— Это ручная работа! Индивидуальный дизайн!
— Ева, представь, что да Винчи отказался от своей манеры письма и рисовал только то, что хотят видеть заказчики…
— Он и так рисовал на заказ! А я делаю украшения в своей манере! Их даже скопировать не всем удаётся!
— Но удаётся же! Ева, пойми, ты можешь собирать жемчуг в глубинах океана, а вместо этого плещешься на мелководье, довольствуясь морской галькой! Самой не обидно?
— Нет! Это моя работа, она приносит мне и удовольствие, и деньги…
— И ты всегда счастлива? Даже если заказ не нравится?
— Если мне не нравится заказ, я его не беру!
Мы спорили до глубокой ночи, пока Виктор не спохватился:
— Тебе спать пора. Не думай о плохом, для этого есть день.
И, пожелав таким странным способом спокойной ночи, он проводил меня в комнату, а сам вернулся на кухню. С ноутбуком, лишив возможности посидеть в сети.
Пришлось ложиться — с телефона не слишком удобно серфинговать. А уж видео смотреть — тем более.
22
И все-таки мне не спалось. Виктор предлагал не просто сделать коллекцию. Если послушаю, придется полностью менять стиль работы, отлаженный годами, проверенный и надежный. Нужно будет отвернуться от заказчиков и делать вещи на свой страх и риск, не зная, купят ли. В общем, Виктор требовал отпустить синицу ради мифического журавля. Казалось, он уверен в успехе. Но, с другой стороны, это моя жизнь, не его. Не останусь ли у разбитого корыта? А мне ребенка поднимать.
Но настойчивые слова крутились в голове. Подушка казалась жесткой и горячей. Бессонница казалось, пришла навеки поселиться и я решила бороться с ней проверенным методом. Встала, включила свет и достала заготовки. Не кольца- браслеты, не цветочные колье… В коробке ждал своего часа бонсай.
Тонкие ветки изгибались и переплетались. Они хорошо просохли и выглядели как настоящие. Но до конца работы было еще ох как далеко. Предстояло вылепить множество листочков, а потом и цветов. Бутонов. Плодов. Стало интересно, как они выглядят у гибискуса. Зеленоватый шарик скрывали пятилепестковые чашечки, чем-то напоминающие водосбор. Только тяжелого багрового оттенка.
Захотелось почувствовать их аромат. Раздавить в пальцах зеленоватый плод, поднеси к ному, вдохнуть глубоко-глубоко, до головокружения… Такого же, как тогда, в «Раю», когда Виктор был простым хастлером.
— Дура! — пробормотала тихо-тихо, так, что сама едва услышала. — Ты беременна от одного и до трясучки хочешь другого! Быстро запихнула свое желание куда подальше и за работу. Хватит с тебя мужиков!
Осторожный стук в дверь заставил замолчать.
— Ева? — в щель просунулась голова, — Ты почему не спишь?
— Бессонница, — ответила кратко.
Разговаривать ни с кем не хотелось. Хотелось творить. Но Виктор пропустил мимо ушей мой недовольный тон:
— Принести теплого молока?
— Лучше тесто из холодильника, — я прошла мимо него, шлепая по полу босыми ногами.
Комок, завернутый в пищевую пленку, уменьшался. Пора было делать очередную партию. Но это завтра. А сегодня…
Формы, формочки, скалки, палочки, стеки… Все, что поможет сделать листочек — живым. И только отправив на просушку с десяток поняла — Виктор не ушел. Сидит на расстеленном диване тихо-тихо, и словно дышать боится.
— Что?
— Это прекрасно!
Но смотрел он не на дерево. Взгляд темных глаз был направлен на меня.
По спине словно холодный ветер пробежал, и сразу же сменился жаром. Черт побери, этот мужчина действует на меня, как… Блин, а он никакого афродизиака в еду не добавляет? Хотя это вряд ли — кому нужна беременная? И пусть живота еще совсем не видно, но уже через месяц — полтора начнет округляться, а потом я стану толстой, неуклюжей коровой!
— Устала, — соврала, лишь бы ушел. Сил моих не было терпеть. Еще минута- другая, и сама прыгну к нему в кровать. Чертов хастлер!
— Тогда отдохни, — Виктор послушно направился к двери. — И все же подумай, что я сказал насчет коллекции.
— Это вряд ли. Только если вот так, ночами. Потому что кушать хочется больше, чем славы.
— Слава и деньги идут рука об руку. Стоит немного потерпеть, и…
— Или остаться у разбитого корыта.
— Что, прости?
Ну да, он же не знает сказки о Золотой Рыбке.
— Я нарабатывала заказчиком несколько лет. Эта работа меня кормит. Так я уверена, что не буду ничего делать вхолостую, выкупают все. А вот так, отсебятину пороть… А если это никому будет не нужно?
Такого смеха я давно не слышала. Виктор закинул голову и хохотал так, что слезы проступили. Он вытер их тыльной стороной руки:
— Какая же ты наивная!
— Ну и… — обида снова подняла голову.
— Тебе простительно!
— Потому что беременная дура? Все мозги в матку ушли? — выдала первое, что в голову взбрело.
— Потому что гений! — не повелся на провокации Виктор. — Поверь, я работал с такими, как ты. в парфюмерии их немало.
— И? — стало любопытно. Уж кем-кем. а чем-то необычным я себя не считала.
— Когда вы творите, это прекраснее самой красивой музыки, самого яркого фильма. Даже спецэффекты не нужны. Вокруг ваз витает… — он щелкнул пальцами, подбирая подходящее слово, — аура. Особая, очень тонкая, как аромат жасмина. Мне иногда кажется, что ваши умения сродни магии. Но проблема в том, что гении совершенно не разбираются в реальной жизни!
Ну вот, всю малину испортил! А я-то уж губу раскатала, заслушалась!
— Ну, как-то дожила до двадцати пяти…
— Именно, что «как-то». Нет, ты можешь казаться себе и другим вполне успешной. Но… просто я знаю, каких высот ты можешь достичь на самом деле. Нужно только немного постараться, дать хорошую рекламу, снять видео… Ева, открою тайну: корпорации наживаются на талантах. Тебе же что надо? Возможность творить, да чтобы не беспокоиться о жилье и пище. Так? Ну, в отпуск съездить, что-то нарядное купить. Ведь этого достаточно?
— Вполне. — кивнула, уже понимая, что последует дальше.
— Но мне вполне хватает того, что есть!
Шах и мат! Ну, мне так мнилось. Виктор думал по-другому.
— Это тебе сейчас так кажется. Но позаботься о ребенке. Ты ведь захочешь дать ему самое лучшее: вкусную еду, красивую одежду. Будешь искать самую лучшую няню, а когда придет время — престижную школу. Потом — университет. Хорошее образование стоит денег. Сможешь ли ты их заработать, оставаясь на той же тропинке?
Виктор шантажировал. Нагло и откровенно. Но была в его словах доля правды, признавать которую так не хотелось. И я ушла от ответа:
— Скоро рассвет, а я еще не ложилась. Нужно хоть немного поспать.
— Тогда — спокойной ночи.
Показалось, что вместе с Виктором из комнаты ушла бодрость. Я чуть не вывихнула челюсть, зевая. И едва успела добраться до кровати. Последнее, что помнила: чувство счастья и удовлетворения, которые не оставляли с той поры, как я начала делать бонсай.
23
Утром сварила кофе. С молоком. Виктор молча забрал со стола чашку с мятным чаем и вылил в раковину.
— Осуждаешь?
— Неуверен, что тебе можно кофе.
— Беременность протекает образцово-показательно, так что мне все можно. Только осторожно!
Но как была приятна эта забота, пусть даже излишне навязчивая. И я все чаще ловила себя на мысли, что я девочка, хочу платьице и на ручки.
— Беременная дура, — ругала себя. И баловала.
Во-первых, слезла с диеты. Теперь мне позволялось куда больше обычного. Но физкультуру не оставила. Только вместо пробежек были спокойные прогулки и легкая гимнастика. И как-то само собой получилось, что Виктор тоже стал принимать в них участие.
— Насиделся дома. И, вообще, свежий воздух хорошо влияет на мозги! Я старался всех своих работников выгонять на улицу.
— Надеюсь, фигурально?
— Буквально! Тем, у кого были высокие умственные нагрузки, полагалось выбираться на воздух каждые три — четыре часа. Минут на десять. И, знаешь, показатели выросли. Жалко, отец угробил это начинание на корню!
Постепенно мне приоткрывалась жизнь миллионера. И тогда стало понятно, что «богатые тоже плачут» — не шутка. И то, что кому-то жемчуг мелкий, а у кого-то суп пустой… В общем, проблем у них было не меньше, чем у «простых смертных». И одна из них сейчас шла рядом со мной по парку, приноровляясь к неспешному шагу.
— Вот слушаю тебя и думаю: а оно мне надо? Если деньги приносят такие проблему, гори они синим пламенем!
— Необязательно становиться беспринципной сволочью. Пока ты любишь своего ребенка больше, чем шелест крашеной бумаги, все в порядке.
Присутствие Виктора стало необходимо. Я привыкла к нему так же, как привыкают к уютному одеялу или любимой мягкой игрушке. И когда он уходил куда-то по делам, скучала. Бродила по квартире из угла в угол и не знала, чем себя занять. Даже любимые заказы валились из рук.
Но не задуманная коллекция!
Бонсай закончила в рекордные сроки. Ради этого отложила даже букет орхидей, которые мне экстренно заказали. В итоге доделывала его спешно, забыв про сон. Но при этом была счастлива. И, отвечая в очередной раз на письма заказчиц, поймала себя на мысли, что не хочу. Не желаю делать их колечки и ожерелья. «Воспоминания о лете» манили куда сильнее.
Разумеется, они об этом не узнали. Я просто прикрыла на время «магазин», оставив на витрине уже готовые вещи. «Ушла в творческий отпуск». Заказчицы поохали, но пожелали удачи. А неприятные комментарии я пропустила. Зачем портить себе настроение?
У Виктора глаза загорелись, когда он узнал.
— Великолепно! Мы должны успеть!
— Куда? — удивилась я.
— Думаешь, после родов у тебя будет время на творчество? Ты должна успеть закончить до появления ребенка. А сразу после — продумать другую. Ева, я не шутил, когда говорил, что придется много работать.
Это было понятно давно. Но почему-то именно этот бешеный темп мне нравился куда больше размеренной жизни. И уверенный, умеющий принимать решение Виктор притягивал, манил, как красивый цветок. И такой же ядовитый. Я не смела поддаться чувствам, помня и о его проблемах, и о своих. Кому нужен чужой ребенок? Да и вообще, разве этому мужчине кто-то нужен? Кажется, работа заменяет ему и жену, и друзей.
А еще я поняла, почему в «Раю» Виктор значился лучшим. Трудоголик. Перфекционист. Считал, что если берешься за что-то, то делать надо идеально. И от меня этого требовал. Слушать его ворчание на необязательность и отсутствие самодисциплины надоедало. Но при этом голос завораживал.
— Ева, не спи! Проверь, прислали и фотографии! Ладно, сам проверю, отдохни, совсем вымоталась.
Я отдала ему свой рабочий почтовый ящик — все равно основное общение проходило в соцсетях и ничего личного на мейл не присылали. Но из динамиков полилась знакомая музыка и я кинулась к экрану.
Над сценой, кутаясь в потоки дождя, парил Артем.
— Потрясающе! Это…
— Зачем ты открыл это письмо?
Виктор даже головы не повернул:
— Оно пришло на общую почту. Но этот парень — гений!
— Тебе не кажется, что ты слишком часто употребляешь это слово?
— Что? — Виктор оторвался от просмотра. Его бровь удивленно поползла вверх. — Ты ревнуешь? Или…
Под мощные аккорды в руках Артема распускался алый цветок. В этом мире только я знала, что он символизирует.
Виктор переводил взгляд с танцора на меня. Раз, другой… И тихо спросил:
— Это он?
— Что?
Я не ожидала вопроса, настолько увлеклась тем, что происходило на сцене. Артем умел заворожить, заставить забыть обо всем. Он умел кружить головы.
— Ты говорила, что отец ребенка — танцовщик. Это он?
— Какая разница, — чтобы улизнуть от ответа я полезла в холодильник за киви.
— Ты права. Никакой, — голос Виктора звучал глухо. А взгляд уперся мне в живот, так, что даже захотелось прикрыться. — Кто может родиться у двух таких людей? Либо величайший гений, либо настоящее чудовище!
— Ну, спасибо!
Настроение, испорченное роликом, упало вообще ниже плинтуса. И, уходя, я хлопнула дверью так, что вставленное в неё матовое стекло едва удержалось на месте.
24
Подбодрил, называется!
Я месила «тесто», вкладывая в это всю злость. Какого черта этот гад открывает не предназначенные ему письма?
Напоминание об Артеме отозвалось сожалением. Отличный парень. Но — не срослось. И теперь ребенок будет воспитываться без отца.
Он же гений,
Как ты да я. А гений и злодейство —
Две вещи несовместные. Не правда ль?
И чего мне Пушкин вспомнился? Моцарт, Сальери… Бред какой!
Рука сама отсыпала красителя. Багрово-алый. Как удовольствие на грани боли. Пронзительный и страшный. Лепестки — тоньше папиросной бумаги. Это немного смягчило оттенок, сделало его прозрачно-дымчатым. Но прожилки остались темными. И в тон им — тяжелый зеленый для листьев.
Букет из больших — в ладонь размером — гибискусов. Вот прямо «из головы», без эскиза. Я смотрела на россыпь лепестков и видела итоговый результат.
— Ева? — осторожно постучал в дверь Виктор. — С тобой все в порядке? Уже три часа не выходишь.
— Занята, — даже разговаривать с ним не хотелось.
— Так нельзя. Иди хоть чаю попей!
Меня передернуло, стоило вспомнить запах мяты. Хотя со своей задачей — уменьшить тошноту — он справлялся на отлично.
— Не хочу.
Виктор не настаивал, но и не уходил. Я слышала его дыхание, и от этого становилось не по себе. Соски напряглись и прикосновение домашней футболки казалось нестерпимым.
Но злость еще не прошла.
— Выйди, пожалуйста!
Эмоции. Они могли сделать секс незабываемым. Острым. Чувственным. И именно поэтому мне не следовало пока оставаться с Виктором один на один. Он понял и послушно отступил.
А я продолжала лепить.
Семь цветков. Листья — сама кровь. Мое прощание с прошлым. И понимание, что любви уже не будет. Ну что же, я сберегу её для малыша…
Живот под ладонью оставался таким же плоским, как всегда. Но ребенок рос, это подтверждали все исследования. У меня даже имелись фотографии! А вот мальчик или девочка — неизвестно. Но я буду любить его независимо от пола! Гибкую красавицу с русыми локонами или шкодливого озорника. Без разницы.
— Только родись здоровым, — попросила тихо.
И отложила работу. Хороша мамаша, совсем о времени забыла. Даже не поела. А ведь надо!
Вареники с грибами и картошкой. Под каким-то невероятным соусом. Рот наполнился слюной от одного вида тарелки. А Виктор накрывал на стол, как будто и не было размолвки. Хорошо. Просто отлично. Нам еще не хватало сцен. И так живем как настоящая семья. Только… без постели. Да беременна я от другого.
— Сегодня тебя не тошнило?
Я помотала головой и осеклась. А ведь и правда! За несколько часов — ни одного приступа.
— Тогда, может, прогуляемся?
Я снова отказалась. Наелась и теперь хотелось только добраться до дивана и лежать тюленем, переваривая съеденное. Но насладиться отдыхом мне не позволили:
— Надо двигаться! Посмотри, какая погода!
Солнце уже не грело, но светило исправно. Воздух уже пропитался легкими запахами прелой листвы. Дожди все чаще поливали землю и сегодня был редкий день, когда тучи не затягивали небо серым плащом.
— Не хочу!
— Надо! Через час!
Он сдержал слово. Ровно через час заставил одеться и вывел на прогулку.
Мы тихонько брели по парку. Ветер срывал с деревьев листья и охапками бросал в прохожих. Они застревали в складках одежды, путались в волосах и приходилось доставать их, разбирая обвившиеся вокруг черешков пряди. Виктор смеялся, помогая мне это сделать. А потом просто собрал красно-желтый букет и преподнес, картинно припав на колено.
Почему-то это было смешно. И я смеялась. И тут же хотелось плакать. Сама не понимала, чего желаю. А потом учуяла запах пончиков и кофе.
Виктор с улыбкой смотрел, как я поглощаю одно припорошенное сахарной пудрой колечко за другим.
— Умиляешься?
Кивнул, не отводя взгляда. Но в глубине черных, как угли глаз, мелькнуло что-то, похожее на раскаяние.