Улыбка тут же показалась фальшивой. А еще через несколько минут я убедилась, что не ошиблась: прямо через зеленый еще газон к нам шел Артем.
— Что он…
Я смотрела то на одного, то на другого. Понимание пришло не сразу.
— Это… ты? — спросила беззвучно.
Виктор кивнул. А у меня не осталось сил даже на возражения.
— Привет! — Артем кинул рюкзак на свободный стул и уселся напротив.
Его взгляд пронзал насквозь.
— И когда ты собиралась мне рассказать?
Все, что смогла — закрыть рукам лицо.
— О чем ты?
— Не прикидывайся!
Судя по голосу, Артем был в ярости. Я не осмелилась открыть глаза, только слушала.
— Так когда?
— Артем… — взглянуть на него все-таки пришлось, — я ни на что не претендую. Это мой ребенок. Понимаешь? Так что живи спокойно, ни я. ни малыш тебя не потревожим.
Я ни разу не слышала, как он матерится. До этого дня.
— С какого хрена ты решаешь за меня — нужен мне ребенок, или нет? Я, кажется, никогда не был против. Кстати… — полыхающий злостью взгляд переместился на Виктора.
Тот вскинул руки:
— Я с ней не сплю!
— Не спит, — подтвердила нехотя. — После тебя я вообще ни с кем…
Артем откинулся на спинку стула. Буравящий взгляд перемещался с меня на Виктора:
— Если это действительно мой ребенок… я хочу принимать участие в его жизни. И фамилию он будет носить мою!
— А вот это дудки! У малыша будет моя фамилия! — сорвалась я, не выдержав напряжения. — Но если ты желаешь быть отцом, запрещать не стану! Условие одно: не лезь в мою личную жизнь!
Напряжение ощущалось кожей. Еще чуть-чуть, и я взорвусь сотнями обжигающих осколков.
— Он не будет! — вклинился Виктор и повернулся к Артему: — А ты сбавь обороты. Беременным нельзя нервничать.
— Извини! — пробурчал в ответ и, залпом допив остывший кофе, поднялся. Ножки стула заскрежетали по бетону. — Твоя личная жизнь мне неинтересна. Пока она не вредит моему ребенку.
— Это МОЙ ребенок! — отчеканила вслед. Но Артем сделал вид, что не услышал.
25
Я обрушила свою ярость на Виктора. Дотерпела до дома и в грубой форме высказала все, что думаю по поводу чужих мужиков, лезущих в мою личную жизнь. Он только кивал да все ниже опускал голову. А когда я немного успокоилась, просто выставил на стол пирожные.
Корзиночки, наполненные воздушным кремом и свежими фруктами. Киви и клубника. Мои любимые.
Кислинка разбавляла приторную сладость, а песочное тесто придавало всему законченность. А вместо мятного чая Виктор заварил мате:
— Правда, ни калебаса, ни бомбильи нет, так что пить придется прямо из кружки. Но тебе должно понравиться!
Как он угадал! Несладкий напиток отдавал легкой горечью — то, что доктор прописал. И это было совсем непохоже на надоевший чай.
— Вкусно как! А что за бомбилья?
— Трубочка для питья. Специальная. Да проще показать.
Через минуту я уже изучала сайт любителей мате. И остро поняла, что хочу и калебас, и бомбилью, и с десяток сортов мате. И даже нашла не слишком дорогие приспособы.
— Это не то, — тут же забраковал Виктор. — Я тебе позже настоящие привезу, какие и должны быть. А это, — палец презрительно ткнул в экран, — ширпотреб. Сувенир, не более.
— Подлизываешься?
Хорошо очерченная бровь поползла вверх. А я чуть не застонала: удивленно- ироничное выражение лица делало Виктора таким сексуальным! Обманывать себя не было смысла: я его хотела. Но не все коту Масленица. Сейчас не до постели. И не до ледяного душа — только простуды не хватало. Спас глубокий нырок в дела:
— Как все продвигается?
— Сайт почти готов, — несколько ударов по клавишам ноутбука, и на экране высветилась заготовка. — Прикрутим к нему магазин и…
— Подожди! Интернет — магазины у нас налогом облагаются. А я без регистрации. Работаю на свой страх и риск.
— Ну так надо оформить все по правилам!
Я не знала, смеяться или плакать. Ну как объяснить человеку, который привык иметь дело с давно существующей компанией, живущей по законам другой страны, особенности «поддержки малого бизнеса» у нас? Да он просто не поймет, что работать мне придется как папе Карло, и хорошо, если после уплаты всех налогов останется хотя бы прожиточный минимум. Нет, будь оборот побольше, об этом и речи бы не шло. Но не с теми суммами, что я выручала на своем холодном фарфоре.
Виктор действительно не понял.
— Странно все. Тут бы с юристом… А если у тебя будет большой оборот, справишься с налогами?
— Скорее да, чем нет. Но таких сумм я никогда не зарабатывала и не смогу.
— Кто сказал? — пальцы Виктора летали над клавиатурой. — Сейчас попробую найти юриста, с ним… А, черт. У меня ни одного знакомого из вашей страны. Ладно, разберусь сам. Как там говоришь, Индивидуальный Предприниматель?
Ему уже было неинтересно ничего, не связанное с работой. Неужели я выгляжу вот так же, когда запираюсь в кабинете наедине с идеями? Тогда понятно, почему мужчины не задерживались надолго.
Цветы оформились в букет. Оставалось только закрепить его в держателе. Решила делать его в виде цветочного горшка. Теплая терракота, грубо обработанная глина. Резкий контраст с нежными лепестками, но как они заиграли, оттеняя друг друга.
— Потрясающе! — оценил Виктор.
— Ты говоришь так обо всем, что я делаю, — отмахнулась небрежно. А в голове уже складывалась следующая скульптура. Раковина, покоящаяся в завихрении волны и нежно-розовый цветок, выглядывающий из приоткрытых створок.
— Я поговорил с Артемом…
— Я же просила не лезть! — настроение тут же снова испортилось.
— Не о тебе, — отмахнулся Виктор. — О твоих работах. Знаешь, он тоже находит их в высшей степени талантливыми. И открыл секрет, что именно ты вдохновила его на эту прогремевшую постановку. Ты и твои рисунки.
Пастель продолжала скользить по шероховатому листу. Из-под мелков осыпалась невесомая пыль, я сдувала её и продолжала рисовать.
— В общем, Артем обещал поддержать с персональной выставкой. Сказал, сведет с нужными людьми, поможет с местом проведения и рекламной поддержкой.
— Считает себя обязанным? — листы тихо зашуршали, когда я отложила их в сторону. — Виктор, тебе непременно было рассказывать ему о моей беременности? Это называется манипулирование.
— Это называется мужская солидарность. И по словам Артема, он должен за помощь. Если бы не ты, ничего бы с танцами не получилось.
Я не стала разубеждать. Благодарность — так благодарность. А поскольку Виктор все же настаивал на официальном оформлении, пошла ва-банк. Достала заначку и решительно вступила на путь, ведущий к семи кругам ада — бюрократическая машина работала без перебоев, перемалывая и правых, и виноватых. Хорошо, «товарищи по несчастью» подсказали надежных посредников и от меня потребовались только подписи и деньги. Сейчас это казалось наименьшим злом.
Высвободившееся время я посвящала работе. Уже было ясно, что Виктор слов на ветер не бросает. Подготовка к выставке шла полным ходом.
Девочка, которая взялась обработать фотографии, оказалась прекрасным мастером. Сайт понемногу обрастал «мясом». Документы оформлялись. От меня требовалось только предоставить шедевры, которые засияют на стеклянных полках.
Рассказывал Виктор красиво и вскоре я сама поверила в реальность его слов.
А вот иную помощь я оценила в реальности. Оказалось, это очень удобно, когда кто-то занимается домашними делами. Раньше, выйдя из «творческого запоя» я с грустью смотрела на клубы собравшейся в углах пыли, на засохший хлеб, на паутинку под потолком. Пара дней уходила на генеральную уборку, еще несколько — на отдых и приведение организма в норму, потому что питаться заказанной пиццей и бутербродами не есть хорошо.
Теперь же обо мне заботились. Трижды в день заставляли поесть горячего, и еще парочку раз подсовывали всякие вкусности в вид йогуртов и фруктов. К счастью, токсикоз начал проходить и мой рацион расширился. Теперь кроме пельменей я могла есть жареную без лука картошку и запеченную в духовке курицу. Виктор каждый раз радовался так, словно мишленовскую звезду получил.
Но вскоре мне стало неловко.
Он работал. Причем так, как мне и не снилось. Организация выставки, оформление документов, договоренности занимали кучу времени, а Виктор еще умудрялся и за мной ухаживать. И я начала потихоньку выползать из мастерской. Готовить не могла — от вида и запаха некоторых продуктов по прежнему мутило, но вот убраться было мне по силам. Хотя это право пришлось отстаивать со скандалом:
— Угомонись! Виктор, пойми, ты не нахлебник! Ты столько делаешь, что уже мне неловко, понимаешь?
— Беременным нельзя перетруждаться!
— Ага. Только вот беременная еще не значит — больная. Немного физической нагрузки мне не помешает.
— Иди в сад!
Несмотря на идеальный русский, Виктор упорно продолжал называть мой любимый парк садом. И никогда не отпускал меня туда одну:
— Мало ли что. Споткнешься, голова закружиться…
Его забота походила на параною. Пришлось долго убеждать, что со мной все хорошо, что я не тургеньевская барышня или трепетная лань, готовая упасть в обморок от малейшего косого взгляда.
И тем страшнее оказалось остаться в одиночестве.
26
Виктор исчез внезапно. Просто однажды, вернувшись с прогулки, я нашла пустую квартиру.
Ну как пустую… Все вещи и деньги остались на местах, а вот о Викторе напоминал только заботливо накрытый прозрачной крышкой обед на столе.
Я тут же кинулась к шкафу. Полки ощерились пустотой, а на перекладине покачивались освобожденные от пиджака и рубашек плечики. Чемодан тоже пропал, как и документы.
И — никакой записки.
Я успокаивала себя, что Виктор появится еще до вечера. Пусть не лично. Пусть просто позвонит или перешлет сообщение. Но телефон молчал. И когда утром раздался переливчатый звон, я чуть не упала, так резко подскочила с кресла, в котором провела ночь.
Но это был Артем.
— Ева, я не могу дозвониться до Виктора!
Он произносил имя на русский манер, ставя ударение на первый слог.
— Виктора. — машинально поправила я и спохватилась: — Ты тоже не знаешь, где он?
В трубке повисло молчание. А потом Артем поинтересовался:
— Ты дома? Никуда не выходи!
Нарочито спокойный голос меня не обманул: он волновался. Стало страшно:
— Ты что-то знаешь? Виктор тебе звонил?
— Сиди дома! Я скоро приеду.
Легко сказать — сиди дома. Я чуть ногти не сгрызла, пока дождалась. Честно пыталась поработать, помня о грядущей выставке, но все валилось из рук. Запоров несколько поделок, я махнула рукой: в таком состоянии нечего и пробовать.
И когда раздалась трель домофона, кинулась к двери, как утопающий — к спасательному кругу.
— Ну? Что? — налетела с порога.
И осела на банкетку, на которой обычно переобувались: вид у Артема был растерянный.
— Ты… что-то знаешь? — повторяла, как заводная.
— Думал, ты объяснишь… прилетел с гастролей на пару дней, а мне тут звонят: Виктор на связь не выходит, а надо кое-какие вопросы решить, причем срочно. Эй, Ева! Ева. ты что?
Я потеряла нить разговора. Голова закружилась, по телу разлилась слабость.
Пришла в себя сидя на кухне, со стаканом воды в руке. Оказалось, я пью из него маленькими глоточками и не понимаю, что делаю.
Напротив стоял встревоженный Артем.
— Очухалась? Рассказывай!
Я не знала — о чем. О том, что осталась в пустом доме? Об осиротевших шкафах? За что там шкафы. Осиротела я сама. И пусть вокруг масса друзей, без Виктора этот мир утратил краски. Черно-белая кинолента. Какое-то движение, подобие занятости… но что мне это без Виктора?
Но почему все вокруг расплывается? Предметы потеряли очертания, словно кто-то брызнул на акварельный рисунок водой.
— Ева! Да что это такое…
Нежные руки обхватили за плечи. На миг показалось — Виктор!
Понимание пришло отчаянием. Отстраниться Артем не позволил, и я разрыдалась. А потом долго всхлипывала, изводя бумажные салфетки и прихлебывая горячий чай.
— Успокоилась? Рассказывай! — велел Артем. Вид у него был испуганный.
— Да чего рассказывать? Вернулась — а Виктора нет. И его вещей — тоже.
— Деньги? Ценности?
Не доверяя мне, Артем сам проверил шкафы.
— Так и думал, что как было, так и осталось. Хоть бы перепрятывала. Ну? Все на месте?
Я только кивала, не в силах осознать, что произошло. Почему так плохо и одиноко?
— Ева, может, к врачу? Мало ли… — Артем кивнул на начавший округляться живот.
— Не надо, — я нашла силы встать и дойти до холодильника. Высыпала на ладонь пару желтоватых таблеток. И взвизгнула от удара.
Лекарство покатилось по полу, а ярдом стоял разъяренный Артем:
— Ты что удумала?
О чем он заподозрил, поняла не сразу. Но почему-то не рассердилась и не развеселилась.
— Это валерьянка. Мне её врач прописал, — и сама удивилась сквозящему в голосе равнодушию.
Артем проверил упаковку. И торжественно вручил мне две таблетки. А потом включил чайник.
Пока ждали, когда закипит, тишину в кухне нарушали только вздохи — мои, и Артема. Наконец, он спросил:
— Что делать-то будешь?
Я пожала плечами:
— Пока не знаю. Ничего не знаю.
— Так не пойдет. Ева. мне завтра улетать, возиться с тобой нет ни сил. ни желания. У меня своя жизнь, у тебя — своя. Прошу об одном: позаботься о ребенке. И если что-то понадобиться: лекарства, врачи, или еще что — сразу сообщай. Я оплачу. Теперь я могу это сделать.
— Я никогда в тебе не сомневалась.
— Я знаю.
И в этих словах звучала искренняя благодарность.
Чай допить не смогла — захотелось спать. Артем помог перебраться на диван в мастерской, идти в большую комнату не решилась — там все напоминало о Викторе. А засыпая, слышала, как он с кем-то бойко болтает по телефону. Ну да. жизнь закончилась только у меня. У остальных она продолжается.
Мысли путались, цеплялись одна за другую, как слишком длинные нитки в иголке. А потом я заснула.
Во сне я бежала по каким-то бесконечным коридорам. Свет длинных ламп вдоль всего потолка едва разгонял темноту, в зеленоватая краска на стенах казалась скользкой и мокрой. Я кого-то искала, звала, но не слышала собственного голоса. Только эхо шагов. Кто-то убегал, кто-то. очень нужный и важный. С каждым шагом расстояние между нами увеличивалось, а с ним — и отчаяние. А потом из-за очередного поворота раздался лязг. Я вздрогнула и… проснулась.
На кухне кто-то был. Не Артем — тот вечно на что-то натыкался. То на стол, то на табурет. Куда только девалась вся его ловкость!
Осторожные шаги, лязг — тот самый, что преследовал во сне. Теперь я его узнала: ложка задевала о стенку стальной миски. Там кто-то что-то готовил. И это мог быть только один человек!
С кровати я не встала — Вскочила. И замерла в коридоре, не смея открыть дверь.
27
Она распахнулась сама.
— Проснулась? — как ни в чем не бывало, поинтересовалась Маша.
— Ты что здесь делаешь? — удивилась я.
— Артем позвонил. Когда я примчалась, он был в панике. Самолет завтра на рассвете, а тут — ты.
— Ну и летел бы!
Быть обузой я никогда не желала. И не была.
— Ага. И оставить тебя в таком состоянии? Нет, Артем, конечно, эгоист, но не до такой степени. К тому же — снова этот взгляд на мой живот, — ты носишь его ребенка. Так что просто расслабься и предоставь взрослым мальчикам решать все проблемы. Я всегда так делаю!
Кошмар! Это она мне предлагает? Никогда не рвалась сесть кому-то на шею и грузить свои проблемы. Сама все могу, сама все сделаю! О чем и сообщила не в меру активной подруге.
— Вот поэтому нормальные мужики от тебя и бегут, как черти от ладана! Им что нужно? Сильными себя почувствовать. А если женщина впереди них в горящую избу врывается… да кому рядом с ней уютно будет?
Я слушала, кивала, даже соглашалась. Но менять планы не собиралась. Да. кони бегут и избы горят… ну, судьба у меня, значит, такая!
— Ай, да что с тобой говорить! — махнула рукой Маша. — Садись, почаевничаем. Я печеньки принесла. Ты все еще токсикозишься?