— Поэтому не отвечала на мои письма?
— А ты писал?
Андре не ответил.
— Ничего, — сказал он после паузы. — На этот раз все будет иначе. Я не буду скрывать, что от вас отправлюсь прямо ко двору, где буду ходатайствовать об опекунстве. Мне следовало бы сделать это раньше, дела в Делла-Рове не позволяли.
— А что за дела?
— Мои земли близко к границе, — уклончиво ответил Андре.
Мне, несмотря на его близость, опять стало холодно.
Я подняла голову, пытаясь заглянуть в его глаза.
— Андре, — позвала я. — Это правда, что говорят о нашествии?
Андре поджал губы, на лице заходили желваки. Наконец он посмотрел на меня, как-то пристально и настойчиво.
— Боюсь, что да, Эя.
Я вздрогнула.
— Оборотни? Они идут на наши земли?
— Тебе нечего бояться, Эя. Сюда им не дойти.
— Мила говорила о волке, который задрал молодого бычка…
— Мила?
— Моя камеристка.
— Эя, — мягко сказал Андре и обнял меня за плечи. Я ощутила, как дрожат его пальцы. — Это все досужие разговоры, сплетни. Оборотням не добраться сюда. Вашего бычка задрал обычный волк.
— Правда?
— Правда, крошка.
Пальцы Андре скользнули по моему затылку, поглаживая, потом он слегка отстранился и поправил мой локон, заправляя его за ухо.
Я вспыхнула. Мамочки! Получается, я стою перед мужчиной простоволосая, практически в одной ночной рубашке, в темноте. Стыд какой!
Кажется, о чем-то похожем подумал и Андре. Отнял руку, словно обжегся, но разглядывать не перестал.
Ласково, тепло улыбнулся, сказал:
— Вот такой я узнаю мою маленькую Эю. Фея Эя — помнишь, я так дразнил тебя в детстве?
Я надула губы.
— Помню.
— Злишься? — спросил Андре и снова так улыбнулся, что у меня колени задрожали.
Взгляд Андре стал совсем другим.
— С тобой все в порядке?
— Я думаю, можно вернуться в покои, — промямлила я.
— Ты права.
Он нажал на камень в стене, и та легко отошла в сторону, пропуская нас.
— Я провожу тебя, Эя.
— Ты с ума сошел! Что, если нас кто-то увидит?
— Ты права…
Андре почему-то мечтательно улыбнулся.
— Я и вправду сошел с ума.
Освещая себе дорогу мотыльком, которого позаимствовала у Андре, я прошла к себе. Слава Богине и всем святым девам, мне никто не встретился.
Видно, я все же поспешила с благодарственной молитвой, потому что прямо у двери в свои покои я нос к носу столкнулась с Нэн. Та держала перед собой темный плащ и перчатки.
Увидев меня, она попыталась спрятать вещи за спину, но было поздно, и она просто скомкала их в руках.
Я выдохнула и, поскольку отступать было поздно, перешла в наступление.
— Что ты здесь делаешь, Нэн? — спросила я. — Еще и в такой час?
Судя по выражению лица горничной, она хотела бы спросить меня о том же, но не решилась.
Окончательно ставя ее в тупик, я гаркнула чуть не в лицо ей:
— Мила! Где тебя носит! Ты мне нужна!
В приоткрывшейся двери, ведущей в комнату Милы, показалось заспанное лицо камеристки.
— Вы звали меня, мисс Лирей? Простите, я не слышала, — пробормотала Мила, отчаянно зевая.
Нэн попыталась обойти меня боком.
— Ты так и не ответила, Нэн, — отчеканила я.
— Леди… То есть мисс Виталина, ей потребовалось…
Я покосилась на комок в ее руках. Кажется, и вправду плащ. Но зачем Виталине плащ служанки?
— Утром поговорим о твоем поведении, — пообещала я ей и скомандовала Миле: — За мной!
Мила проследовала в мои покои, и, только когда дверь закрылась, я шумно выдохнула. Прислушалась — шаги Нэн стихли — и взяла Милу за руку.
— Прости, Мила, у меня не было выхода. Нэн застала меня у двери, и пришлось сделать вид, что я ищу тебя.
Мила сонно поморгала, а потом почему-то понимающе улыбнулась.
— Так я вам не нужна?
— Конечно нет, прости, что потревожила!
Мила удалилась, напоследок наградив меня еще одной понимающей улыбкой.
Я улеглась в остывшую постель, свернулась калачиком. Осторожно дотронулась до плеча, которого еще недавно касались пальцы Андре. То, что произошло, показалось сном, грезой. Он так странно смотрел на меня… Он обещал, что будет ходатайствовать о нашем опекунстве. Если так, то мне вообще ничего не страшно. Ни угроза оказаться запертой на всю жизнь в башне, ни угроза нашествия не казались мне теперь существенными.
Я закрыла глаза и, вопреки ожиданиям, провалилась не в темноту, а в свет. Мощный струящийся поток окутал меня, стоящую на зеленой, залитой солнцем лужайке. По еле ощутимому колыханию воздуха я поняла, что не одна здесь. Совсем рядом стоит кто-то, но из-за света, бьющего в глаза, очень трудно его разглядеть.
Я сделала шаг, и высокая широкоплечая фигура подалась мне навстречу.
Когда я увидела наконец лицо незнакомца, я завизжала, как поросенок, от восторга и радости:
— Папа!!!
Я протянула руки к отцу. Он совсем такой, как я его запомнила, ничуть не изменился!
— Эя… — раздался тихий голос.
А потом что-то случилось с его лицом.
Черты его исказились, вытягиваясь вперед, кожа покрылась шерстью, глаза засветились оранжевым дьявольским огнем.
Мой рот открылся, чтобы закричать, но крика не получилось.
Чудовище, еще секунду назад бывшее моим отцом, ухмыльнулось, раздалось леденящее душу рычание.
— Я иду за тобой, Эя, — глухо прорычало оно.
Я наконец смогла закричать и, закричав, проснулась.
Глава 3
Казалось, я закрыла глаза всего на миг, но стоило провалиться в темноту, как раздался голос Милы:
— Мисс Лирей… Мисс Лирей! Просыпайтесь, пожалуйста, вы проспите охоту.
— Ну какая охота, Мила, — сонно пробурчала я. — Виталина сгноит меня в этой башне… Если раньше не прилетит добрая фея и не подарит мне крыль…
Я сонно заморгала, увидев бело-розовые облака балдахина, и поняла, что нахожусь в собственных покоях.
— Охоту? Какую еще охоту? — пробормотала я. — Богиня! Андре! Это же мне не приснилось? Андре здесь!
Опомнившись, я уставилась на довольно улыбающуюся Милу.
— Точно, охота, — смущенно добавила я.
— Ваш костюм готов, — все еще улыбаясь, сказала Мила. — И Леди, должно быть, очень соскучилась.
— Леди!
Мысль о лошади так и подкинула на кровати. Как я еще ночью не отправилась на конюшню? Мама рассказывала, как меня маленькую несколько раз находили в деннике утром после того, как в замке не оставалось угла, в который бы не заглянули. Мама тогда запретила няне Пепе пугать нас сказками про оборотней, мол, каждый раз после этих россказней я сбегаю ночью на конюшню… Чудно, но я почему-то считала, что там-то волки точно меня не достанут…
Сумбурные воспоминания, планы, надежды пронеслись в голове вихрем, пока я бежала прямо босиком в ванную комнату.
Наскоро ополоснувшись, я закуталась в теплый халат, что подала мне Мила, и почистила зубы.
Натянула удобное облегающее белье — никогда не понимала сестер, предпочитающих даже на охоту надевать платья и сидеть в дамском седле — под облегающие бриджи пышные крахмальные панталоны не годятся. Мила протянула расшитую серебряной нитью рубашку, следом бриджи. Расправив складки, я застегнула камзол. На ноги надела сапоги из твердой кожи, отделанные с внутренней стороны замшей, чтобы было удобней держаться на лошади.
Волосы Мила споро собрала в низкий пучок. Черная шляпа с изумрудного цвета пером довершила образ.
Не обращая внимания на возражения, Мила накинула мне на плечи плащ.
— Вот солнце выглянет — снимите, — упрямо сказала она. — А пока будьте добры, потерпите!
* * *
Когда я спустилась во двор, герцог и его племянник со сквайрами уже ожидали нас. Был там и Андре, с сосредоточенным видом проверявший подпругу Леди.
Вороная узкокостная кобыла с вытянутой мордой запрядала острыми ушами, завидев меня, протяжно заржала и ударила копытом о землю.
У меня возникло ощущение, что только что между Эберлеем и Андре что-то произошло. Лица у обоих были покрасневшие, недовольные, и когда я подошла, возникло неловкое молчание. Только на лице Эберлея было почему-то еле заметное превосходство, Андре же хмурил брови.
В ожидании сестер обменялись привычными любезностями, душными, несмотря на свежесть утра.
— Сегодня мы точно его уделаем, — сообщил Эберлей, скалясь. — В чем, в чем, а в этом я не сомневаюсь. Будет знать, как драть коров, дьявольское племя!
Виталина и Микаэла спустились спустя четверть часа. Обе в платьях для верховой езды, Виталина в голубом, Микаэла в зеленом, и в шляпках в тон. Вид у обеих, особенно у Виталины, такой, точно ее всю ночь ногами били. Сестра не прекращая зевала, а под глазами залегли тщательно замаскированные тени.
Оказавшись в седле, я зажмурилась от удовольствия, впитывая до кончиков пальцев волшебное ощущение покачивающейся под тобой земли, ощущая теплые бока лошади. Леди время от времени коротко, радостно ржала, ее поступь напоминала готовую разжаться пружину.
Господа — то есть мы — ехали впереди, за нами тянулась процессия из ловчих, егерей, конюхов и лакеев, тех из них, что принимали участие в каждой охоте. Впереди бежали собаки, уши торчком, вид настороженный, готовы в любой момент сорваться на быстрый бег, повинуясь звуку рога или команде.
Выехав на дорогу, ведущую к лесу, я цокнула языком, переводя лошадь в рысь.
— Мисс Лирей, — крикнул мне вслед Эберлей. — Будьте осторожны. Если встретите волка…
Чего это он раскомандовался?
Не став слушать, что еще он скажет, я пришпорила лошадь, пуская Леди в галоп.
Андре на вороном красавце коне поравнялся со мной. Наверно, улыбка у меня — глупее некуда, потому что Андре расхохотался, озорно, по-мальчишески, как когда-то в детстве.
Стоило лесу сомкнуться за нашими спинами, я снова перевела Леди в шаг, та недовольно фыркнула, но подчинилась. Постепенно нас обогнала вся охотничья процессия, а мне хотелось просто побыть наедине с лесом. И с Андре.
* * *
Лес здесь смешанный, пахнет хвоей от огромных атесинских сосен, их стволы уходят в самое небо, запрокинешь голову, чтобы посмотреть, — и главное, не упасть с лошади от головокружения. Могучие дубы рядом с ними выглядят чуть ли не пнями, а белые стволы берез кажутся и вовсе молодой порослью. Озябшие за зиму кроны тронула молодая листва, над головами бойко, по-весеннему, поют птицы, снуют рыжие и голубые белки. На глаза даже слезы навернулись.
— Эя, — позвал Андре, как всегда, уловивший мое настроение, и спросил с улыбкой: — Плачешь?
— Просто так красиво, — ответила я, чувствуя себя, пожалуй, глупее, чем леди в душещипательных романах.
— У тебя глаза сейчас точь-в-точь эта первая зелень.
Мои щеки вспыхнули, возникла неловкая пауза, и я даже обрадовалась звукам охотничьего рога.
Судя по разразившемуся вслед за протяжным гудом истошному лаю собак, мы вышли на след волка.
Я взглянула на Андре и опустила глаза, вновь покраснев под его взглядом.
— Мне показалось, или вы поругались с Эберлеем? — спросила я, чтобы сгладить неловкость.
— Не показалось, — хмуро ответил Андре. — Жених Виталины что-то слишком много себе позволяет. Я сегодня же напишу его величеству, дай только вернемся с охоты.
Он приблизился почти вплотную и, как когда-то в детстве, взял меня за руку, слегка сжав внезапно задеревеневшие пальцы. Даже сквозь кожу перчатки я ощутила тепло его руки. Сколько мы ехали так, шагом, не знаю, я думала, что стоит высвободить руку, как волшебство момента закончится, придется возвращаться в шаткий, ненадежный мир, где все решают за меня. Судя по морщине между бровями Андре, он думал, если не о том же, то о чем-то похожем.
Руки сами разжались, когда мы услышали впереди крики, лай, ржание и страшный, короткий вой.
— Волк! — воскликнула я и, пришпорив Леди, устремилась вперед.
Андре поскакал за мной.
Когда мы догнали остальных, я только увидела, как спешившийся Эберлей с зажатым в руке копьем пытается подступиться к огромному, истыканному стрелами волку.
Истекающее кровью животное крутится на месте, огрызаясь на атакующих собак.
Виталина и Микаэла, сидящие бок о бок в своих дамских седлах, закрыли глаза надушенными платочками, а я не смогла отвести взгляд.
Вот Эберлей наносит удар, и волк падает, продолжая дергаться, хрипеть, разевая красную пасть. Наконец, вывалив язык, животное затихло.
Но стоило герцогу наклониться над ним и выдернуть копье, упираясь сапогом в шкуру, как тело волка стало расползаться в разные стороны, стремительно светлея. А потом на моих глазах превратившись в тело человека. Черноволосый юноша, истыканный стрелами, весь в колотых ранах и кровоподтеках, вытаращил неподвижные глаза в небо.
Перед моим взором возник образ монстра из сна.
— Я иду за тобой, Эя, — прозвучало где-то совсем близко.
Я выпустила поводья и пронзительно завизжала.
Потом, должно быть, потеряла сознание, потому что стало темно, а когда открыла глаза, оказалось, что лежу на чем-то мягком. Надо мной склонились лица Андре, Виталины, Микаэлы. Лица хмурые, бледные, подбородок Микаэлы — я поняла, что голова моя покоится на ее коленях, — дергается, по щекам пролегли влажные дорожки. Даже у Виталины глаза на мокром месте.
— Эя! Эя! — пробормотала Микаэла. — Хвала Богине! Как ты нас напугала!
— Оборотень, — прошептала я. — Это был оборотень.
Сестры закивали, и Виталина взяла меня за руку.
Я перевела взгляд на Андре.
Тот нахмурил брови, между ними вновь пролегла глубокая складка.
— Ты говорил, они не дойдут сюда?
Андре нахмурился еще больше. Обернулся, крикнул:
— Да уберите же, наконец, тело! С нами леди!
Сестры благодарно закивали, всхлипывая.
— Женщины, — раздался снисходительный голос Эберлея. — Зачем быть такими впечатлительными? Зверь повержен, это главное! Мисс Лирей, вам лучше?
— Да, благодарю, — поднимаясь, ответила я таким тоном, словно он за завтраком спросил, хорошо ли мне спалось.
Виталина, серьезная, нахмуренная, отчего стала немного похожа на маму, отряхнула мой плащ.
— Как ты меня напугала, сестренка, — пробормотала она.
— Больше, чем оборотень? — слабым голосом спросила я, и мы обе робко улыбнулись, а затем несмело рассмеялись. Смех постепенно перерос в немного истеричный хохот.
Внезапно Виталина шагнула навстречу и порывисто прижала меня к себе. Спустя секунду к нам присоединилась и Микаэла, обняв нас обеих за шеи.
В груди защемило, а в горле встал ком. Я почти забыла, как это — не знать, а чувствовать, что у меня есть дом, есть семья.
— Виталина, прости меня, — прошептала я еле слышно, обнимая сестру. На этот раз совершенно искренне.
— Эя, малышка, — так же тихо ответили губы Виталины.
Сентиментальная Микаэла только шмыгнула носом.
— Дамские нежности, — проворчал Эберлей. — Будет вам, леди. Я думаю, лучшего момента, чем миг моего триумфа, для сообщения такой важной новости и не придумать!
Я ощутила, как Виталина вздрогнула и отчего-то прижала меня сильнее, а из груди Микаэлы вырвался тихий, еле слышный стон.
— Ну-ка, Виталина, иди сюда, — позвал Эберлей.
Я даже не успела удивиться его командному тону, просто вдруг захотелось, чтобы сестра никуда не уходила. Да, мы никогда не ладили, но я все же скучала по ней. Именно сейчас я поняла, как скучала. И объятия сестер такие теплые, такие искренние…
Виталина медленно, но решительно отстранилась.
Сестра пристально посмотрела мне в глаза, и в ее взгляде я прочла какую-то беспокойную, невысказанную мысль. Подбородок Виталины дрогнул, а я ощутила, как колени наливаются тяжестью. Я беспомощно оглянулась на Андре — тот смотрел на Эберлея нахмурившись, скрестив на груди руки.
Эберлей по-прежнему стоял возле тела, хвала Богине, накрытого рогожей. На камзоле герцога виднелись бурые пятна.