Мы дождались, когда закипит чай, заварили его, налили в чашки, и принялись за селёдку с чёрным хлебом. Вкуснятина неописуемая!
— Ириш, — обратилась ко мне подруга, — я недавно дежурила в приёмном отделении нашей больницы. Ко мне подошёл молодой человек, который разыскивал девушку, попавшую к нам после взрыва дома. Он показал её фотографию. Представляешь, это была та девушка, которую мы отправили в психиатрическую больницу. Я спросила, кем он ей приходится? Он ответил:
— Я — её знакомый.
А мы не имеем права никому, кроме близких родственников, сообщать о направлении больных в такие больницы. Скорее всего, это её жених. Не повезло парню.
* * *
Недавно к руководству нашего телеканала обратилась администрация города. Она предложила нам провести серию репортажей из детских домов и дома малютки. Глава города был обеспокоен ростом численности брошенных детей, поэтому распорядился начать акцию по поиску приёмных родителей и усыновителей для них.
Сотрудникам этих детских учреждений предписывалось подготовить информацию о каждом ребёнке. Нам необходимо было снять о детях материал с учётом этой информации и пустить в эфир. Мой руководитель предложил заняться этим делом мне. Но я честно сказала, что, в связи со своей беременностью, стала очень сентиментальной, и, скорее всего, не смогу подготовить качественный материал. Тогда эту работу поручили Людмиле Стародумовой. В четверг вечером вышла первая передача из дома малютки. Я решила посмотреть материал дома по телевизору. Передача началась с показа комнаты, в которой находилось примерно десять детских кроваток, а в них спокойно стояли, сидели и лежали малыши. Вероятно, они наблюдали за оператором с камерой. Когда на лицо каждого ребёнка наводили объектив, с экрана смотрели детские грустные глаза, приученные не плакать. Слёзы душили меня, но я продолжала смотреть передачу. Вот оператор медленно повернул камеру, и, не остановившись на ребёнке, лежащем в одной кровати, как в других случаях, чтобы показать его лицо, перешёл к следующему. Однако было видно, что там лежит чернокожий малыш. Я напряглась и стала внимательней смотреть на экран, в надежде, что его покажут ещё раз. Людмила, останавливаясь перед каждой кроваткой, рассказывала о возрасте младенцев, характере, немного касалась здоровья, и тактично объясняла причину нахождения их в доме малютки. Брала всех на руки, показывая, как будущие родители могут с каждым ребёнком выглядеть. Ни один ребёнок при этом ни разу не улыбнулся и не заплакал, словно с самого рождения им были запрещены всякие эмоции. Чернокожий малыш на экране так и не появился.
На следующий день, перед началом рабочего дня я нашла Стародумову.
— Люда, — обратилась я к ней, — вчера смотрела твой репортаж из дома малютки. Здорово получился, ты молодец. Мне показалось, или в одной кроватке действительно лежал чернокожий малыш?
— Да такой мальчик там был.
— А почему вы его не показали? Побоялись, что его никто не захочет взять?
— Нет, ты знаешь, его как раз хотела взять одна американская семья, но его не отдали. Директор дома малютки сказала, что он там находится временно, и просила его не снимать.
— А ты не знаешь, почему он там находится?
— Директор не захотела говорить об этом, а вот сотрудница одна проговорилась, что его мать после взрыва дома находится в больнице.
— Людочка, если ты ещё раз будешь там, узнай любым способом, по какому адресу зарегистрирован этот ребёнок, его имя и фамилию.
— А тебе это зачем?
— Возможно, что именно этого ребёнка разыскивает его бабушка, моя хорошая знакомая из Москвы. Её внук родился чернокожим.
— А ты знаешь, кое-чем я сейчас уже тебе смогу помочь. Оператор наш ещё и фотографировал каждого младенца. Его он снял ещё до того, как директор запретила ему это делать.
— Пошли к оператору! — потянула она меня за руку.
Она попросила его показать фотографию мальчика.
— А я не стал её делать, директор же не разрешила. Но если надо, то напечатаю. Это минутное дело.
— Сделайте несколько штук, — попросила я.
Когда фотографии оказались у меня в руках, я чуть в обморок не упала. На кроватке была прикреплена рамка, а в неё вставлен листок с данными о мальчике: фамилия, имя, отчество и дата рождения. Это был внук Нины Васильевны. Мальчик был такой хорошенький, но с грустными глазками. Я вспомнила слова Наташи о том, что Максимку из больницы забрала бабушка, и подумала:
— Тогда, почему он оказался в доме малютки? Неужели что-то случилось с родителями Даши?
Я набрала номер мобильного телефона Татьяны, рассказала о том, что нашла, где находится внук Нины Васильевны. И что, согласно информации, полученной от сотрудницы дома малютки, Даша лежит в их больнице.
— Танечка, — попросила я, — узнай, пожалуйста, не попадала ли в ожоговое отделение Пчелинцева или Вавилова Дарья. Я не знаю, какую фамилию оставила она себе после развода.
Подруга пообещала позвонить в течение часа. Через полчаса она сообщила, что девушка в это отделение не поступала. Что-то не складывалось во всей этой истории с нахождением Даши в больнице.
Думать об этом, больше не было времени, и я приступила к работе. Предстояло срочно сделать репортаж с места забастовки работников предприятия в связи с невыплатой заработной платы в течение полугода. Нам позвонили сами работники этого предприятия и сообщили, что весь коллектив бастует. А в коридоре здания, у кабинета директора, одиннадцать работников, оказавшихся в крайне тяжёлом материальном положении, ещё четыре дня тому назад установили раскладушки и объявили голодовку. Две наши съёмочные группы прибыли туда к полудню. Одной группе предстояло пообщаться с голодающими. Задача другой группы — освещать события, происходящие перед зданием управления предприятием. На его территории мы увидели большое скопление людей. У ворот путь нам преградили охранники. Один из них стал кому-то докладывать по рации о нашем прибытии. Через минуту он сообщил:
— Впускать вас на территорию нам запрещено.
Увидев наш автобус, толпа бастующих ринулась к воротам, оттеснила сопротивляющихся охранников, открыла ворота и пропустила нас ближе к входу в здание. Людмила Стародумова со своим оператором бросились к входу. Охранники стали пытаться отобрать камеру у оператора и отталкивать Люду. Завязалась драка бастующих с охранниками. Мой оператор начал всё это снимать. Люди подхватили Стародумову, её оператора и, буквально внесли на себе в здание, заблокировав своими телами дверь снаружи.
— Смотрите на окно! — крикнул мужчина рядом.
Оператор навёл на него камеру. Из-за шторы за толпой наблюдал директор. Он звонил кому-то по мобильному телефону. Кто-то из толпы бросил камень в это окно. Он попал в раму, и директор исчез. Через какое-то время на территорию въехала машина с людьми в камуфляжной одежде и масках на лице.
— Ах ты, шкура! — взревел какой-то рабочий в толпе. — Значит, нам зарплату платить тебе нечем, а на услуги этих «ублюдков» у тебя деньги нашлись?!
После этих слов в окно вновь полетели камни, бутылки, палки. Люди в масках, прикрываясь прозрачными щитами, начали оттеснять толпу от здания. Теперь камни летели в них. Тем временем в ворота въехали две чёрные машины и остановились. Из первой машины вышли четверо мужчин в чёрных костюмах, и пошли ко второй. Из неё вышел один представительный мужчина, подал знак первым четверым. Те остановились, наблюдая за толпой. Представительный мужчина пошёл навстречу к людям в камуфляжной форме.
— Вас кто сюда звал? — только и спросил он спокойно.
Толпа замерла. Мужчина направился к входной двери, толпа расступилась, пропуская его.
— Кто это? — спросили из толпы.
— Губернатор.
— Ты смотри, — удивился рядом стоящий мужчина, — приехал.
— Братцы! — закричал кто-то удивлённым голосом. — А куда орлы-то в масках подевались?
— Вот могут же вовремя улететь незаметно, когда захотят! — съязвил женский голос из толпы.
Я окинула взглядом территорию перед зданием. Людей в камуфляжной одежде и в масках действительно нигде не было видно, словно испарились.
Полчаса губернатор находился в кабинете директора. В это время люди, ожидая результатов их переговоров, обменивались друг с другом обидами на руководство предприятия и тяжестью материального положения их семей.
— Представляете, какая сволочь наш директор, — озлобленно начал один рабочий, — я попросил его выдать мне хоть часть долга по зарплате. Объяснил, что сын учится в институте другого города и ему уже нечего там есть и не за что. А он мне ответил: «Зачем ему учиться? Пусть приходит на наше предприятие и пашет на меня».
— А у нас с мужем вся душа изболелась о детях, — продолжила рядом стоящая женщина. — Ладно, мы с ним раньше питались, как попало, но хоть близняшки наши ели в детском саду нормально. А в этом месяце их в детский сад не пустили. Мы не смогли заплатить садику за их содержание. Теперь голодаем все.
— Мы не можем оплатить обучение дочери в институте, — посетовала другая женщина, — она может вылететь с четвёртого курса. Просили директора выдать нам нужную сумму, так он ответил:
— Зачем вы зря тратите деньги на её учёбу? Сейчас молодёжи с высшим образованием в два раза больше, чем их нужно стране. Пусть идёт дома строить. Пользы будет больше!
Из двери к народу вышли губернатор с директором предприятия.
Ещё целый час длились разбирательства коллектива с их работодателем в присутствии губернатора. Затем начались обещания директора погасить задолженность по зарплате в течение недели.
— Я прослежу, — спокойно произнёс губернатор и направился к машине.
Толпа стала расходиться по рабочим местам. Группа голодающих людей отказалась покинуть свои места до получения заработка в полном объёме. Кто-то продолжал возмущаться, не веря обещаниям.
Съёмочные группы вернулись в студию телевидения уставшими, вскипятили чай, сделали бутерброды и сели перекусить.
— Мы с Колей записали такие жуткие рассказы голодающих, — сказала Людмила Стародумова. — Посмотри в вечерних новостях, сейчас будут готовить наш материал.
Вечером дома я включила телевизор как раз в тот момент, когда начали показывать беседу моей коллеги с женщиной.
— Скажите, пожалуйста, что заставило вас прибегнуть к такой крайней мере, как голодовка? — спросила она. — Ведь это может негативно отразиться на вашем здоровье!
— Мы с мужем вместе работаем на этом предприятии. Когда нам пообещали последний раз выплатить долг по зарплате, мы продали свой частный дом, заняли денег у родственников и вложили их в строительство квартиры. Затем сняли квартиру для нас с мужем и дочери с грудным ребёнком. Заплатили арендную плату за полгода вперёд. Именно в этом доме, в котором мы сняли жильё, и произошёл недавно взрыв газа. Мы с мужем успели уйти на работу до того, как он произошёл. Наша дочь получила серьёзные травмы и попала в больницу на длительный срок. Сейчас нам жить негде, снять другую квартиру не за что. Хорошо, хоть внука удалось на время определить в «Дом малютки».
— А как же вы живёте? — На какие средства существуете?
— Мне стыдно говорить об этом, — вступил в разговор её муж, лежащий на соседней раскладушке, — поэтому я лучше промолчу.
Людмила не называла фамилий этих супругов, но я уже поняла, кто они.
— Так вот, почему Максимка оказался в доме малютки!
Утром, забыв о семичасовой разнице во времени с Москвой, я набрала номер Нины Васильевны.
— Алло! — услышала я в трубке её сонный голос.
— Нина Васильевна, это я — Ирина. Звоню, чтобы сообщить, что нашла вашего внука.
— Правда, Ирочка? Ну, говорите же, где он?
— Он находится в «Доме малютки» нашего города.
— Даша отказалась от ребёнка?
— Нет, Даша лежит в какой-то больнице. А вот родители её оказались в тяжёлом положении.
И я рассказала всю историю, услышанную в новостях.
— Ирочка, милая, — запричитала моя знакомая, — найди их, скажи, чтобы сняли другую квартиру, я дам им деньги, как только они сообщат, куда их выслать.
— Хорошо, в ближайшие же дни постараюсь выкроить время и съездить на это предприятие. Нина Васильевна, у меня есть фотография вашего внука, дайте мне ваш E: mail, я вышлю её через Интернет.
— Сейчас, Ирочка! — обрадовалась она и продиктовала его мне.
Утром на работе ко мне подошла Людмила.
— Ну, что, смотрела вчера наш материал?
— Ужас, какие только сюрпризы жизнь не подкидывает людям?!
— Так вот, слушай, — продолжила Стародумова, — помнишь, слова мужчины о том, что ему стыдно рассказывать, как они с супругой выживают?
— Ну, помню.
— Мне потихоньку не на камеру одна голодающая женщина, лежащая в конце коридора, рассказала, что та супружеская пара каждый день на рассвете ходит по городу, собирает бутылки и алюминиевые баночки из-под пива. Потом сдаёт их, на эти деньги носит передачи дочери в больницу и сама питается. А где эти супруги сейчас живут, она не сказала?
— Скорее всего, раскладушка в коридоре здания предприятия для каждого из них теперь является единственным местом жительства, — предположила она.
В течение двух дней я не могла вырваться с работы, чтобы отыскать Дашиных родителей. На третий день у меня это получилось, я села в свою машину и полетела на это злополучное предприятие, чтобы предложить Пчелинцевым помощь Нины Васильевны. Извиниться от её имени за причинение страданий их дочери, им самим, и рассказать, что от Сергея могут рождаться дети чернокожими. Только сам он об этом прежде не знал.
На территорию предприятия охранник меня не пропустил. Я попросила его вызвать супругов Пчелинцевых. Он позвонил в отдел кадров, поговорил с кем-то, а затем, положив трубку, сообщил, что они уволились.
— Как уволились? Ещё два дня тому назад они лежали на раскладушках в коридоре, а сейчас их здесь уже нет?
— Всем работникам, объявившим голодовку, на следующий же день погасили задолженность по зарплате, — пояснил охранник.
— Но почему они оказались уволенными?
— А вот этого я не знаю.
Я не собиралась уходить ни с чем. Поэтому осталась стоять перед проходной, в надежде встретить кого-нибудь из сотрудников предприятия и получить нужную мне информацию. Ждать мне пришлось долго. Окончилась смена, и люди стали выходить на улицу.
— Можно вас на минуточку! — обратилась я к уже знакомому мне по репортажу мужчине.
— А, это вы, смотрел вчера нас с вами в новостях…
— Мне надо найти супругов Пчелинцевых, помогите мне, пожалуйста, — перебила я его.
— А зачем они вам?
— Я должна сообщить им, куда можно обратиться за помощью.
— Леонид, — окликнул он проходящего мимо мужчину, — ты Пчелинцевых не видел?
Тот подошёл к нам.
— Они вчера получили зарплату и сразу уволились без отработки.
— Вы не знаете, где их можно найти?
— Не знаю, но слышал, что на следующий день после передачи по телевидению, их нашёл какой-то мужик и пригласил работать в его частном пансионате или доме отдыха с предоставлением им помещения для проживания с дочерью и внуком.
— Слава Тебе, Господи! — обрадовалась я. — Мир не без добрых людей!
Я попрощалась с мужчинами и поехала дамой. Следы Даши снова потерялись.
После ужина я села за компьютер. Отсканировала фотографию Максимки, написала письмо Нине Васильевне о том, что узнала об увольнении родителей её бывшей снохи. Сообщила, что неизвестно, где находится этот пансионат, в который их пригласили работать с предоставлением места проживания, и отправила всё это по Интернету.
Честно говоря, я уже устала разбираться с этой историей. Да меня никто и не обязывал это делать. Но какая-то профессиональная, корреспондентская жилка внутри меня заставляла возвращаться к ней вновь и вновь. Возмущало и то, что Нина Васильевна до сих пор не сообщила об исчезновении Сергея своему мужу.
Почему её супруг не бьёт тревогу по поводу того, что Сергей ему так долго не звонит, для меня оставалось загадкой. Почему Сергей не выходит на связь с родителями?
Но потом, вспомнив, как Нина Васильевна в разговоре с мужем из моей квартиры передавала ему привет от её московской подруги Антонины, решила, что она вполне могла заморочить ему голову какой-нибудь очередной историей про сына. Да такой историей, что у него отпала всякая необходимость переживать по поводу отсутствия звонков от него. Скорее всего, с помощью подобных обманов она бережёт его нервы и здоровье.