Она следовала за ним по пустым, словно вымершим, желтым улочкам с глухими глиняными заборами, не слыша собственных шагов, не ощущая собственного тела. А может это только ее взгляд мчался за человеком, словно летящая следом птица?
«Человеки должны служить богам, чтоб те отдохнули», — ей показалось, что она услышала в глубине своего сознания чьи-то слова.
Иванка чувствовала, что эта мысль адресована именно ей.
«Да, вот так однажды пришло в голову человеку Слово», — будто бы подтвердил правильность этой ее догадки Соломон. — «Наверно, именно с этого-то и начались многие его счастия и беды? По крайней мере, точно одно: с этого-то и началась его совершенно новая жизнь. И Слово вдруг соединилось с материей и — изменило мир. Как утверждает одна ассирийская легенда: «Пока не назову — тебя не существует». Вот и решился человек. И сказал он: «Земля! — и она есть! Вода — и она есть!»
Да, так Слово-сознание соединилось с материей.
«Выражайся яснее, о мудрейший из царей. Снизойди до нашей человеческой ограниченности», — попробовала переспросить у него Иванка, также мысленно.
«Написал я много книг, и все-таки многое осталось за их пределами. А ведь было время, когда не существовало книг, — тогда люди понимали птичий язык, язык ветра, дождя, снега, язык бабочек, зверей, а также дыхание моря, гор, лесов. И было проще понимать друг друга, и всё то, что нас окружает… И тот мир, который рядом, и все другие миры.
И человечество покинув один мир, перешло в другой».
«На другой уровень мышления?» — так же безмолвно спросила Иванка.
Соломон кивнул ей. Или показалось?
«Но человек при этом не взял во внимание, забыл, что слово — магично». — Продолжал Соломон. — «И он стал с помощью слова сражаться, разрушать, убивать в этом своем, теперь уже новом, мире. Он превратил слово — в грозное оружие. Но это было противно замыслу Создателя, для которого Слово — это Созидание».
«Ах, вот как можно расшифровать легенду про Эдем, яблоко и змея-искусителя?», — догадалась Иванка. — «Бог дал человеку слово, чтоб тот с его помощью участвовал в СОЗИДАНИИ? А человек, обрадовавшись, как ребенок новой игрушке, стал использовать его не только во благо?»
Соломон продолжал свой путь, и легкая улыбка, словно солнечный блик время от времени озаряла его лицо и тонула в бороде, ниспадающей мягкой волной на белоснежные одеяния. Он казался довольным.
«Так и было. Соединив слово (звук) — со смыслом (сознанием) люди начали новую эру. То была, действительно, революция. Соединение этих двух видов материи — тонкой и грубой. Но куда это увлекло людей?..».
«Важно не слово, важно то намерение, которое за ним стоит», — вспомнила Иванка одного из мудрецов Веданты.
«И это тоже. Поклонение лишь одному только слову, — есть признак вырождения. Вы подменяете сущность — знаком, его заменяющим», — ответил Соломон.
«Ты написал много книг? Не только «Экклезиаст» или «Притчи»? Не только Песнь песней?»
«Да, еще были «Ключи…».
«Что такое «ключ»?
«Можно сказать, это магический обряд».
«Значит, магия, это и есть соединение внешнего, грубого, со внутренним, тонким?»
«Да, это и есть начало пути в другие миры».
Она не заметила, как Соломон уже скрылся за углом ближайшего дома, и продолжала слышать его дыхание и мысли, словно он находился рядом с ней.
«И что же делать нам теперь, Сол?» — беззвучно закричала ему вслед Иванка.
Ответа не было.
Взгляд ее метался в пустынном узком пространстве меж желтых глинобитных стен, в которых гасли все звуки. И вдруг за ближайшим углом ей хлынул в глаза свет и краски праздничной площади. Шум, музыка, веселье. Здесь, казалось, собралось все население поселка. Яркие одежды и платки женщин, загорелые мордашки детей, белые одеяния мужчин и старейшин. В этой веселой праздничной ватаге и затерялся тот, кого она искала.
«Попробуй вернуть Тот язык, на котором люди когда-то разговаривали с ангелами и демонами. Он был…ДО слов, он есть и теперь, только почти забыт… Это — пра- язык», — прозвучали в ее сознании его прощальные слова.
В краю легенд и мифов
Проснувшись чуть свет, Иванка попыталась вспомнить этот свой сон. Ей казалось, там было что-то очень важное.
Ах да, разговор с царем Соломоном… «Слова даны нам Богом, чтоб мы пробудили свое сознание. Чтоб стали соучастником творения. А мы, бездельники, использовали их всуе». Вот такое открытие.
«А что будет с моей профессией, если Создатель вдруг отнимет у нас способность общаться с помощью слов?. Хотя… кто знает. Может, мы, писатели, совсем уж без работы не останемся. Наверняка, Создатель придумает для нас что-то взамен…» — решила Иванка.
«Слово лишь тогда имеет смысл, когда соединяется с материей…», — отстучала она на клавиатуре. «Значит, соединение сознания и материи…», — она на секунду задумалась, — «является …гремучей смесью…». На всякий случай после последней фразы поставила вопросительный знак.
Громкий телефонный звонок прервал ее размышления, она одной рукой продолжала отстукивать по клавиатуре, другой приложила аппарат к уху.
Это был Валентин.
— Мы заедем за тобой через пятнадцать минут, — коротко бросил он, и отключился, в полной уверенности, что она уже умыта, одета и готова к путешествию.
— О”кей, — она быстро вскочила и бросилась чистить зубы.
Иванка умела собираться очень быстро. Путешествия для нее были привычным делом. Она еще и успела отправить Валентину на его адрес свои наброски общения с мудрейшим из мудрейших. Так, на всякий случай. Конечно, вряд ли он успеет это прочесть до отъезда. Но мало что, пусть текст будет продублирован и у него.
И точно в назначенное время вышла к подъехавшему такси.
В то время, когда Валерия уже должна была бороздить на своем круизном лайнере просторы Средиземного моря, Иванка, Валентин и Гуруджи еще только занимали свои места в самолете, направляющемся на Крит. Место Гуруджи было сзади Иванки и Валентина.
Иванка настояла на том, чтоб добираться до нужного им островка именно через Крит. Этот остров казался ей почти родным, — он навевал столько приятных воспоминаний! Иванка убедила друзей, что им надо сначала акклиматизироваться, а уж потом отправиться на Санторини, самый большой остров Киклад. А уже оттуда, договорившись с лодочником, можно добраться, куда душа пожелает. Хотя их душа, конечно, желала одного, вполне конкретного островка. Но об этом — чур (Иванка и ее друзья держались совета Фиорелли) — «Ни-ко-му!»
Едва самолет успел взлететь, Иванка, положив в рот зеленую взлетную конфетку, пристроилась досыпать на плече у Валентину. Как здорово, что оно есть рядом, это крепкое, надежное плечо друга, понимающего тебя с полуслова!
И уже через полчаса после взлета она вполне уютно посапывала на этом самом плече.
Полет прошел вполне ординарно, если не считать маленького происшествия. Гуруджи, который тоже вознамерился подремать, расположившись на своем месте по диагонали: головой уткнулся в локоть соседу-японцу, а ноги вытянул в проход между креслами, — даже не заметил, как миловидная стюардесса споткнулась об эти его раскинутые ноги и уронила поднос ему прямо на голову. Проснувшись, очень удивился, обнаружив, что все лицо его залито отличнейшим коньяком.
Он слизал капли, стекавшие ему прямо в рот. Обрадовался такому виду дармовой манны небесной. Стюардесса, ужасно покраснев, стала быстро и многословно извиняться. Кончилось тем, что она в качестве компенсации за «стресс», перенесенный Гуруджи, налила ему дополнительную порцию коньяка в стаканчике. Но Гуруджи, по своему поняв эту процедуру и узрев на коляске стюардессы также и другие бутылки с разнообразными напитками, вцепился в самую большую из них. После чего искренне, от души поблагодарил вконец растерявшуюся девушку.
Когда Валентина и Иванки проснулись, они увидели следующее. Гуруджи, держа в одной руке бутылку отличнейшего французского Наполеона, в другой — пластмассовый стаканчик, поглощал коньяк, и при этом без умолку что-то рассказывал соседу-японцу. Тот с непроницаемым лицом неотрывно смотрел в окно.
Так что, когда самолет мягко шел на посадку вдоль Критского берега в аэропорт Гераклиона, Гуруджи уже был вполне «теплым». Хлопнув на прощанье «огорчившую» его девушку-стюардессу по попке в знак того, что он на нее не сердится, Валдис первым ринулся к выходу, едва самолет приземлился.
Валентин, Иванка и слегка пошатывавшийся Гуруджи с бутылкой Наполеона в руке, спустившись с трапа самолета в этот теплый, солнечный и гостеприимный, как им казалось, мир приключений, медленно продвигались сквозь толпу пассажиров, заполнявших зал аэропорта «Никос Казандзакис».
Валентин отобрал у Гуруджи бутылку, задумчиво повертел в руке (Валдису явно хватит на сегодня, а коньяк — ну не выбрасывать же!), заткнул вместо пробки какой-то бумажкой и спрятал в свой пакет.
Гостиницу они заказали загодя. У Иванки сохранилась прошлогодняя визитка гостиницы на берегу залива Мирабелло, где она останавливалась в прошлом году.
Они без хлопот нашли машину, которую прислал за ними хозяин апартаментов.
За рулем был сын хозяев.
— Как дела, Янис? — первым делом спросила его Иванка. — Народа сейчас много?
Грек засмеялся:
— Во-первых, рад, что вы нас помните. А народа — сколько бы ни было, для вас — всегда место найдется. Надолго к нам?
— Пока еще не определились…
Минут сорок они ехали вдоль моря по серпантину дорог, взбираясь с террасы на террасу. Гуруджи благополучно похрапывал после возлияния в самолете. Валентин во все глаза наблюдал необыкновенную синеву, разлитую вокруг. Вернее, все ее оттенки — от пронзительной светлой лазури в небесах, заканчивающейся дымкой у горизонта, — до густой яркой синевы спокойного моря, оттеняемой белой каймой прибоя у выступающих в море мысов.
Иванка, закрыв глаза, делала вид, что тоже дремлет. Пожалуй, ей было немного грустно. Трудно было вновь испытывать приятные чувства в тех местах, где ты уже был однажды счастлив. Прошлое лето, полное неожиданностей и милых приключений с Артуром, так и осталось в прошлом. И даже восхищение от красок, архитектуры, природы острова, уже пережитое однажды, при втором рассмотрении тускнело, превращалось во что-то обыденное, как мятная конфетка за щекой.
Лишь один Янис всю дорогу весело болтал о том, что в этом году вино получилось гораздо лучше, чем в прошлом, что дыни на базаре подешевели, что больше всех шумят в гостинице итальянцы и немцы. Только итальянцы — с утра и до вечера, а немцы, после ресторана, — с вечера и до утра. А самые тихие — японцы и французы. И что археологи опять, как и в прошлом году, продолжают неподалеку свои раскопки древнего городка Лато.
Последняя фраза зацепила внимание друзей.
Они, взглянув друг на друга, не сговариваясь, кивнули головой. Заметано! На раскопки пойдем обязательно.
Отель семьи Костаки, — так звали хозяев, — был расположен на нескольких террасах и был окружен заботливо ухоженными мини-садиками с оливковыми деревьями и жесткой травой у их подножий. На двух террасах — два небольших жилых корпуса, на третьей — кафе, бар, а также небольшой бассейн, вдоль которого стояли плетеные кресла.
Отель был хоть и не самый дорогой, но смотрелся здорово. Гуруджи слонялся по всем террасам, обалдело вглядываясь в эту непривычную для него красоту.
Им достался номер с двумя спальнями и с ванной комнатой между ними. Одна спальня для Иванки и вторая — для мужчин. Гостей приветствовал сам глава семьи Костаки, — коренастый, плотный улыбчивый, как и большинство греков, смуглый мужчина.
В номере их уже ждала «приветственная» от хозяина, бутылка домашнего критского вина, фрукты и соки.
Валентин, Иванка и Валдис быстро перекусили фруктами, переоделись. Затем, взяв напрокат в отеле велосипеды, первым делом отправились на пляжи залива Мирабелло, которые были всего в нескольких километрах от их деревушки, между городками Агиосом Николаосом и Элундом.
Преодолев террасы, с которых порой приходилось спускаться, держа велосипеды за руль, и нажимая на педали на уже приличной заасфальтированной трассе, они не успели оглянуться, как оказались у очень чистого, безлюдного песчаного пляжа.
Быстро переодевшись, разбросав одежду на берегу где попало, Иванка первой бросилась в море. С наслаждением поплыла брассом в прозрачной, очень теплой воде, зажмурив от удовольствия глаза.
Валентин, наоборот, переодевался не спеша, подставляя тело ветру и солнцу, затем медленно вошел в воду, вглядываясь в разбегающиеся круги на воде, и лишь затем нырнул.
Гуруджи в нерешительности топтался по берегу.
Валентин догнал Иванку в воде.
— Ну как? Похоже, жизнь налаживается?
— Обязательно, — крикнула она ему.
— Ау! Иди сюда! — закричали они Валдису, все еще топтавшемуся по берегу.
— Догоняй, — крикнул Валентин Иванке и размашистым баттерфляем направился в море.
Так они и плавали наперегонки, не считая времени. Выбрались на берег, усталые, но вполне счастливые.
Валдис по-прежнему грустно сидел на берегу на корточках, как одинокий дервиш.
— Ты что, забыл купальные трусы? — догадалась Иванка.
Он кивнул головой.
Иванка расхохоталась.
— А кто тебя здесь фотографирует? Иди в том, что есть на тебе, — через пятнадцать минут все равно высохнешь.
Подмигнув Валентину, она вскочила, стащила с Гуруджи майку, затем они схватили Валдиса с двух сторон за руки и потащили в море. Валдис визжал, впрочем, не особо сопротивляясь.
— Думаю, бедолаге нечасто приходилось бывать на мировых курортах, — сказала Иванка Валентину, когда они, лежа на песке под критским солнцем, ожидали, пока, наконец, Гуруджи вдоволь накупается в Средиземном море.
Часом позже, едва высохнув, и даже не переодеваясь, лишь натянув шорты, они уже сидели в маленькой таверне, расположенной на сваях над водой на окраине Элунды.
Запах жареной рыбы заставлял их сглатывать слюну.
Они заказали, конечно же, «рыбную тарелку», — рыбное ассорти, овощные котлетки из баклажана а еще — большой греческий салат в одной огромной тарелке, и, конечно, рецину, местное белое вино.
Они пробовали выговорить по-гречески «мелидзанокефтедес», — так назывались эти баклажановые котлетки, — но ни у кого из них это решительно не получалось, даже у Валентина, который считал себя опытным лингвистом. Ивонка смеялась как ребенок, слушая напрасные попытки мужчин произнести это слово. Труднее всего это давалось Валдису. Поэтому он решил налечь на вино, правда, сначала отъев «для ясности» бóльшую часть общей порции этой немыслимой экзотики. Затем долго принюхивался к рецине, а потом задумчиво спросил:
— Ее что, из деревьев гонят?
— Да это просто привкус смолы и трав со специями. Местная достопримечательность. Стоит попробовать.
— Что-то в этом есть, — заметил Валентин, причмокивая с видом знатока.
Валдису для прояснения своих ощущений потребовалось несколько раз наполнять стаканчик. Благо, бутылка была большой и давала возможность для этих содержательных исследований.
Друзья любовались заливом, разнокалиберными лодчонками, качающимися, как чайки, у берега, вздымающимися вверх горными террасами, перетекающими в почти безлесые коричневатые вершины холмов, на которых покоились мягкие сероватые облака, походившие на сгустки дыма.
Кофе было отменным. Море — удивительно спокойным. И все же Иванка чувствовала себя как разведчик на чужой земле, где нельзя расслабляться, даже если все вокруг так безоблачно.
Вот такая вот Иванка: собранная, как бегун на старте, как игрок в казино перед решающей ставкой, — была Валентину более понятна и знакома, чем страдающая от сердечных переживаний меланхоличная особа, какой показалась ему утром.
— Кстати, помнится, вчера мы говорили о майя? Так ты на самом деле знаешь, куда ушли эти ребята? — спросил он.
Иванка устроилась поудобнее, развернув свое деревянное кресло лицом к воде:
— Я вдруг пришла к выводу, что жрецы майя, хранители достижений их необыкновенной цивилизации и огромных знаний, — просто-напросто ушли …в другой мир. Можно его назвать «параллельным», или «иным миром», — как вам угодно. Они вовсе не погибли.