустил свою жизнь под откос. И ещё, я слишком хорошо понимаю, насколько Викингу здесь неуютно. Кожей чувствую его боль, почти физическую, непроходящую. Память услужливо подбрасывает кадры, где Ян — его сын — ещё совсем маленький, радостно тянет руки к любому, кто обратит на него внимание, улыбнётся. Такой хороший парень рос, хоть родители его были слишком молоды, чтобы позволить себе не наделать ошибок. И сейчас, когда после его смерти прошли годы, Викинг заново научился быть сильным, но каждый раз инстинктивно вздрагивает и морщится, когда что-то напоминает ему о сыне. Словно кто-то со всей дури тычет раскалённым прутом в незаживающую рану.
— Где же этот белобрысый?! — торопится Викинг, закуривая третью по счёту сигарету.
— Вон он, смотри! — Указываю рукой на, выезжающий из-за поворота, бронированный джип.
Усмехаюсь про себя, потому что Карл, наверняка, взял с собой всю охрану и парочку дополнительных головорезов заодно. Чтоб наверняка не остаться без башки, если что-то пойдёт не так.
Мы все очень хорошо знаем, на что бывает способен Ковш, если ему что-то не понравится. Этот любезный товарищ, двадцать лет назад выпивший у нас слишком много крови, до одури кровожаден.
Он появился в городе внезапно и весьма стремительно подмял под себя несколько районов, наводнив город наркотой, что полноводной рекой текли из стран Ближнего Востока и Средней Азии, затопив наш город по маковку. Вытеснить этого гада за пределы границы так и не вышло, но в итоге удалось очертить красные линии, расставить флажки и снизить его активность до приемлемого минимума. Потом я отошёл от дел и постарался забыть о Ковше как о страшном сне, но судьба упорно свела со старым знакомцем, на херу я б его крутил.
А может быть, дать отмашку, развернуться и уехать отсюда к чёрту? Схватить Еву в охапку, посадить на свой мотоцикл и умчать, как и собирались, на море? Прямо сейчас, не откладывая? А Артём пусть сам разбирается со своими долгами и проблемами?
Заманчиво, конечно, да только как потом самому себе в глаза смотреть, если с дрыщёнышем что-то случится? Не Еве, нет, а именно самому себе?
Примирившись однажды с совестью, не хочется снова лезть мордой в дерьмо.
Пока размышляю, подходит Карл и некоторое время молчит, глядя на меня задумчиво, словно до дна достать взглядом пытается. Его парни держатся поодаль, курят, о чём-то вполголоса беседуют, изредка посматривая на нас, буравя цепкими взглядами. Стерегут шефа своего ненаглядного, а то вдруг стрясётся с ним что-то. Карл вообще любитель мощных тылов.
— Значит, снова Ковш, — задумчиво протягивает, доставая из кармана белого кожаного жилета сигарету.
— Ага, — подтверждаю, достаю зажигалку и, чиркнув кремнем, помогаю подкурить. — Собственно, просто поговорить и бабки за одного товарища вернуть.
На словах это кажется таким простым, а вот на деле...
— А сам товарищ? — спрашивает Карл, чуть сощурившись. Извечные тёмные очки тонкими дужками вставлены в карман джинсов, а красные глаза воспалены больше обычного.
Он вообще выглядит жутко уставшим, потерянным даже, но пока не лезу в это, мало ли что. С каждым может случиться. Он не из тех, кто легко открывается перед другими, потому лучше не наваливаться с душеспасением, а то отрикошетит. Глотку выгрызет за излишнюю навязчивость, несмотря на многолетнюю дружбу.
— Сам товарищ в больничке валяется.
— А, это тот буйный? — усмехается Карл и потирает бледный лоб ладонью. — Много должен?
— Говорит, что тридцать штук зелёных, но сколько там по факту, без понятия.
— С бабками подсобить?
— У меня есть.
Карл кивает, не тратя время на долгие разговоры, и делает знак своим парням, чтобы не расслаблялись, не теряли тонуса.
— В общем, делаем так, — начинает, надевая на нос очки. — Викинг, можешь уезжать.
— Ага, хрена тебе, — фыркает Вик и передёргивает плечом. — Нашёлся командир.
— Вик... ну не спорь же ты со мной.
— Нет, это ты со мной не спорь, мартовский кролик. Нашёл малахольного, что ли? Видишь пыль вдали? Это я три раза разгон взял и уехал.
Викинг отрицательно машет головой и делает глубокую затяжку, выпуская плотную струю дыма.
— Бесполезно переубеждать? — интересуется Карл уже у самого себя и обречённо вздыхает. — Ладно, хрен с тобой, золотая рыбка.
— Сразу бы так, а то нашёлся командир.
Карл что-то шипит себе под нос, потом сплёвывает на землю и говорит:
— Короче, идём к бару Ковша, а дальше на месте сориентируемся. Думаю, он нам будет не рад, конечно, но придётся ему потерпеть небольшой дискомфорт.
И, не дожидаясь нашего ответа, разворачивается спиной и идёт по давно известному маршруту. До пункта назначения всего метров восемьсот, но они кажутся настоящей вечностью, когда впереди свидание с тем, кого видеть ну уж никак не хочется. Чувствую за спиной взгляды тех, кого привёз с собой Карл — острые, точно бритвы, выискивающие угрозу в любом, кто может встретиться на пути. Наверное, наша процессия со стороны смотрится даже забавно. Как в старые, совсем не добрый времена, когда забивали стрелки в полях.
Стыдно ли мне за то, кем стал однажды? Нет, я давно примирился с памятью, но иногда скребутся грехи где-то под сердцем, отравляя сны и отдавая во рту гнилостным привкусом.
В это время суток народу на улицах почти нет, лишь чумазые дети настороженно провожают нас взглядами, почуяв чужаков. Это место не любит пришлых, отторгая всякого, кто захочет всунуть любопытный нос в дела здешних обитателей, и даже самые маленькие, родившиеся здесь и не ведающие другой судьбы, знают о жизни больше, чем многие взрослые.
— Пришли, — констатирует Карл, останавливаясь возле обшарпанной двери, за которой слышится приглушённая музыка и звуки пьяного смеха. — Странно, я думал, Ковш минимум трёх амбалов на дверях ставит. Почётный караул.
— Не удивлюсь, если в кустах притаилась рота снайперов, — говорю, внимательно осматриваясь. Кожей чувствую соглядатаев, но засечь никого не выходит.
Дёргает за ручку, но дверь оказывается запертой. Правда, Карл не из тех, кого способны остановить замки. Долбит ногой в тяжелом ботинке по стальной обшивке, угрожая проделать новый вход. С той стороны затихают, даже музыку выключают, а потом слышится звук торопливых шагов.
— Вы кто? — таращит на нас глаза сквозь небольшую щель девушка с чёрными как смоль волосами, падающими на лицо.
— Мы к Ковшу, — говорит Карл, растягивая тонкие губы в улыбке.
— Но его нет... — мямлит девица, а Карл цокает языком и качает головой.
— Скажи ему, что Карл приехал. Думаю, сразу найдётся.
— Но его правда нет.
Карл делает шаг вперёд, хватает дверь, почти уже захлопнувшуюся, цепкими пальцами, а девушка издаёт странный горловой звук.
— Милая, не заставляй меня просить дважды, тебе ведь не понравится. Твоему хозяину срать на тебя, потому не выёживайся и делай как просят. Пока я ещё в настроении.
Девушка несколько раз моргает, сглатывает и захлопывает дверь перед нашими носами.
— Чёрти что... — протягивает Викинг, а я слышу за спиной какой-то странный звук. Свист рассекаемого чем-то воздуха.
Оборачиваюсь и замечаю трёх парней в замызганных шмотках.
— Не автоматчики, конечно, — говорит Викинг, а парни тем временем стягиваются на площадку перед баром с разных сторон. В руках у одного арматурина, другой вроде бы безоружен, но в кармане явно или кастет или нож, а третий держится за толстую рукоять плети, которой и рассекает воздух. Грёбаный вестерн, коней только не хватает и шерифа.
Парни Карла молниеносно достают оружие, и в воздухе отчётливо пахнет мордобоем и кровопролитием.
Карл делает шаг вперёд, но замок на двери клацает, и на порог выходит Ковш, собственной персоной. Эту жирную харю я узнаю даже через пятьдесят лет, хотя за годы он ещё больше прибавил в весе, но, наверняка, остался таким же быстрым и ловким. Внешность обманчива, а с Ковшом это — непреложная истина.
— О, какие люди, — говорит Ковш и раскрывает объятия, умильно улыбаясь. — Столько лет не виделись, вы прямо похорошели.
— Иди в жопу, — произносит Карл, но с места не двигается. Не хватало ещё обниматься с этим ушлёпком. Да и никогда нельзя знать наверняка, не всадит ли тебе Ковш нож в спину, стоит только расслабиться.
Мы вообще очень рисковали, приехав на его территорию без предупреждения. Отвага и идиотизм — наши главные достоинства.
— Чем обязан? — склабится Ковш, но приглашать к себе в бар не торопится. Опирается жирным плечом на стену и скалится, впиваясь в каждого из нас по очереди глазками-буравчиками.
Делает знак рукой, и троица испаряется, словно не размахивал никто минуту назад арматуриной и не стегал воздух плёткой.
— Разговор есть, об одном должнике, — говорю, выступая вперёд. Все эти идиотские расшаркивания лучше оставить для другого случая.
И вообще, это только мои проблемы, нечего Карлу с Викингом на амбразуру вместо меня лезть.
— О, Родя, как интересно, — таращится на меня немигающим взглядом, потом снова расплывается в фальшивой улыбке. — Деловой разговор, значит? Это мы любим. Ну, проходите.