Иванка тоже вглядывалась в эти очертания. Линии сверкали, переливались, сливаясь в лунном свете во вполне конкретные очертания.
Эта чуть опущенная вниз голова. Устремленный вверх мощный изгиб туловища…
Голова дракона и абрисы его тела тянулись вверх, почти на всю десятиметровую высоту стены.
Да, это был именно светящийся рисунок дракона, напоминавший старинные гравюры из древних китайских книг.
Иванка наблюдала со стороны, как Гуруджи ощупывал блестящие точки на стене.
— Похоже, вкрапления слюды… или какие-то кристаллы, — отозвался тот.
— Так вот как выглядит наш Дракон? — тихо скзал Валентин.
— Дракон на небесах и дракон на земле, то есть, сейчас среди нас, — философски заключил Гуруджи. — В этом что-то есть.
Валентин, Иванка и Гуруджи уставились на светящегося дракона так, словно тот мог им объяснить, как и почему здесь появился.
— Ты считаешь, что это рукотворный рисунок? — спросила Иванка Гуруджи, который отколупнул кусочек от «светлячка» и почему-то попробовал его на зуб.
Куда бы они не отходили от стены — этот сверкающий рисунок отовсюду был одинаково хорошо виден, словно дракон поворачивал за ними свою большую голову, и его взгляд следовал за ними.
Иванка подошла к стене вплотную, она почти уткнулась лбом прямо в лоб дракону. Валентин подумал, что это со стороны напоминает какой-то древний обряд знакомства… Что-то вроде того, как эскимосы трутся носами, приветствуя друг друга…
Иванка поставила кадило на выступ, обеими руками ощупывала шероховатую поверхность камня. Следов обработки не было. Ровный камень. Правда, слегка шероховатый, с выступами… Ага, вот и трещина… но вряд ли она сделана с помощью какого-то инструмента…
Трещина эта удивительным образом находилась как раз там, где должен быть зрачок дракона. Тянулась длинной вертикальной чертой сантиметров двадцати. Узкий вертикальный зрачок-черточка, как у кошек…
Иванка сама не понимала, почему ее так занимают подобные детали? Словно это могло иметь какой-то смысл…
Она машинально провела рукой по своему рюкзаку. Рука наткнулась на что-то твердое. Это был небольшой керамический диск. Так же, не думая, достала его и вложила в щель «зрачка» дракона.
…Когда Иванка всунула диск в щель, — причем, он удивительным образом совпал по размерам с отверстием, — диск неожиданно выскользнул из ее руки и провалился вглубь трещины. Иванка растерялась. Ей совсем не хотелось расставаться с подарком Артура. Она постучала кулаком по скале как по телефону-автомату, который без зазрения совести проглотил ее последнюю монету. И тут сообразила: что-то произошло. Сияющие точки на скале исчезли, сверкающий контур дракона неожиданно погас. В недрах скалы раздался какой-то звук, похожий на стон, или, скорее, на эхо упавшего вдалеке большого парового молота.
…Сквозняк усилился. Вот только было непонятно, откуда задувает ветер?
Факел догорел и погас. А свет фонариков теперь выхватывал из темноты лишь отдельные фрагменты стены зала, в нише которого только что красовалась фигура дракона… Дракона там уже не было. Был только обыкновенный темный базальт… ничего более.
Дышать стало тяжелее. Влажные испарения, поднимавшиеся снизу, со дна пещеры, соединяясь с ароматом дымящихся в кадиле трав туманили сознание. Голова кружилась, словно от бокала крепкого южного вина.
— Гуруджи, Валентин, ау! - крикнула Иванка, не видя их поблизости, и это внушало ей беспокойство.
Ответом ей было лишь невнятное хлюпанье где-то за ближайшими сталагмитовыми башенками, — то ли чьи-то шаги, то ли лягушки… А может это снова проснулись летучие мыши?
— Ребята, где вы? — Иванка вдруг осознала, что ее голос звучит в полной тишине очень глухо, словно она находится в тесной комнатке, обитой чем-то мягким, и — никакого гула или эха, которое тут было еще недавно… И ей вовсе не казалось странным, что пространство вокруг нее словно расширилось. Как будто открылся вход в большой тоннель.
Ей почему-то стало очень спокойно, словно дальнейшее от нее уже не зависело.
Сквозняк усилился, было по-прежнему непонятно, откуда дует.
И тут Иванка почувствовала, как ее словно коконом облекло что-то дышащее, живое, ей показалось, что она — внутри полупрозрачного жгута. Он был похож то ли на омут с картины Николая Мая, то ли на смерч, который с неведомой силой уносит все попадавшие в него предметы.
Вторая реальность
Ураган над островом разыгрался не на шутку. Ветер гнул приземистые деревца, они, казалось, просто распластывались по земле. Только благодаря этому могли удержаться на скалах.
Дождь, смешавшись с землей, грязными потоками стекал со склонов.
На одной из скал неподвижно стоял человек, утром встретивший путешественников на острове, которого они называли Адамом.
Он молча наблюдал за разбушевавшейся стихией. Человек видел, как Иванка и ее друзья незадолго до урагана скрылись в пещере, и это, похоже, его радовало. Но он видел и то, как огромный вихревой смерч, похожий на столб или огромный черный жгут, проносивший по морю, внезапно замер, остановился, а затем, резко изменил направление и понесся прямо к острову. Здесь он застыл, словно завис, — как раз над пещерой.
Этот темный жгут вибрировал, извивался, как настоящий дракон. На какой-то момент его темная бесформенная, вытянутая вверх масса действительно приняла форму, удивительно напоминающую легендарное древнее животное-символ. Но затем наступило совершенно непредсказуемое. Этот жгут, словно найдя цель, загадочным образом, как простая струйка дыма, уменьшился и …исчез. Создавалось впечатление, что этот «дракон» нырнул в пещеру.
Человек на скале сокрушенно покачал головой. Но он бессилен был помочь друзьям.
Примерно в это же время из морской пучины, словно бог Нептун, вынырнул дайвер в полной подводной экипировке. Не обращая внимания на бушующий шторм, он быстро, видно, делая это не впервые, вытащил на берег свое оборудование: довольно объемный кейс стального цвета, снял с себя маску, ласты.
Жесты его были четкими и отточенными, и напоминали жест метателя кинжалов в цель.
Затем дайвер быстрым шагом, прижимаясь к скалам, — не столько прячась от чужих глаз, сколько от дождя, — направился к пещере.
Темный вихрь, устремившийся в пещеру, подхватил с собой и его.
Во снах Иванка порой летала. Ей случалось оказываться и в других мирах. И там с ней происходили события, похожие на события «этой» реальности. И в той, «другой» жизни она тоже дружила, училась, лазила по заборам, попадала в больницу. Причем, ей удавалось во снах снова и снова возвращаться в ту же самую, свою «вторую» дубль-жизнь. И, что самое интересное, она попадала туда как раз в нужныймомент, чтобы завершить дела, начатые в предыдущем сне.
И эта вторая реальность была для Иванки почти так же знакома, была для нее такой же «своей», родной, как и первая.
И сейчас, в эту фантастическую ночь полнолуния на острове, подхваченная ураганом, каким-то чудом проникшим в пещеру, она снова проносилась над густым садом со старой усадьбой из ее «второй реальности». Вот знакомый забор, через который она не раз лазила с такими же учениками «в самоволку» в город. Вот она с товарищами на экскурсии, вот они на практике… Везде, где они ни бывали, — они держались своей особой группой, в которой царило братство, любовь, взаимопомощь, удивительное понимание…
Может, это были ее мечты? Но только похожие на вторую реальность? Как часто мы мечтаем о родных по духу людях, где бы мы ни были!
Но сейчас это было первое, что она увидела, когда проносилась, подхваченная ураганом в Тоннеле пещеры на острове Василикос. Эта, ставшая уже родной, — ее «вторая реальность».
…А затем она снова окунулась в кромешную тьму. И здесь у нее словно открылось второе зрение. В полной темноте она каким-то образом почувствовала, что впереди — что-то похожее на сито. Она ощущала этой всей кожей. Иванка знала, что теперь ей предстояло распасться на отдельные атомы. Каждый атом ее тела, ее индивидуальности, «выпав из системы», которой и являлась ее личность, ее индивидуальность, все то, что называлось Сашкой Панкевич, — должен будет пройти сквозь отдельную ячейку этого сита. И там, за пределами «сита» эти атомы снова соберутся в новую Иванку, хотя тогда наверняка у нее будет другое имя и другая жизнь. И об этой старой жизни она никогда-никогда больше не вспомнит.
Иванка была в отчаянии. Ее стремительно несло к этому ситу. Да, она распадется на атомы, а что с ней будет потом? Будет ли у нее когда-нибудь там, на «второй стороне», возможность вернуться назад, в этот привычный мир, где она родилась? И что ей делать в той, новой реальности?
Ее сознание сейчас не могло справиться с чувствами и мыслями, нахлынувшими на нее.
А впереди был свет, который она ощущала, пожалуй, не глазами, а каждым своим атомом. Это был… даже не свет в обычном понимании, а — то свечение живой материи, которое придает всему сущему с новое качество.
Иванке показалось, что она теперь словно комета ворвалась в чужую очень светлую комнату. И — навстречу ей раскрылись удивленные глаза учителя… Самди? Он молчал, и в то же время он… говорил ей. Она явственно «слышала» его мысли:
«Ты… уже тут? Но готова ли ты? Чтобы быть с нами — ты должна стать… легче, — (по крайней мере, так она поняла то, что он сказал). — А это значит, ты перестанешь быть человеком. Хотя мы и приходим на эту землю в человеческом теле, но лишь ненадолго. Настолько, насколько позволяет нам качество нашего тела. Мы — другие. И быстро уходим из вашего мира. Чтобы потом возвращаться вновь. Мы — не с вами. Мы — рядом».
И это «мы другие» — прозвучало в ее мыслях многократно, словно умноженное эхом.
Она, действительно, не видела его тела, лишь его глаза, и даже не глаза — только взгляд. Лучезарный, глядевший в самую ее суть, он словно растворял ее сознание, превращая все вокруг в сияние ослепительно белого света.
Ее охватила паника. Она чувствовала себя маленькой девочкой, заблудившейся в огромном лесу, даже не представляющей себе, насколько этот лес незнаком и огромен! Вернуться назад? Каким образом? Она не могла сопротивляться силе, которая неудержимо влекла в полную неизвестность. Эта сила была намного сильнее ее воли.
Это было, словно омут… Где его начало, где конец? Где рычаги, включающие и выключающие его?
И открылось перед ней на этом перекрестке еще множество миром, измерений, и величин, которые были не понятны и чужды. И они влекли ее к себе и вместе с тем пугали. И все это уложилось в один краткий миг.
Вдруг она почувствовала, что сзади чьи-то руки грубо схватили ее, рванули в сторону, вырвав из этого потока.
Иванка могла бы поклясться, что эти руки ей очень знакомы.
«Тебе туда нельзя…» — произнес чей-то знакомый голос.
Ее тело сразу стало тяжелым, и уже не слушалось.
А потом сознание просто выбросило все это из памяти.
И оглушающая музыка тишины заполняла ее сознание. Тишина была настолько полная, что Иванка полностью растворилась в ней.
«Выход не там , где вход » ?
Когда порыв ветра погасил факел, Валентин с Гурджи потеряли Иванку из виду. Покричали, позвали, — но она как сквозь землю провалилась. Возможно, пошла вперед, обогнав их, пошла вперед. Не исключено, что здесь, в стене, на которой только что горело изображение дракона, есть много тоннелей, ведущих вглубь гор. Но их фонарики лишь выхватывали фрагменты сплошной скальной стены.
Возможно, это был эффект неверного освещения, но противоположная стена с каждым их шагом словно отдалялась, как будто нарочно отодвигалась все дальше. Тем не менее, они сами не заметили, как оказались в довольно широком тоннеле, где уже не было никаких сталактитом и сталагмитов. Только слышался ровный шум, похожий на гул ветра снаружи, или шум огромного вентилятора.
Затем мощный поток воздуха, — словно кто-то продувал кингстоны, — сбил с ног и утащил их в неведомое пространство, куда они и полетели, в прямом смысле слова, вверх тормашками.
Валентину только запомнилось ощущения растворения в пространстве. Странно. Он летел, «унесенный ветром», с каждой секундой становясь все легче и легче. Ум и тело сопротивлялись этому, а интуиция тихим голосом подсказывала: не надо сопротивляться, просто доверься…
И в том пространстве, которое теперь окружало его со всех сторон, он ощущал чье-то внимание. Но не понимал, откуда оно исходит. Словно кто-то наблюдал за ним сквозь толстое стекло.
Валентин старался изо всех сил понять, что его теперь окружает. Он ощущал, что это было что-то живое, мыслящее. Но удавалось разглядеть только темноту, правда, она была какая-то …бархатная, а отнюдь не зияющая темнота пустоты.
Он ощущал каждой своей клеткой, что в этом пространстве, которое он воспринимал, как сплошную тьму и невесомость, — сейчас что-то происходит. Здесь ощущалась энергия события. Это было какое-то движение, которое зафиксировали его органы чувств. Правда, он не мог понять его природу.
От этого ему стало жутковато.
И упругая стена, которая встретила его, теперь не удивила. Она просто отфутболила его назад с той же скоростью, с которой он влетел сюда и бабахнулся об нее.
И он покорился тому, что происходило с ним.
А потом ему послышались какие-то звуки. Откуда-то издалека доносился странный мелодичный гул. Прислушавшись, он поймал разницу тонов, полутонов, и, как ему показалось, даже ритм. Это была очень странная музыка. Ни один из знакомых ему инструментов не мог бы издавать такие звуки. И все же в звуках этой странной «плавающей», «скользящей» мелодии, было что-то удивительно знакомое.
Валентин успокоился. Ощутить хоть что-то знакомое в этом призрачном мире, — было уже кое-что…
И его полет сразу стал менее стремительным, и, похоже, даже приобрел определенный вектор. Валентин всем своим сознанием, всем существом потянулся туда, откуда слышалась эта музыка.
И музыка действительно стала приближаться. Хотя, вернее, это он приближался к ней.
«Как парящий на ветру багряный лист,
Унесенный ураганом от земли…
Мчал я сквозь дожди, что пролились
На мою судьбу… и обожгли»…
Откуда-то изнутри полились стихи, Валентин не мог сообразить, чьи они? Разве что …его?
Валентин почувствовал свое тело, руки, ноги… Он стал делать ими движения, напоминающие движения пловца в морской воде. И от этого двигался все быстрее и целенаправленнее.
А затем, словно какая-то мощная помпа или пневматическое оружие выплеснуло его в твердое, жесткое и вполне реальное пространство, наполненное ошеломляюще громкими шумами: волн, ветра и грохота камней. Он ударился обо что-то очень твердое и острое и потерял сознание.
Лера уже начала беспокоиться. Прошло несколько часов, как ее друзья ушли вглубь тоннеля. Уже начинало светлеть на востоке, предвещая восход солнца. Что с ними могло случиться?
Вскоре после того, как друзья скрылись в черном зияющем тоннеле, — их остров накрыло ураганом. Едва разгорелся новый костер, как очередной порыв шквала, ворвавшись в грот, снова разметав костер и оставшиеся вещи. И после этого в недрах пещеры раздался громкий глухой звук, словно где-то там, под землей, взорвалась шумовая бомба.
И долго еще после того Лере слышались где-то далеко в глубине темного тоннеля какие-то странные звуки, похожие то ли на стон ветра в дымоходе старого дома, то ли на завывания привидения в подвале старинного особняка.
В общем, все, что происходило в эту ночь вокруг, казалось ей настоящим фильмом ужасов.
Лере было по-настоящему страшно. Тем более, что Иванка, Валентин и Гуруджи словно сквозь землю провалились. Ей лезли на ум всякие мысли. Например, что друзей могло завалить в глубине пещеры оползнем, либо смыть шквального порывом в подземное озеро. Как им помочь? Позвать Адама? Но как оставить вход в пещеру без охраны!? Она ведь клятвенно обещала ждать друзей здесь.
Она не знала, как поступить, с опаской поглядывая в глубь грота.
И тут ей пришла в голову мысль.
Она извлекла из рюкзака тщательно упакованную коробку. Там был набор хрустальных стаканчиков, которые ей подарили восторженные поклонники на круизном лайнере.
То, что она теперь задумала, — пожалуй, напоминало магический обряд.
Расставив стаканчики перед собой на ровной поверхности прямоугольного камня в три ряда, она наполнила каждый из них водой до определенной высоты.