Он огляделся в поисках артефакта и вдруг увидел, что у их сражения был невольный свидетель. Забившись под куст, рядом с Жезлом сидел насмерть перепуганный парень.
Подбадривающе улыбнувшись, Стэнн пошёл к Жезлу. Парень испуганно полез в кусты, задёргался, зацепившись за колючие ветки…
— Всё в порядке, — мягко сказал маг, с трудом собирая остатки Силы для простого колдовства и делая пасс успокоения. — Ничего страшного не произошло.
Увидел, как расслабился парень, нагнулся за Жезлом… и спиной почувствовал опасность. Дёрнулся в сторону, но от слабости реакция оказалась замедленной, и увернуться он не сумел. Успел почувствовать сильный удар по голове и потерял сознание…
…Когда он очнулся, птицы чирикали над его головой, а солнечные зайчики весело скакали по траве возле глаз. Он с трудом сел, со стоном сжал неимоверно болевшую голову.
Кто я? Где нахожусь? Почему я так устал?
Он растерянно огляделся, с трудом встал. Надо было идти. Он помнил, что надо идти. Но куда? Куда-нибудь подальше от этого места.
Потому что здесь опасно…
Опасно?
Он снова оглядел весёлую полянку. Беззаботно пели птицы, шелестела листва. Ничего не предвещало опасности.
Опасно… опасно… надо идти…
Снова сжал голову.
Не помню, ничего не помню…
Но отсюда надо уйти… куда-нибудь… где тихо, спокойно… и совсем нет людей… совсем нет…
Он закрыл глаза, шагнул вперёд, а когда убрал руки от головы, увидел, что полянка исчезла, а он оказался в каком-то не слишком приятном месте. Под ногами пружинила болотистая почва, а вокруг него тянулись к бесцветному небу длинные худосочные деревья, совсем не похожие на радостные деревца солнечной полянки.
…Не помню… ничего не помню… кто я… кто…
Он снова шагнул вперёд, встал на покрытый травой бугорок, но тот выскользнул из-под ног, и он неожиданно провалился по пояс в грязную трясину, с радостным чавканьем принявшую его в свои объятия. Почувствовал, как засасывает она его, как оплетает ноги тиной, тянет вниз. Яростно дёрнулся: нет, не возьмёшь, не дамся! Трясина неохотно выпустила свою жертву, а он вдруг взмыл над поверхностью.
Я умею летать?!..
Но держаться в воздухе было тяжело, силы кончались, и он снизился и пошёл прямо по воде, едва поддерживая себя в воздухе, ровно столько, сколько было необходимо, чтобы болото вновь его не засосало. Идти так было легко: не нужно было смотреть под ноги, тратить силы на обход бочагов. И он попытался сосредоточиться и вспомнить, что же произошло. И как же, в конце концов, его зовут…
Он снова закрыл глаза: так было легче. С закрытыми глазами голова почему-то болела меньше. Или это ему казалось?
Прошёл несколько шагов, и вдруг в ушах раздался отчаянный девичий крик: «Стэнн!»
Селена!
Он открыл глаза, завертел головой: Селена, где Селена?
И только потом понял, что крик был в его голове, в его воспоминаниях…
Вспомнил! Я вспомнил!
Он — Стэнн. И он любит Селену. И ему надо найти её! Ведь она его ждёт…
Надо идти. К ней идти. К Селене.
Он огляделся и понял, что уже давно кружит вокруг одного места. Значит, с закрытыми глазами идти нельзя, иначе он до ночи тут пробродит. Поднял голову, по солнцу определил направление и пошёл напрямик, надеясь, что болото когда-нибудь всё-таки закончится. Чтобы не сбиться с пути, ориентировался по солнцу, делая поправку на его движение по небосклону. Пару раз отдыхал, найдя относительно сухие полоски земли.
Потом вдруг откуда-то пришло знание, что надо сделать, чтобы перестала болеть голова. Проговорил какие-то непонятные слова… откуда он их знает?… и боль действительно ушла. Колдовство какое-то, не иначе…
Часа через три, наконец, вышел на твёрдую землю, упал без сил возле небольшого кустика и забылся беспокойным сном.
Стэнн проснулся, когда солнце начало свой путь к закату. Открыл глаза, посмотрел бездумно в голубое небо, просвечивающее сквозь ветви растущих рядом деревьев, на неспешно плывущие лёгкие облачка. Потом сел и огляделся.
За небольшим леском, узкой полосой протянувшегося вдоль болота, виднелось поле, и Стэнн подумал, что возле поля обязательно должна быть дорога. Или хотя бы тропинка. Должны же к нему как-то ходить местные жители. Значит, надо идти туда.
Встал, осмотрел себя. Да уж. В таком виде на людях показываться стыдно. Надо привести себя в порядок.
Кое-как счистил налипшую на штаны, но уже высохшую грязь, поморщился брезгливо: так себе результат. Надо будет найти ручеёк поприличнее, да постирать одежду. Селена его когда-то учила это делать.
Где-то на задворках памяти билась, раздражая, мысль, что за одеждой можно ухаживать как-то по-другому, но как — он так и не вспомнил.
Вышел из леса, увидел развилку двух дорог. Одна вела к деревне, вторая тянулась через поле и скрывалась за холмами.
В деревню сейчас, пожалуй, лучше не ходить. Мало ли, за кого примут грязного, ничего не помнящего путника, крестьяне. Отправят в полицию, там начнут выяснять, кто такой, как здесь оказался… А что он им ответит?
Нет, с людьми пока лучше не встречаться.
Дошёл до развилки, свернул в поле, зашагал по пыльной дороге. Слабость ещё прошла не до конца, но по сравненью с утренним самочувствием чувствовал себя, можно сказать, отлично: голова не болела, ноги не подкашивались. Память вот только по-прежнему подводила: никак не мог вспомнить, как же он здесь оказался.
Ничего, главное — найти Селену. А она поможет вспомнить.
И почему-то даже не задумался о том, как и где он её искать будет. Уверен был, что найдёт. Не может не найти.
Внезапно услышал необычный, быстро приближающийся рокот. Оглянулся: его догоняло странное сооружение. В первую секунду, издалека, он принял его за живое существо, но сразу понял, что ошибся. Громыхая и подпрыгивая на кочках, к нему приближалась… машина?
Там, где он раньше жил, машин не было…
Значит, он жил не здесь? А где тогда? И откуда он знает, что это — машина? Опять Селена рассказывала?
Почему же он помнит всё, о чём говорила Селена, и совсем не помнит то, что было с ним самим совсем недавно?
Никогда он не чувствовал себя таким беспомощным…
Машина прогромыхала мимо, но тут же притормозила, и из окна кабины высунулся шофёр:
— Эй, парень, до шоссе ещё далеко пилить?
Стэнн непонимающе посмотрел на мужчину:
— Я не знаю.
— Не местный, что ли?
— Нет.
— А далеко идёшь?
— Да куда приду, — неопределённо ответил Стэнн и улыбнулся.
— Ясно, — тоже усмехнулся водитель. — Автостопом путешествуешь, значит. Ну, давай подвезу до Озерков. Садись.
Стэнн забрался в кабину, с интересом огляделся, устроился поудобнее, насколько позволило тесное помещение.
— Что, не ездил раньше на грузовиках? — ухмыльнулся шофёр.
— Нет, — честно ответил Стэнн и повернулся к окну.
— А ты сам-то откуда? — поинтересовался водитель.
— Издалека, отсюда не видать, — отшутился Стэнн.
— Ясно. Не хочешь, значит, говорить, — констатировал водила. — А я вот заплутал малость. Хотел путь сократить, да не на ту дорогу свернул. Ну ничё. Выберемся.
Водитель оказался разговорчивым. Увидев, что не хочет попутчик с ним откровенничать, перестал задавать ему вопросы, зато сам говорил, не умолкая. О семье рассказал — о жене, которой надоело уже, что мужа постоянно нет дома, и она завела себе хахаля на стороне:
— Разведёмся, наверное, да и ладно. Один не останусь, найдётся баба, чтоб меня приголубить.
И о лапушке-дочке, красавице и умнице-отличнице:
— Лишь бы жена с ней видеться не запретила. Да пусть только попробует! Судиться буду! Адвоката найму самого лучшего. Не по закону это — с дитём видеться не давать, верно же?
И о том, что сам виноват в сложившейся ситуации:
— Ну, не могу я дома сидеть! Тянет меня в путь какая-то сила! Неделю дома побуду — на людей кидаться начинаю. Пытался на городском автобусе работать — не сумел. Бегаешь по маршруту, как собачка на верёвочке. Изо дня в день — одно и то же. Жена, правда, довольна была, а я чуть с ума не сошёл. Нашёл фирмочку небольшую: по мелочам грузы по России возит. Вот и путешествую теперь то на юг, то на север.
И про гаишников узнал Стэнн, с которыми лучше не связываться:
— Они сейчас, конечно, ГИБДДешники, да я их по-старому называю. Новым-то названием язык сломаешь.
И ещё много полезного узнал Стэнн от своего говорливого спутника: и про кафе придорожные, в которых осторожнее надо быть — траванулся он один раз здорово, больше в то кафе даже не заглядывает. И как в юности тоже автостопом путешествовал: без денег, да зато с гитарой, а с такой подругой голодом не останешься, на кусок хлеба всегда заработаешь, а то и на ночлег пригласят. Тогда одной гитарой, конечно, не отработаешь, ну, да он не из пугливых, никакой работы не боится.
Стэнн слушал внимательно, задавал уточняющие вопросы, запоминал. Как же повезло ему с невольным информатором! Теперь будет что рассказывать, если вдруг с расспросами пристанут.
Вскоре тряска кончилась: выехали на шоссе. А ещё минут через сорок показались первые дома небольшого городка.
— Тебя где высадить? Здесь или в центре? А может, к дальнобойщикам доставить? С ними дальше и поедешь, — поинтересовался водитель. — Я-то уже приехал. Разгружусь — да назад.
«В центре», хотел сказать Стэнн, и вдруг от ближайшего дома на него пахнуло такими болью и отчаянием, что сжалось сердце.
— Здесь, — поспешно сказал Стэнн.
Грузовик остановился.
— Ну, бывай. Хорошего тебе пути, — попрощался шофёр.
— Спасибо, — искренне поблагодарил Стэнн, выбрался из кабины и быстро пошёл навстречу встревожившим его чувствам.
Старенький деревянный домишка прятался за таким же старым покосившимся забором. Оглянувшись по сторонам, нет ли нежелательных свидетелей того, как он проникает в чужое жилище, Стэнн перескочил через забор, подкрался к дому и осторожно заглянул в освещенное окно. И тут же выругался и кинулся к дверям: в небогато обставленной комнате на табуретке стояла рыжеволосая девушка, держа в руках привязанную к балке бельевую верёвку с завязанной на ней петлей.
Дверь, по счастью, оказалась незапертой и вышибать её не пришлось. Стэнн ворвался в комнату в тот момент, когда девушка, тяжело вздохнув и утерев сползающую по щеке слезу, решительно сунула голову в петлю.
Увидев на пороге незнакомого мужчину, девушка испугано замерла. Стэнн тоже остановился и неторопливо проговорил:
— Я тут мимо проходил… Водички не найдётся? Жажда замучила.
Девушка молча смотрела на него огромными, полными ужаса, глазами.
— Попить, говорю, не дадите? — повторил Стэнн, не трогаясь с места, чтобы ещё больше не напугать её. А то решит ещё с табурета спрыгнуть, спасай её потом.
И тут девушка словно очнулась. Посмотрела на него отчаянным взглядом, сжала кулачками ещё не затянувшуюся на горле верёвку и — разрыдалась горько, во весь голос.
— Вот и хорошо, — ласково заговорил Стэнн, подскакивая к не удавшейся самоубийце и освобождая её от верёвки. — И поплачь. Лучше плакать, чем вешаться.
Подхватил её на руки, усадил на стул, сам присел рядом, пытаясь заглянуть в глаза, но девушка закрыла лицо руками и только судорожно всхлипывала да подвывала. Слёзы ручейками стекали между пальцев, капали на простенький сарафанчик. Стэнн встал рядом, обнял её, прижал к себе. Ничего не говорил, не ругал и не успокаивал, решив, что сейчас ей нужно просто выплакаться. Молча гладил её по растрепавшимся волосам, по вздрагивающей от рыданий спине.
Наконец, девушка перестала плакать, пару раз судорожно всхлипнула напоследок, вытерла мокрыми ладонями щёки и отодвинулась от своего спасителя.
Стэнн сразу отступил в сторону, чтобы не пугать её лишний раз, сел на злосчастную табуретку, не сводя глаз с девушки. Мало ли что ещё придёт ей в голову в таком-то состоянии.
— Спасибо, — выдохнула та, упорно не глядя на мужчину, так вовремя в нужный момент оказавшегося в её доме. Ей было неимоверно стыдно за свою слабость, за неудавшееся самоубийство, и жарко багровеющие щёки не давали ей скрыть смущение.
— Так как насчёт водички? — поинтересовался Стэнн, давая девушке повод для действия.
— Да, конечно, сейчас, — заторопилась она.
Вскочила, побежала за перегородку, где, видимо, находилась кухня. Звякнул стакан, зашелестела льющаяся из чайника вода. Потом раздалось тихое «ох», и тоненькой струйкой полилась вода из крана.
Стэнн усмехнулся: наверняка себя в зеркале увидела, теперь умывается. Раз обратила внимание на свою внешность, значит, вешаться больше не будет. Сейчас, по крайней мере. Можно уходить.
— Вот, возьмите.
Стэнн принял стакан из рук разрумянившейся девушки, в несколько глотков осушил его. А ведь не соврал, пить, оказывается, очень хотел. Так хотел, что с одного стакана не напился. Но и понятно: за весь день только пару глотков из шофёрской бутылки с минералкой сделал.
— Можно ещё?
Стэнн поставил стакан на стол, глянул вопросительно на так и стоявшую перед ним девушку.
— Конечно! — кивнула она. Подхватила стакан, кинулась к кухне, но тут же остановилась: — А может, вы есть хотите? У меня суп вкусный. С курицей.
— С удовольствием, — обрадовался Стэнн, почувствовав, как при одном упоминании о пище сжался желудок. — Честно говоря, целый день не ел.
— Я сейчас, быстро! — подхватилась девушка и, скрывшись за перегородкой, загремела тарелками.
А потом они сидели за столом, под мягким светом лампы с широким пластмассовым абажуром, и Стэнн с удовольствием уплетал вкусный наваристый суп с плавающими в нём большими кусками курицы, заедая его толсто намазанным маслом хлебом. Потратившее много сил тело требовало подпитки, и Стэнн с удовольствием давал ему такую возможность.
Утолив первый голод, Стэнн улыбнулся:
— Может быть, познакомимся? А то ты меня уже накормила, а я до сих пор не знаю, кому спасибо говорить.
— Я — Саша, — протянула руку девушка.
— Стэнн, — ответил на рукопожатие мужчина.
— Стэнн? — не поняла Саша. — Вы что, иностранец?
— Ну почему сразу иностранец? — не стал раскрывать своё происхождение Стэнн. — Просто родителям имя понравилось. А я вот теперь всю жизнь вынужден на вопросы отвечать.
— Родители — они такие, — первый раз за весь вечер улыбнулась девушка. — Налить добавки?
— Налей, — согласился Стэнн, думая, не слишком ли он жадничает и не придётся ли потом лечиться от обжорства. — Ты очень вкусно готовишь.
— А ты очень вкусно ешь, — рассмеялась Саша. — Даже смотреть приятно, как наворачиваешь.
И тут же смутилась:
— Ой, простите.
— За что? — удивился Стэнн.
— Ну, я к вам на ты…
— И правильно, — перебил он. — Давно пора.
Саша снова улыбнулась. Улыбка у неё была добрая, ясная, озарявшая лицо тёплым мягким светом. И Стэнн подумал, что человек с такой улыбкой не может быть плохим, и какое счастье, что он так вовремя здесь оказался и не дал свершиться самой большой несправедливости в его жизни.
— Давай тарелку, — Саша снова скрылась на кухне, а Стэнн посмотрел в окно на темнеющее небо и подумал, что уже вечер наступил, и неплохо было бы напроситься на ночлег. Может, разрешит на полу возле стенки примоститься? Вряд ли он сегодня отсюда уехать сможет. Хотя, впрочем, дальнобойщики, бывает, и по ночам ездят. Надо дойти до них, поспрашивать. А переночевать и на улице можно, лето же, не замёрзнет.
Но сначала надо выяснить, что случилось с Сашей и можно ли её одну оставлять. Вдруг дело настолько серьёзное, что она без него снова в петлю полезет.
Когда они попили чай, вместо сахара посасывая маленькие конфетки без фантиков, которые Саша называла «Дунькина радость», Стэнн осторожно спросил:
— Сашенька, а что у тебя случилось? Почему ты решила… — он чуть запнулся, подбирая слова, потом продолжил: — уйти из жизни?
— Дура потому что, — вспыхнула Саша. — Сама от себя не ожидала.
Стэнн вопросительно посмотрел на неё, и девушка, тяжело вздохнув, начала рассказывать.
История оказалась стара, как мир.
Саша рано осталась сиротой. Жила с бабушкой, бывшей учительницей, которая внучку, конечно, любила, но баловать не могла — пенсия не позволяла никаких излишеств. Жили небогато, хотя и не бедствовали: выручал огород, да курочки. И шить Саша научилась лет в десять, а чуть позже — и вязать. Так что, одевалась неплохо. И только одно расстраивало: фигурой она в международные стандарты ну никак не вписывалась. Хоть и питались они с бабушкой очень скромно, а выглядела она так, словно каждый день тортиками баловалась. В детстве вообще была пышечкой, и дразнили её то жиртрестом, то жирной бочкой. В подростковом возрасте вытянулась, постройнела, но лишние килограммы на бёдрах никуда не делись. И девчонки в школе, вечно сидевшие на всяких диетах, только фыркали, глядя на жующую в перемену бутерброд Александру. А мальчишки, все, как на подбор, задохлики, никогда не приглашали крепкую пышную девчонку танцевать на дискотеках, справедливо полагая, что смотреться рядом с ней будут уморительно.