Дьячок смотрел на лицо Вани и, побледнев, как мертвец, стал дрожать.
На другой день Ваню похоронили и теперь у Ирины осталась только одна Настя и ее надо было спрятать, сохранить во что бы то ни стало.
Батюшка стал запрягать лошадь и Настя уже уселась в телегу, как вдруг во двор вбежала баба из соседнего села.
— Не у вас ли сердобольная Ирина! — спросила она.
— А что тебе?
— Умирает человек! Так за ней послал наш священник. Человек-то тоже с крестом на шее, да вот никто к нему нейдет. А так дать умереть, без молитвы, нельзя.
— Ты толком расскажи, в чем дело, — сказал отец Даниил.
— Вчера, — начала баба, — к нам приехали опричники и прямо в кабак; напились и стали хвастать, кто лучше на лошади сидит… Вот они катались, катались, а один из них, как задернет лошадь, она встала на дыбы, опрокинулась да и придавила его… Другие-то «ах! ах»! Потрогали, да все и уехали… Батюшка наш пришел и велел внести в избу… Никто не пускает!.. Потом уж пустую избу отворили, внесли… батюшка причастил… а он и до сих пор жив… Никто к нему нейдет; ну вот, батюшка и послал за тобой, сердобольная Ирина, и просит тебя войти к нему. Все же человек, не собака!
— Отец Даниил, — сказала она наконец, — вези Настю в монастырь, устрой там все, что нужно, а я приду туда пешком, когда буду свободна.
— Матушка! Матушка! — с плачем проговорила Настя, — не надо, не делай этого!
— Нет, Настя, — возразил отец Даниил, — пусть она исполняет до конца долг свой. Если Господь умеет карать, то ведь Он умеет и награждать.
Ирина, простившись со своими добрыми соседями, быстро пошла с бабою в село.
В избе, с одним маленьким окошечком, на лавке лежал больной и тяжело дышал. Изба была старая, закопченая и у единственного образа теплилась лампадка. Придя со свету, Ирина с трудом разглядела лицо больного и тотчас же поняла, что человека этого спасти нельзя, а что ему можно разве только помочь.
Она взяла на руку масла и тихо, осторожно стала растирать грудь больному. Это, очевидно, облегчало его.
Долго в избе раздавались только стоны. К вечеру стоны стали стихать, а в полночь умирающий открыл глаза.
— Умираю, — проговорил он.
— Проси у Господа прощения, — сказала Ирина. — Он, Милосердный, простил разбойника на кресте.
— Меня… наказал за мальчика на реке… Голубые глаза вон там в углу… смотрят на меня…