***
— Запомнила? — еще раз спросил ее Василий.
— Д-да, — кивнула Юля. Гораздо больше, чем наставления, ее беспокоило небольшое кровотечение и какое-то гложущее чувство глубоко внутри живота.
— Ты меня, вообще, слушаешь? — зло спросил воин, видя, что девушка смотрит куда-то вниз.
В ответ Юля заплакала.
— Ну, начинается! Ты чего? Я все сделаю сам! Ты вообще, нужна только для того, чтобы он появился!
Юля заплакала еще сильнее.
— Ну, перестань! — Василий грубовато обнял ее, понимая, что сейчас ей действительно плохо. — Ну, него ты? Все будет хорошо!
— Нет! — всхлип. — Я умру! — всхлип.
— С чего ты решила? Я не дам ему ничего тебе сделать!
— У меня кровотечение не останавливается, — всхлип. — Там… И какой-то холод внутри… Неправильно все это.
Василий потрогал ей лоб:
— Нормально все будет! Не плачь, — он еще раз нарисовал на Юлином животе Уруз. — Должно помочь.
Девушке действительно резко полегчало.
— Теперь готова? — Воин проверил, как пистолет с навинченным глушаком вынимается из кобуры. Так себе, но что поделаешь. Главное, в темноте не видно, что именно топорщится под курткой.
— Д-да, готова, — Юля вытерла слезы.
— Тогда идем!
Василий выскочил из машины и помог девушке, после чего они, под ручку, пошли к подъезду, изображая пару, возвращающуюся домой после веселой гулянки. Внутри было темно, но Юля включила фонарик. Рука, в локоть которой вцепилась девушка, сжимала рукоять пистолета в готовности выдернуть его, но Василий был уверен, что до квартиры им ничего не угрожает.
Они спокойно поднялись на второй этаж, хотя наверху что-то загадочно шуршало.
Весело щебеча, девушка достала ключи… и тут в квартире зажегся свет, судя по резко вспыхнувшему глазку. Юля сглотнула, и он выключился. Василий почувствовал, как она затряслась, и вытащил пистолет из кобуры.
— Открывай, — прошептал он и добавил, уже громче. — Милая, ну чего ты копаешься?!
— Не вставляется, — ответила Юля, с трудом попавшая в замочную скважину. — Застрял на половине!
Глазок опять вспыхнул, и дверь распахнулась.
На пороге стоял Артем. Глядя прямо в дуло пистолета, он улыбнулся и сказал:
— Юля, милая! Я так ждал тебя!
Девушка почувствовала, как сердце ухнуло в пропасть, и, не понимая, что делает, толкнула Василия, пока не понимающего, стоит стрелять, или нет. Он поймал ее и втолкнул в квартиру, сам зашел следом:
— Стоять! — рявкнул воин и закрыл за собой дверь. — Руки поднял! Быстро! Ты кто?
— Я — Артем! — ответил парень, послушно подняв руки. — Спроси у Юли!
— Но ты же умер!
— Ты возродила меня! Ту ночь мне разрешили провести с любимой. А теперь я твой. Я — подарок. А это кто?
— Это Василий, он воин…
— Заткнись! — рыкнул Василий. — Это он, Юль? Навий?
— Я не Навий!
Юля прикусила губу. Ее мозг лихорадочно заработал. Навий или Артем? Магию он не использовал. Может быть, действительно это возрожденная душа ее Артема? Но как она сюда попала? Откуда у него второй ключ, который не позволял открыть дверь?
— Откуда у тебя ключ? — спросила Юля.
— О! — Артем улыбнулся. — Это правильный вопрос! Понимаешь, я сидел, ждал тебя… А тут пришла твоя мама! — парень повернулся в коридор, как бы желая обратить их внимание туда.
Юля зажала себе рот руками, чувствуя, как ужас сковывает все тело. Василий прищурился:
— И что ты с ней сделал?
— Я? Ничего с ней не делал. Честно.
— А почему нас встречаешь ты, а не она?
Артем еще раз странно улыбнулся, дверь, мощно распахнулась, и ударила Василия в спину. Воин выстрелил, несмотря на толчок, и голова Артема взорвалась кровавым фонтаном, а сам он упал на пол, как сбитая кегля.
Василий сзади за шею схватили сильные руки, и мерзкий голос прошептал в ухо:
— Потому что с ней кое-что сделал я!
Юля бросилась вперед, выбежала в коридор и завизжала от ужаса. За столом сидела ее мать, с перерезанным горлом и ранами на запястьях. А на столе стояло пять мисок, наполненных кровью.
Василию повезло: Навий не учел, что на нем была серебряная цепь с оберегами, и ни парализовать магией, ни просто придушить, его не получилось. Воин, резко сел, одновременно заводя пистолет назад, по ощущениям туда, где была голова навита, и в момент, когда глушитель уткнулся ему в глаз, выстрелил.
Хватка мгновенно ослабла, Василий выстрелил еще раз, и, перехватив обмякшее тело, перекинул его через себя, чудом не задев внезапно замолчавшую Юлю. Бес уже тлел. В коридоре лежало только одно тело — Навия, которое вспыхнуло холодным мертвенным огнем. Артем, кровь и Юлина мать исчезли, как будто их и не было.
Девушка повернулась к воину и прошептала трясущимися губами:
— Это была иллюзия, Вася.
Он отвел взгляд от ее безумных глаз с красными белками и дорожками слез, сделав вид, что смотрит за сгорающим Навием. Юля с ненавистью посмотрела на навита, пнула его и, привалившись к косяку, сползла на пол. Василий закрыл дверь и, после того, как от убитого врага не осталось даже пепла, поставил пистолет на предохранитель:
— Вот и все, Юль. Работа сделана.
Глава 4. Монастырь
Без веры угодить Богу невозможно;
ибо надобно, чтобы приходящий к Богу веровал,
что Он есть, и ищущим Его воздает
(Евр. 11, 6).
Потому говорю вам:
все, чего ни будете просить в молитве,
верьте, что получите, — и будет вам.
(Мар.11:24)
2015 год
Отец Анатолий перекрестился перед воротами монастыря и постучался. Через полминуты откликнулись:
— Кто там?
— Отец Анатолий, мне к настоятелю.
Ворота распахнулись, и юноша в монашеской сутане проговорил:
— Проходите, батюшка. Заждались уж вас! Неделю назад новости о вашем приезде в Волгоград пришли! Думали, вы сразу к нам! Пойдемте, я покажу вам, где настоятель… — инок суетился, явно стараясь понравиться.
— Ворота-то закрой, сынок, — улыбнулся в бороду Анатолий.
Монах вымученно улыбнулся, с усилием закрыл створку, задвинул засов и засеменил в сторону строений. Анатолий степенно последовал за ним. Монастырь особо за последние пять лет не изменился: все та же облупленная штукатурка на внутренней части основного здания, но блестящее мрамором и золотом крыльцо. Батюшка тяжело вздохнул.
Настоятель обернулся на стук и улыбнулся, раскрыв объятия, едва увидел зашедшего следом за иноком батюшку:
— Анатолий, сколько лет, сколько зим! Мы уже и не чаяли тебя увидеть!
— Митрополит же сказал — ждите понедельник! — Анатолий обнял Дмитрия.
— Ха! Точно! Мог бы сказать, что в тот понедельник! — настоятель плюхнулся в высокое кресло, жестом руки отпустил инока и показал Анатолию на дальнее от себя место за длинным столом. — Садись.
Представление для монахов было показано, предстоял разговор. Анатолий сел:
— Смотрю, дела в монастыре идут неплохо?
Настоятель проследил взгляд батюшки, улыбнувшись, подошел к кофе-машине:
— С Божьей помощью, Анатолий, с Божьей помощью! Кофе? — он забавно приподнял левую бровь.
— Американо.
— Хо-хо! — Дмитрий нажал кнопку и повернулся к нему. — Значит, не в глуши сидели последнее время?
— Да, цивилизации хватало, — Анатолий поморщился. — Вот, приехал к вам отдохнуть. На каникулы, так сказать.
Настоятель поставил перед ним стаканчик:
— Митрополита достал?
Анатолий неопределенно пожал плечами:
— Кто же знает? Он мне просто сказал, что ты давно просил помощи. И отправил в «усиление».
Дмитрий сел на свое место и посмотрел на Анатолия, который спокойно пил кофе. Конечно, митрополит должен был помнить, как закончилось служение Анатолия в монастыре, и какую роль при этом сыграл настоятель. Зачем опять сталкивать их лбами? Дмитрий был далек от мысли, что на этот раз митрополит принял сторону Анатолия — иначе сам настоятель бы уже поехал куда-нибудь, скажем, в Новотроицк. Или Суздаль. Но он тут, появился и Анатолий, хотя недельное опоздание Дмитрий принял было за отказ следовать приказу митрополита. Может, это и был эдакий бунт?
Дмитрий уставился на кофеварку и без вступления начал трудный разговор:
— Когда тебя перевели отсюда, приход потерял почти четверть прихожан и львиную долю пожертвований, Анатолий. Если я пущу к тебе людей, нас будет ждать то же самое, когда ты уйдешь. Я не могу допустить этого.
— На все воля Господа, — ответил Анатолий.
Настоятель поджал губы:
— Ты… Ты хороший человек, Анатолий. Но я прихожан не смей трогать. Прости.
— Мне нужна лишь келья. Я могу жить среди монахов. Поверь… — батюшка замялся — … я понимаю твои сомнения. Но ты не можешь запретить мне говорить с людьми.
Дмитрий зло нахмурился. Его правая рука сжалась в кулак и опустилась на стол:
— Хорошо, выделю тебе келью, Анатолий. Подожди в коридоре, тебя проводят…
Вздохнув, батюшка вышел, сел на скамью в коридоре и подумал, что прозвучало это вполне буднично. «Я выделю тебе келью». Осталось лишь понять, насколько хреново все будет продолжаться. Потому что началось, прямо скажем, по худшему сценарию.
***
Как всегда, после тяжелого разговора, Анатолий решил позвонить брату, но тот не взял трубку. В его случае это было обычно, он частенько перезванивал через час-другой. Немного поерзав на лавке, святой отец решил пройтись по небольшому коридорчику, но передумал. За последнюю неделю он находился столько, что лишний раз вставать не хотелось.
В кабинет настоятеля зашел монах, коротко поздоровавшись с Анатолием, и буквально через пару минут вышел, рассыпаясь в извинениях:
— Отец Анатолий, не узнал, простите! Старый дурак, глаза в кучу, пролетел, даже не глянул!
— Ну что ты, Игорь, столько лет прошло! Я немного изменился, — Анатолий похлопал себя по животу.
— Даже не думайте на себя вину брать, отче! Дурень он и есть дурень, я вас должен был так и так узнать! С того света вернули, а я… Эх… — монах с досады махнул рукой. Он осекся, вдруг что-то сообразив, и сказав, — я сейчас, — вернулся к настоятелю прежде, чем Анатолий успел остановить его.
На этот раз Игорь был там значительно дольше и вышел только после того, как настоятель на него рявкнул.
— Не стоило, — сказал Анатолий, вставая. — Что, дальняя келья?
Монах горестно вздохнул и развел руками.
— Какая мелочь, — улыбнулся Анатолий. — Можно подумать, я там ни разу не был.
— Иногда я не понимаю, что двигает отцом Дмитрием… И не только я, — сказал Игорь.
— И, тем не менее, — заметил святой отец, — непослушание — грех.
— Одно дело ослушаться Бога, другое — не послушать злого слова человека! — горячо возразил Игорь.
Монаху явно было неловко, когда он открыл и запустил Анатолия в крошечную келью, переделанную из старой кладовой. Зимой тут бывало действительно холодно, но в разгар лета это не было проблемой.
— Ступай, Игорь. Я немного помолюсь, — спровадил монаха Анатолий, опустился на пыльный матрац и прикрыл глаза.
***
Духовная семинарии — не место для слабых духом. Частенько диспуты о слове Божьем продолжались и за стенами аудиторий, а при отсутствии академических доказательств — в ход шли кулаки. Анатолий и сам был в этом деле не промах — детство с братом приучило отстаивать свое мнение не только горлом.
В тот день они доспорили до того, что сцепились в темном углу как дикие звери. Яростно нанося удары, Анатолий свалил противника, тот ударился виском об угол прикроватной тумбочки, коротко вскрикнул и мешком свалился на пол.
— Леха, ты чего?! — он схватил его за плечо, перевернул лицом верх и отпрянул.
Височная кость почти на сантиметр ушла вглубь черепа, а из пролома вяло лилась кровь. Анатолий испугался. Не за себя, нет. За то, что убил человека. Помешал ему прожить долгую, насыщенную жизнь. В смятении, он возложил руки на место травмы и истово зашептал молитвы, прося Господа исправить его глупую ошибку и вернуть человеку здоровье, несправедливо отнятое.
В чувство его привел толчок Лехи и слова:
— Ты чего?! — пацан сбросил руки с головы, встал и убежал, испуганно озираясь.
Лишь кровь на руках Анатолия доказывала, что будущему святому отцу это не приснилось. Лешка так и не вспомнил об их ссоре, а шрамов на его виске не осталось. Зато Анатолий больше никогда в жизни не поднимал руку на человека.
***
Из полудремы его вырвал звонок:
— Звонил, Толь? — голос нетерпеливый, злой. Как, впрочем, практически всегда.
— Да. Привет, Игнат.
— Что случилось?
— Да ничего особо, — святой отец с кряхтением сел. — Просто хотел поговорить.
— Обязательно сейчас? Я очень занят!
— Ну, можно и позже…
— Перезвоню! Бип… Бип… Бип…
Анатолий сдержал крепкое словцо, готовое сорваться с языка, потушил экран смартфона, и, оглядевшись, принялся приводить келью в жилой вид. В прошлый раз он провел в этой клетушке полгода. В этот — планировал продержаться хотя бы пару лет, и ночевать без простыней не собирался.
Того часа, что Анатолий провел, отдыхая с дороги, Игорю, видимо, хватило для того, чтобы найти кладовщика, потому что когда пресвитер явился к нему, монах показал на сверток, лежащий на столе:
— Это вам, отче. С прибытием! — он тоже прятал глаза, и Анатолий, вздохнув, забрал сверток и удалился.
За земными и оттого приятными хлопотами по уборке комнатки, его и застал Дмитрий.
— Обустраиваешься? — одобрительно проговорил он, заглянув через порог.
— Ага, — Анатолий прервался. — Заходи, располагайся.
Дмитрий шагнул было внутрь, но сообразил, что в узком проходе вдоль кровати не разойтись и застыл, нависая над Анатолием со своего почти двухметрового роста.
— Ах, извини! Не получится! — развел руками пресвитер. — Тут немного тесновато!
— На обед не опоздай, — зло буркнул Дмитрий, уходя.
Анатолий поморщился, коря себя за поведение. Смирение — слишком большая благодетель для современного мира. Туго с ним было не только у Дмитрия.
***
Случай с Алексеем мог пройти бесследно для кого угодно, но не для Анатолия. В детстве мать не раз и не два рассказывала ему про отца — талантливого хирурга, и даже отчим — суровый мужчина, который даже с Игнатом, родным для него сыном, вел себя жестко, никогда не прерывал мать. Возможно, потому, что и своей жизнью Николай был обязан его таланту?
Анатолий не только отказался от насилия. Он стал более прилежен в учебе, параллельно заинтересовался медициной — как традиционной, так и современной. И, наконец, он принял свой крест, осознал цель служения Господу. Позже, по окончанию семинарии, когда целебные свойства его молитв и наложения рук стали известны многим, его отправили в Белогорский Каменобродский Свято-Троицкий мужской монастырь.
Именно здесь Анатолий вылечил множество людей, а еще больше обратил к Господу. Именно здесь вырвался на волю его колючий характер. Именно здесь его Вера прошла самые жестокие испытания. Именно здесь из трепетного юноши он стал взрослым мужчиной. Да, цена была уплачена немалая. И жизнь супруги и их неродившегося ребенка — лишь малая ее часть.
Глядя на людей, выходящих из большого, комфортабельного автобуса, Анатолий улыбался. Когда-то София точно так же вышла из ПАЗика и, накинув косынку поверх пышной гривы черных волос, принялась кланяться и креститься по примеру матери. Воспоминания о жене всегда вызывали в его душе свет и радость, но оставляли после себя разочарование и грусть. Вот и сейчас улыбка покинула губы святого отца, а в глазах заблестели слезы, которые, впрочем, быстро высохли, так и не пролившись.
Из разговоров послушников он уже знал, что в Часовне выставлена икона Божьей матери «Троеручица», обладающая известными лечебными свойствами. Когда ее привозили первый раз — семь лет назад, Анатолий с Дмитрием и поссорились.
Сама икона, может быть, и не лечит людей. Как не лечит скальпель хирурга и разговор с психологом. Но Вера — Вера в то, что икона лечит… и, конечно же, в Господа — они могут творить чудеса. И в конечном итоге — какая разница, кто является инструментом в руках Господних — икона или Анатолий? У каждого свои преимущества. Икона безучастна и бессловесна, как острый скальпель, а Анатолий — умен и сострадателен, как психолог, но оба они великолепно исполняют свою функцию — трансляцию воли Господа.