— Расскажите о препарате, который будет использоваться, — попросил журналист, и Анна-Мария довольно улыбнулась, словно речь шла о чем-то непередаваемо приятном.
— Препарат на основе кефамина, разработан лично мной при участии передовых сотрудников института мозга, — сказала она. — Простите, остальное — уже государственная тайна.
— Предательница, — почему-то вырвалось у Эльзы. Она забралась с ногами на диван и с тихой печалью подумала, что люди почему-то теряют последние границы. Врач ведь не должен предавать пациента. Тем более, она была для Мартина не просто врачом, но и другом. Эльза шмыгнула носом и добавила:
— Сучка ты. Сучка.
На экране снова была телестудия, и ведущий рассказал о новом законе его величества Андреаса, который уравнивал в правах всех граждан королевства. Неудивительно, что ведьмы обожали его, и никто не вспоминал, что Андреас был инквизитором в своей Стефалии. Это было неважно. Наверняка он набросал каких-то сладких косточек и остальным жителям страны. Все довольны, всем хорошо.
Эльза не знала, почему ей так тяжело на душе, словно она осиротела.
Поднявшись с дивана, она покинула гостиную и заглянула в комнату Мартина. На какой-то миг Эльзе почудилось, что она смотрит в открытую могилу. Нахлынувшая оторопь была настолько сильной, что Эльза сделала было шаг назад. Но она смогла совладать с собой и вошла в комнату. Просторная, светлая, окнами на юг — здесь можно будет, например, сделать библиотеку…
Эльза поежилась.
На широком письменном столе стоял раскрытый ноутбук Мартина, наверняка запароленный. Рядом лежали какие-то папки, полупустой флакон туалетной воды со скрученной крышечкой небрежно прислонялся к маленькой аудиосистеме. Эльзе казалось, что сейчас Мартин войдет в комнату и спросит, что она тут делает.
— …все внимание приковано к проспекту Покорителей, где начинается… — донеслось из гостиной, и Эльза бросилась к телевизору.
На экране было знакомое место: перекресток проспекта и улицы маршала Бокера. Народу — тьма-тьмущая, не протолкнуться. Ведьмы поднимают вверх руки с печатями, обычные зеваки напряженно смотрят туда, откуда появился и нарастает нервный гул. Вскоре Эльза разобрала, что это не просто гул, это собравшиеся на площади скандируют:
— Па-ла-чи! Па-ла-чи!
Ликовали все, и ведьмы, и простые горожане. Слишком уж инквизиция намозолила всем глаза. У каждого были друзья и родственники, вынужденные скрываться от регистрации либо скованные печатями. О том, что печати сдерживали чудовищ, никто не думал. Всегда ведь хочется верить, что с тобой и твоими близкими не случится ничего плохого…
Ведущие не комментировали. Эльза смотрела на экран, и веки жгло, словно она разучилась моргать.
Наконец появилась медленно идущая колонна. Люди в ней были облачены в тюремные оранжевые робы, руки каждого были скованы наручниками, над металлом которых порхали зеленые искры — должно быть, это была магия, не позволявшая инквизиторам освободиться. Эльза вскрикнула и тотчас же зажала рот ладонью.
Она узнала Мартина.
Он шел во главе колонны, равнодушно смотрел прямо перед собой, и его бледное лицо абсолютно ничего не выражало. На оранжевом плече, переходя на грудь, уродливым аксельбантом красовался грязный потек — должно быть, кто-то из толпы швырнул в Мартина чем-то вроде гнилого помидора или комка земли. Эльза не могла оторвать от него взгляда. Даже теперь, униженный и опозоренный, он выглядел львом, который идет среди обезьян — и идет, сохраняя достоинство.
Господи, да ведь совсем недавно Эльза отдала бы все, чтобы снова стать свободной — но не такой же ценой.
— Па-ла-чи! Па-ла-чи!
Из толпы вылетел камень, и тотчас же офицер полицейского оцепления отоварил швырнувшего дубинкой. Наверняка полиции следовало не допустить расправы: палачи, терзавшие свой народ, должны были умереть смертью гораздо более страшной, чем брошенный камень.
Камера сдвинулась, скользя по лицам идущих в колонне. Эльза почувствовала, как кольнуло сердце. Интересно, Стива сейчас там? Стоит среди прочих зевак, кричит?
Камера поднялась над проспектом — теперь колонна напоминала медленно ползущую гусеницу. Эльза смотрела на голову и плечи Мартина и понимала, что видит его в последний раз.
«Но тебя я спасу», — вспомнилось ей, и Эльза разревелась.
Кто-то из зевак снова швырнул камень, но она этого уже не увидела.
***
Шествие закончилось во Дворце правосудия. Там охрана отделила Мартина от его разжалованных коллег и повела какими-то длинными коридорами без дверей. Видеокамеры под потолком оживали, когда процессия шла мимо них: должно быть, вели прямую трансляцию.
Душевное оцепенение, охватившее Мартина после того, как он узнал, что Анна-Мария приложила руку к его будущей казни, оказалось на удивление полезным. У него не началась истерика, он совершенно равнодушно прошел по проспекту во главе колонны, и ненужные мысли его не терзали. В глубине души Мартин всегда понимал, что чем-то подобным все и кончится. В конце концов, инквизиция никогда не пользовалась популярностью…
Мартин только не ожидал, что его предаст та, которой он доверял безоговорочно. И не просто предаст, а собственноручно подготовит препарат, что отправит его на тот свет.
Его привели в небольшую комнату, всю обстановку которой составляло белое кресло, как в кабинете стоматолога — с той только разницей, что зубодер не станет приковывать пациента к подлокотникам — да небольшой стол в углу. На столе стоял закрытый металлический контейнер, и Анна-Мария в белом халате и хирургической шапочке задумчиво делала какие-то пометки в блокноте. Одна из стен была стеклянной: за ней сейчас толпились журналисты, мигали глазками видеокамеры, и Мартин подумал, что из его казни делают шоу, одновременно и радостное, и пугающее. Вот что с вами будет, если осмелитесь сделать то, что не одобряет его величество. Смотрите и не говорите потом, что вы не видели.
Андреас стал королем. Мартин до сих пор не мог в это поверить.
Его усадили в кресло, закрепили руки и ноги. На мгновение Мартину стало горько и почти по-детски обидно. Дьявол побери, он ведь всю жизнь защищал от чудовищ этих дураков и дур, что сейчас прилипли к экранам и жадно смотрят на медленное убийство того, кто ради них рисковал головой. И все забыто, все…
Анна-Мария открыла контейнер, и охранник щелкнул чем-то над головой Мартина. Откуда-то сзади выдвинулась стойка — Анна-Мария вынула из контейнера пластиковую тушку капельницы и сказала:
— Вся процедура займет десять минут.
Ее взгляд оставался выстуженно-равнодушным, но на губах вдруг появилась мягкая спокойная улыбка. Мартин закрыл глаза: ему не хотелось смотреть на Анну-Марию. Как это смешно — есть всего один человек, к которому ты не боишься повернуться спиной, и он вдруг бьет тебя в эту самую спину.
— У вас есть последнее слово? — произнес мужской голос из динамика в углу. Должно быть, Андреас — он не мог не напомнить о себе. Мартин почувствовал укол в руку — Анна-Мария поставила капельницу — и откликнулся:
— Передайте моей жене, что я любил ее.
Дани Эврельту, которого расстреляли в упор, очень повезло. Большое счастье — при катастрофе погибнуть в числе первых и сравнительно легкой смертью. Без мучений, без позора… Эльза была жива и находилась со своим бывшим куратором, об этом Мартину сказали перед гражданской казнью. Должно быть, хотели еще раз унизить.
А он почему-то обрадовался.
— Начинаем отсчет, — услышал Мартин голос Анны-Марии, и ее прохладные пальцы накрыли его стиснутый кулак. — Десять. Девять. Восемь…
Мартин хотел вспомнить что-нибудь хорошее. Но ничего не вспоминалось.
Спустя десять минут, когда капельница опустела, Анна-Мария поднесла к виску Мартина небольшой сканер и, посмотрев на алые цифры, выпрыгнувшие на экран, отчетливо произнесла:
— Время смерти — четырнадцать часов двадцать минут.
Она отошла в сторону, и охранники принялись отстегивать Мартина от кресла. Когда наручники сняли, по мертвецу неожиданно прошла длинная судорога, и Анна-Мария вскрикнула от неожиданности.
За ее спиной зашуршали жалюзи, отделяя камеру казни от зрителей, а в динамиках возник голос короля Андреаса:
— Это что за дьявольщина?!
— Понятия не имею, — хриплым испуганным шепотом выдохнула Анна-Мария. Она смотрела на мертвого Мартина, чьи пальцы нервно дергались, царапая подлокотник, и не могла отвести взгляда. Охранники на всякий случай отступили к стене, держа казненного на прицеле. Кто их знает, эти инквизиторские штучки, вдруг кинется?
— Сейчас спущусь, — интонации Андреаса не сулили ничего хорошего.
Анна-Мария приблизилась к креслу и негромко окликнула:
— Мартин, вы меня слышите?
Ответа не последовало. Пальцы Мартина разжались, руки обмякли, бессильно свесившись с подлокотников, и Анна-Мария снова взяла свой сканер. Когда Андреас ворвался в камеру казни, то она растерянно промолвила:
— Мой сканер фиксирует мозговые волны. Он жив.
Андреас сунул руки в карманы и, задумчиво покачавшись с пяток на носок, хлестко сказал охране:
— Пошли вон.
Когда за охранниками захлопнулась дверь, Андреас молниеносным жестом схватил Анну-Марию за горло и стиснул пальцы. Жадно глотая воздух, девушка вцепилась в его руку, силясь хоть как-то ослабить захват, и Андреас вкрадчиво проговорил:
— Что за шуточки, дорогая?
— Я… не знаю… — просипела Анна-Мария. Сканер жалобно ткнулся в грудь Андреаса, пискнул и замигал зеленым огоньком. Андреас с ненавистью посмотрел на него и отшвырнул Анну-Марию в сторону — девушка соскользнула по стене на пол и прошептала:
— Убедитесь сами, ваше величество… Остальные уже мертвы.
Андреас приблизился и пнул ее ногой в бок, вымещая скопившуюся ярость, потом ударил еще и еще. Анна-Мария скорчилась на полу, закрывая голову и прерывисто всхлипывая, но не пытаясь дать хоть какой-то отпор. Наконец, Андреас будто бы опомнился: он отошел от Анны-Марии и негромко спросил:
— Почему он жив?
— Я не знаю, — призналась Анна-Мария. Поднявшись на ноги и взяв свой сканер, она приблизилась к королю и сказала: — Посмотрите мой отчет. Все остальные мертвы. Сто сорок пять человек.
Андреас резко развернулся к ней, и Анна-Мария отшатнулась и вскинула руку, пытаясь заслониться от удара. Но он не стал бить — взял ее сканер и спросил:
— Если я тебе сейчас сердце вырву, то что эта хрень покажет?
Анна-Мария зажмурилась и сглотнула. Было ясно, что новый король слов на ветер не бросает. При необходимости не только вырвет сердце, но и съесть его заставит.
— Что я мертва, — прошептала она.
— Какого дьявола он тогда жив?
Анна-Мария зажмурилась еще крепче и быстро, но отчетливо заговорила:
— Должно быть, уровень метарола в его организме настолько высок, что блокировал препарат, не допустив летального исхода. В любом случае, концентрация моего препарата такова, что Хольцбрунн уже никогда не станет здоровым человеком. Это овощ, ваше величество, — она скользнула языком по пересохшим губам и продолжала: — Поверьте, я больше всех хочу видеть его мертвым. Потому что то, что он со мной делал — это…
— Успокойся, — процедил Андреас. — Ладно, будем считать, что ты меня убедила. А два раза казнить это законы божеские и человеческие не велят. Забирай его в свой институт, может, для опытов сгодится.
Анна-Мария согласно кивнула. Страх постепенно начал отпускать ее.
— Да, ваше величество, — промолвила она.
***
Когда в дверь квартиры позвонили, Эльза лежала на диване в гостиной и предавалась банальному занятию — напивалась. В баре Мартина хранился впечатляющий запас спиртных напитков, и для поминок Эльза выбрала белое сухое вино.
В конце концов, Лютер прав, думала Эльза, лениво перещелкивая каналы. Везде было одно и то же: кадры позорного шествия и казни. Если сначала Эльза вскрикнула, увидев, как желтоватая жижица препарата заструилась из капельницы в руку Мартина, то потом ею овладело тоскливое оцепенение. Мартин умер, она теперь вдова, причем довольно обеспеченная, так что можно радоваться жизни. Хоть с тем же Лютером. Эльза была уверена, что он прибежит по первому щелчку. Или можно будет найти кого-то еще.
Вот только радости почему-то не было. В ушах звенел голос Анны-Марии, повторявший «Время смерти — четырнадцать часов, двадцать минут», и боль, что копилась под сердцем, становилась все сильней и шире. Поэтому, когда в дверь позвонили, Эльза подумала, что этой боли требуется выход — допустим, на голову Лютера. Кроме него, прийти было некому.
Задумчиво взвесив в ладони бокал с вином, Эльза поднялась с дивана и, слегка покачиваясь, отправилась в прихожую. Там, собравшись с духом и резко распахнув дверь, она выплеснула вино в направлении физиономии Лютера и рявкнула:
— Сволочь ты двуличная!
Стоявший на пороге вздрогнул от неожиданности и очень эмоционально выругался по-стефалийски. Опустив бокал и моментально протрезвев, Эльза смотрела, как его величество Андреас отряхивает, должно быть, безнадежно испорченный плащ.
— Ох, простите меня… — испуганно прошептала Эльза. Охрана в дальнем конце коридора старательно делала вид, что ничего не замечает. — Простите, я думала, что это… другой человек.
— Я так и понял, — вздохнул Андреас. — Позволите войти?
— Разумеется, ваше величество, — Эльза отступила в квартиру, пропуская нового короля. Тот снял плащ, прошел в гостиную и, оценив пустую бутылку вина и то, что крутили по телевизору, спросил:
— Отмечаете?
Мысли Эльзы заметались, словно встревоженные птицы. Сейчас ей следовало выбрать правильную модель поведения. Мартин умер, друзей нет, защитить ее будет некому. А правильно, должно быть, не подавать виду и не показывать истинных чувств.
Что ж, посмотрим.
— Отмечаю, — Эльза отсалютовала телевизору пустым бокалом и сказала: — Составите мне компанию?
Андреас опустился на диван и улыбнулся:
— Почему бы и нет?
Эльза открыла створки бара и, скользя взглядом по его содержимому, пожалела, что в этих винах нет яда. Выбрав пузатую бутылку мерфордского коньяка, Эльза взяла бокал для короля и вернулась к дивану.
— Закусить нечем, простите, — с сожалением призналась она. Андреас только рукой махнул и, забрав у Эльзы бутылку, скрутил крышечку и разлил спиртное по бокалам.
— Я не закусываю, — улыбнулся он. — Я такой глупой привычки не имею. Что ж, не чокаясь.
Он приподнял свой бокал, но Эльза ядовито усмехнулась и стукнула по нему краешком своего бокала.
— Не знаю, как вы, ваше величество, — сказала она, — а я сегодня радуюсь.
Андреас вопросительно изогнул бровь, но в его глазах заискрилось удовлетворение. Должно быть, он ожидал все-таки иной реакции и теперь был приятно удивлен.
— Тогда — за ваши дальнейшие перспективы, — промолвил он, и Эльза согласно кивнула.
— И за ваши, сир.
Выпили.
«Не расслабляться, — напомнила себе Эльза. — Вроде бы ты пока на верном пути, но нельзя терять бдительность».
— Я ведь теперь вдова, — подчеркнуто печально сообщила она и тотчас же улыбнулась: дескать, этот статус меня только радует. На экране в очередной раз показывали проход по проспекту. Андреас обновил свой бокал и сказал:
— Вынужден вас огорчить, госпожа Грюнн. Он не умер.
Эльза ахнула и едва не выронила бокал — в последнюю минуту сжала пальцы на ножке. Оставалось надеяться, что Андреас примет ее побледневшее лицо за признак досады и разочарования.
— Как? Он жив? — спросила Эльза. — Ваше величество… Мартин жив?
— Вижу, вас это огорчило, — понимающе кивнул Андреас. — Да, он выжил. Сейчас в коме, в институте мозга. Госпожа Зибен говорит, что он превратился в растение. Будет остаток жизни пускать слюни и гадить под себя.
Эльза подумала, что будь ее воля, она бы выцарапала глаза этой госпоже Зибен. Просто потому, что предательство должно быть наказано.
— То есть… — растерянно промолвила она и осеклась, но потом сумела взять себя в руки. — Что же мне теперь делать, ваше величество?
Андреас вновь улыбнулся, но взгляд остался неприятным, пронизывающим. Он поставил бокал на пол и оценивающе посмотрел на Эльзу — ей моментально захотелось съежиться, занимать как можно меньше места.