С каждым словом, срывающимся с губ, по венам ворожеи прокатывалась волна жара, сокрушающим потоком устремляясь к окровавленному запястью.
— Прими же кровь в дар! — срывающимся голосом выкрикнула она. — Оставь в ней силу, как дар!
С последним словом ворожея резко взмахнула прокушенной рукой. И с кончиков её пальцев в сторону неспешно надвигающейся лоймы брызнули рубиновые капли, на лету наливаясь и разгораясь ярким багровым пламенем. Едва коснувшись духа, они, ослепительно сияя, растеклись по эфемерному телу рваными алыми кляксами. Призрак оглушительно завыл, вскинув вверх голову, беспорядочно замахал руками в попытке стряхнуть с себя прожигающие плоть капли и в следующий миг распался на языки мрака, промелькнувшие невесомыми клубами мимо застывшей Ялики и вылетевшие на улицу сквозь разбитое окно. В ту же секунду парившие в воздухе близнецы с глухим звуком рухнули на пол.
Ворожея, облегченно выдохнув, кинулась к распростершимся на полу детям.
— Что с ними? — услышала она встревоженный голос Могуты, замершего на пороге.
— Живы, хвала Богам, — глухо отозвалась она и, прикрыв лицо руками, расплакалась, давая волю бурлящим в груди переживаниям.
— Ну, будет, — тихонько произнесла подошедшая Ведана, ласково погладив её по голове, и спросила: — Лойма была?
Ялика лишь кивнула, захлебываясь от душивших ее рыданий.
— Тяжело тебе, пресветлая, пришлось, — то ли спросила, то ли заключила Ведана, заметив рваную рану на запястье. — Кровиночку в ход пустить пришлось.
— Сама виновата, — буркнула Ялика, утирая рукавом катящиеся слезы. — Она вернется. Отсидится в лесах до полуночи, сил наберется и вернется.
— Вижу, — прошептала Ведана, разглядывая детей подслеповатым прищуром. — Связала себя, нечистая, с ними узами черными.
Уложив так и не проснувшихся детей в кровати, они вышли из горницы, прикрыв за собой дверь.
Тяжело дышащий от боли в боку Могута тут же опустился на лавку за столом и тяжелым мрачным взглядом сопровождал засуетившуюся Ведану.
Травница, завесив разбитое окно старым потрепанным одеялом, разожгла лучины и помогла Ялике перевязать запястье, рваная рана на котором покрылась черной обуглившейся коркой.
— Что делать-то, пресветлая, будем? — нарушил молчание Могута, когда все расселись за столом.
— Ты и Ведана — ничего, — на секунду задумавшись, тяжело заключила Ялика. — Ты говорил, что колдовство кто-то навел.
Могута мрачно кивнул.
— Лойма не просто детей поглотить хотела, — продолжила она, задумчиво разглядывая перебинтованную руку. — Она пыталась связать их души с собой. Колдовство нужно разрушить. Иначе лойма вернется. Не завтра ночью, так через день, через два, может, через неделю, но вернется, чтобы завершить начатое. И тогда ни я, ни Ведана, ни тем более ты, Могута, не сможем защитить детей.
Ворожея замолчала, бросив настороженный взгляд на прикрытое одеялом окно, и, словно соглашаясь со своими мыслями, решительно кивнув, добавила:
— Поутру отправлюсь в имение Огнеяры. Может, след какой найти удастся.
Могута насупившись, посмотрел на Ялику и, не говоря ни слова, тяжело поднялся из-за стола и отправился в свою горницу. Едва за ним прикрылась дверь, Ведана чуть слышно произнесла, бросив встревоженный взгляд на ворожею:
— Ты видела, пресветлая? Детей-то уже, считай, и нет на этом свете, души их почти в серые пределы следом за нечистью ушли. Что их в Яви еще держит, поди, одним Богам и ведомо.
— Видела, Ведана, видела, — горестно вздохнув, отозвалась Ялика. — Потому-то колдовство и надобно разрушить. Как дом от нечисти оградить, знаешь?
Старая травница молча кивнула.
— Вот, утром, как уйду, и сделай так, как надобно, — посоветовала Ялика.
Как только забрезжил рассвет, и деревенские петухи поприветствовали восходящее солнце, ознаменовав начало нового дня, так и не сомкнувшая глаз Ялика покинула дом старой травницы. Эх, если бы она не забыла вчера свою сумку, то, может, и не пришлось бы прибегать к магии крови, призывая на помощь Велеса. Не зря ведь наставница без устали повторяла ей, что кровь — это последнее средство, когда другого выхода уже нет, и без крайней нужды прибегать к нему не следует. В следующий раз Боги могут и не откликнуться. Поэтому она первым делом зашла на постоялый двор за оставленной там котомкой.
Встретив Радмилу, встревоженную её долгим отсутствием, Ялика как следует расспросила девушку о пути до имения Огнеяры, и, узнав все требуемое, поспешила к кузнецу, справить ножны для неожиданного подарка Мортуса. Не дело — оставлять оружие без надлежащей защиты. Еще сломается в самый неподходящий момент, а то и вовсе предательски вопьется в бок или бедро, ежели просто так подвесить его на пояс.
— Ладная работа — мастера достойная, — заключил кузнец, пристально рассматривая серебряный кинжал и, подозрительно сощурившись, спросил: — Откуда он у тебя, пресветлая?
— Так ты, Богдан, ножны-то смастеришь? — раздраженно спросила Ялика, которой его взгляд и тон не пришлись по душе.
— Не серчай, пресветлая, — примирительно произнес кузнец, возвращая кинжал. — Нет нужды мастерить…
Коренастый Богдан с густой, рыжей бородой, в подпалинах от царившего в кузнице жара, стал суетливо копаться на верстаке, захламленном различными инструментами и поделками. Разворошив мускулистыми руками груду, по всей видимости, забракованных заготовок, он извлек из-под них искусно сделанные ножны, украшенные витиеватым узором рун и символов, переплетающихся друг с другом.
— Вот, помню же, что где-то здесь были, — вытерев пот со лба, пробасил кузнец и протянул ножны Ялике. — Пару месяцев назад, по весне, кажись, заходил к нам в село странный путник. Имя еще у него какое-то диковинное было, запамятовал. Так просил он меня ножны сделать, точь-в-точь к такому же клинку, который ты мне показала, поэтому и спросил, где его взяла…
— Мортус? — осторожно уточнила Ялика, разглядывая плавные изгибы узоров на поверхности ножен.
— Точно! Мортусом его звали! — старательно закивал Богдан, приветливо улыбнувшись. — Сам он набросок и сделал. Я тогда еще подивился чудно́му рисунку. Но заказ-то исполнил, да только заказчик пропал, ни следа, ни духу.
Аккуратно вложив кинжал в ножны, ворожея поразилась тому, как ладно они подходят друг к другу, и спросила:
— Сколько за работу возьмешь?
— Вперед плачено, — кузнец покачал головой. — Чую, не вернется заказчик за работой, посему забирай.
— Не вернется, — чуть слышно заметила Ялика с грустью. — В царство Мары отправился.
Поблагодарив кузнеца и прикрепив ножны к поясу, она, следуя наставлениям Радмилы, отправилась к сгоревшему имению.
Еще издали Ялика почувствовала удушающий запах гари. Казалось, этот смрад пропитал все вокруг: и дорожную пыль, и зеленеющую на полях траву, и раскачивающиеся от дуновений легкого ветерка вершины деревьев, громадными исполинами возвышающимися чуть вдалеке. Даже проносившиеся по небесной синеве невесомыми призраками пушистые облака пахли недавно приключившейся бедой.
Когда показались первые обугленные остовы изб и хозяйственных построек, запах стал совсем невыносимым. К нему добавилось зловоние паленой плоти и шерсти. Видимо, вместе с постройками погорели и все их обитатели, включая животных. Над воцарившимися вокруг смертью и разрушением не властно было даже летнее солнце, лучи которого, казалось, обходили проклятое место стороной.
Зябко ежась, Ялика бродила среди остывшего пепелища, поднимая настороженными шагами облачка пепла и сажи, тревожно вглядываясь в останки некогда богатого имения в попытках обнаружить хоть что-нибудь, позволившее разглядеть причину случившегося несчастья. Как вдруг уголком глаза заприметила быстро промелькнувшую тень, тут же скрывшуюся за неведомо как уцелевшим и покрытым языками копоти колодцем.
— Выходи, — устало позвала она. — Я тебя видела.
Из-за колодца, словно нехотя, вылез черный взлохмаченный кот, мельком посмотрел на нее блюдцами желтых глаз с вертикальными зрачками и, жалобно мяукнув, принялся вылизывать грязный растрепанный хвост.
— Прекрати прикидываться, — строго заметила ворожея.
Кот, уставившись на нее, прищурился и совсем по-человечьи резким писклявым голосом изрек, растекаясь клубами черного дыма:
— И не скрыться-то ведь. И чего тебя сюда понесло?
В следующую секунду перед Яликой предстал маленький косматый бесенок, раздосадовано перебирающий крохотными копытцами. На голове, покрытой черной шерстью, красовались два небольших обломанных примерно посередине рожка.
— Ну, чего зенки вылупила? — огрызнулся бесенок, яростно помахивая коротким хвостиком. — Мешу, что ли, никогда не видела?
— Не видела, — честно призналась Ялика, с любопытством разглядывая бесенка.
— Ну, любуйся, — оскалился меша и демонстративно повернулся кругом. — А теперича давай проваливай.
— А ты-то чего здесь забыл? — словно не услышав, спросила Ялика.
— Чего-чего? — искренне удивился нечистый. — Ищу чем поживиться. Люблю, знаешь, человечинку, копченую да прожаренную как следует.
Бесенок плотоядно облизнулся и сердито топнул копытцем, подняв облачко пепла, тут же подхваченное дуновением ветра. Заметив посуровевший взгляд ворожеи, он тут же осекся и чуть смущенно добавил:
— Жил я тут.
— Знаешь, что произошло? — поинтересовалась Ялика.
— А то как же! — не без гордости заявил меша. — Кадуковы дела!
— Кадук, значит, — задумчиво повторила ворожея и ласково спросила: — Расскажешь?
— Еще чего! — искренне возмутился бесенок, смешно мотнув рогатой головой. — Чтоб меня опосля Кадук в болотах утопил?
Ялика нахмурилась и, потеребив прядь пшеничных волос, задумчиво протянула:
— Сперва я тебя… — она осеклась, силясь придумать кару пострашнее, — … со свету сживу. Сам рад будешь Кадуку в лапы попасть.
— А силенок-то хватит? — с вызовом поинтересовался бесенок, предусмотрительно отступив на шаг назад.
— Уж хватит, будь уверен, — с притворной лаской в голосе произнесла Ялика, угрожающе нависая над съежившимся упрямцем.
— Вот почто грозишься-то? — спешно затараторил тот. — Без угроз-то никак? Все расскажу.
Бесенок, что-то сердито бормоча себе под нос, вскарабкался на край колодца, за которым совсем недавно пытался спрятаться, и по-хозяйски устроившись на нем, с самым невозмутимым видом продолжил:
— Баба глупая здесь жила. Да и мужик-то ее — не семи пядей во лбу. Нечего противиться кадуковой силе, особливо ежели сам по добру и воле договор с ним заключил.
— Договор? — удивленно переспросила Ялика.
— А то как же! — важно кивнул меша. — Они никак ребеночка зачать не могли. Ну, не получалось у них никак. А тут мужик ейный Кадука в болотах встретил. Он как раз старцем прикинулся. Так мужик все ему и выложил. А Кадук-то умный! — Бесенок глупо хихикнул и, давясь смешками, продолжил: — Кадук, значит, ему и говорит, что средство есть. И раз, уже ему пузырек с водой болотной да семенем своим нечистым под нос сует, мол, вот он, эликсир волшебный. Выпьешь — поможет, стало быть. Только, говорит, расплатишься плодами древа своего.
Меша набрал побольше воздуха и, скривив кошмарную рожицу, продекламировал тоскливым замогильным голосом:
— Когда багровая Луна обагрит кровью один твой плод, а живородящее Солнце напитает соками второй, тогда плодами древа своего со мной и расплатишься.
Ялика, вздрогнув, обмерла. Те же зловещие слова она уже слышала сегодня ночью от ворвавшейся в дом старой травницы лоймы.
Бесенок опять захихикал.
— А мужик-то глупый, взял да на радостях и согласился, думал, о яблоне какой речь идет, — давясь смехом и нелепо подпрыгивая на кресле, вымолвил он. — Баба его об этом узнала, уже когда на сносях была. Ох, и серчала. Да делать нечего, уговор есть уговор. Только деток своих отдавать, ох, как ей не хотелось. Стала она ведовским премудростям учиться. Да только куда ей! Разве ж против Кадука кто из смертных встать сможет! Пришло время, Кадук за обещанным лойму — из тех, что позлее да посильнее — и послал. В общем, баба чего-то там напутала в своих чарах неумелых. Вот все вокруг и спалила. Да сама сгинула. На счастье, деток ее из огня какой-то мужик дворовой вытащил.
— Лойму, значит, послал, — эхом отозвалась ворожея, задумчиво покусывая палец.
— А то как же! — подтвердил меша, непоседливо поковырявшись в ухе. — Кто ж еще, окромя лоймы, может с неклюдами управиться?
— Так дети Огнеяры — кадуковы неклюды?! — заключила Ялика, озаренная догадкой.
Бесенок с притворным разочарованием прикрыл лицо ладонью, мелко засеменив висящими в воздухе копытцами.
— До чего ж вы, смертные, порой глупые, — шумно простонал он, кривляясь. — Ну, конечно, а почто ему человеческие детеныши-то? Свое вернуть хочет.
Опешившая ворожея с отсутствующим видом заходила перед колодцем. Сидящий на краю бесенок с напускным равнодушием принялся наблюдать за ней. Два долгих шага вперед, два — обратно.
Впрочем, её молчаливые раздумья быстро наскучили меше, и он, лихо спрыгнув на землю, стал карикатурно вышагивать вслед за ворожеей, словно передразнивая ее.
— Так! — Ялика неожиданно остановилась.
Бесенок, не ожидавший такого, налетел на нее и, раздосадовано охнув, повалился на землю. Хмурая ворожея, стремительно наклонившись, взяла его за шиворот, резким рывком поставив на ноги, и присела перед ним на корточки так, чтобы ее лицо оказалось вровень с мордочкой растерявшегося духа.
— Ну, а ты-то зачем мне это рассказываешь? — полюбопытствовала она, стараясь заглянуть в глаза меши. — Неужто и вправду моих угроз испугался?
Меша тут же отвел взгляд. Потом попятился, смущенно спрятал ручки за спиной и, уставившись куда-то вниз, принялся скорбно вычерчивать копытцем пологую дугу, поднимая облачка сажи и пепла.
— Тут такое дело… — начал он, подобострастно осклабившись. — В общем, надоело мне пакостить.
Брови ворожеи в изумлении подлетели вверх.
— Баба местная, хоть и глупая была, да понимающая, — продолжил смущенный меша, старательно подбирая слова, будто боясь сболтнуть лишнего. — Едва видеть нашего брата научилась, меня прочь не погнала, хоть и могла, на пакости да шалости мои не серчала особливо, наоборот, лакомства какие подкидывала, сахарку кусочек или варенья миску оставляла.
Он споткнулся на полуслове, словно поперхнувшись.
— Жалко мне стало ее, — пояснил бесенок, видя требовательный взгляд наблюдавшей за ним ворожеи. — Я сдуру и сболтнул, как от Кадука избавиться. Обмануть, стало быть, его.
— А ты знаешь, как? — не поверила Ялика.
— Ведома мне эта тайна, — с загадочным видом кивнул меша и зачем-то погладил обломанный рог. — Да только тебе за просто так не скажу. Сделку предлагаю.
Изумленная ворожея выпрямилась и сверху вниз посмотрела на наглого духа, который тут же предпочел спрятаться за колодцем.
— Сделку, — подтвердил он, настороженно выглядывая из своего убежища. — Я к тебе в услужение пойду, коли ты с Кадуком сладишь.
— И почто ты мне сдался? — удивилась ворожея.
— Эх, молодо-зелено! — тяжело вздохнул меша, выходя из-за колодца. — Я ж про нечисть всякую поболе вас, людей, ведаю. Секреты всякие. Соглашайся! Я тебе, как с Кадуком сладить, поведаю, а ты меня к себе в услужение возьмешь.
Извернувшись, Ялика ловко схватила бесенка за шиворот и подняла над землей. Тот сразу обмяк и умоляюще уставился на нее.
— И чего это ты, мил друг, так ко мне в услужение набиваешься? — ехидно поинтересовалась она.
— Так все одно, — жалостливо заметил меша, нелепо болтая в воздухе ножками. — Я ж перед Кадуком уже провинился. Он и без того меня сил лишил. Так, на мелкие пакости только оставил. А теперь-то после того, как Огнеяра с ним не сладила, он точно в болоте сгноит. А ежели тебе Кадука обмануть сил достанет, то, стало быть, и меня от гнева его защитить сможешь.
Бесенок выразительно сплюнул на ладонь и протянул ее ворожее.
— Ну, что? По рукам? — спросил он умоляюще, доверительно вглядываясь в лицо Ялики.
Неожиданно сильный порыв налетевшего ветра поднял и закружил в воздухе прогоревшую золу, тут же забившуюся в нос ворожеи. Она чихнула, выронив бесенка, который, не теряя времени, отбежал на почтительное расстояние и выжидательно замер, пытливо уставившись на нее. Крупные хлопья пепла, кружащиеся вокруг в неспешном, степенном танце, на мгновение скрыли солнце, погрузив округу в гнетущий сумрак. Впрочем, следующий порыв ветра подхватил пепельное облако, унося его высоко ввысь.