Первые слова ему как-будто давались с трудом. Но дальше как по накатанной, будто жениться вот таким вот жутким способом было для него делом самым привычным. Впрочем, злодеяния совершать он привык — и это от прочих не отличалось.
Краем глаза я видела, как заостряются его черты, как начинают светиться кончики пальцев. Пальцами этими он вдруг стал до камня дотрагиваться и узоры, что цвели на нем, вспыхнули.
Мужчина опустил пальцы в воду и протер мне глаза, продолжая напевать.
Опустил руку в вино и смочил мои губы.
В сок обмакнул и провел мне по шее.
Каждый раз, когда он до меня касался, я передергивалась от отвращения, но понимала при том, что это лишь начало.
Наконец, Проклятый закончил свою песню и начал говорить слова обета, знакомого и незнакомого одновременно. Похож он был на тот, что произносят на наших свадьбах, вот только ответного слова от меня никому и не нужно было:
— Я беру тебя в жены; я беру тебя в матери моих детей; я беру тебя в спутницы. Будешь ты моей кровью; будешь ты моей силой; будешь ты моей защитой сегодня и на всю жизнь. Я так решил перед всеми, и каждое мое слово закон для тебя отныне. Согласна ли ты с этим?
Я стиснула зубы и промолчала, но тому, похоже, и не нужны были мои ответы. Он внимательно смотрел на браслеты, которые взял в руки; и я с увидела с изумлением, что мужской потемнел немного.
— Будешь ли ты покорна?
И снова мое молчание его вполне удовлетворило, а браслет стал серым.
— Станешь ли моей женой?
Тут я уже не выдержала и прошипела:
— Нет!
Но Проклятый лишь кивнул и застегнул на себе абсолютно черный хрусталь.
А мне на запястье руки левой надел женский браслет. И я осознала, что браслет засиял за мгновение до этого, обозначая, что обряд проведен верно; и мы супруги теперь, перед людьми и силами всех королевств.
Я в изнеможении закрыла глаза.
У него получилось.
И дальше получится, потому как от бесчинств этих не разверзлись хляби небесные, не раскололись пропасти огненные. Все так же моросил дождь в сером утреннем лесу; все так же продолжал свой безумный ритуал Проклятый Рока; все так же некому было мне помочь.
Совершенно отстраненно я уже воспринимала боль, что доставляли мне натянутые волосы, которые мой муж — от мысли об этом во рту появилась горечь — прядь за прядью отрезал у самого основания.
Отрезал, глумливо хихикал, и говорил гадости, что уже не достигали моего сознания.
Я все больше погружалась куда-то внутрь себя, надеясь найти там забвение и не видеть, не понимать, что он дальше со мной делать будет.
Но все же дернулась, когда он порезал мне запястья, а после и лодыжки, и устремила на него испепеляющий, полный ненависти взгляд, шепча самые страшные проклятия, что я тайком узнала — нельзя ведь ведающим проклинать кого, против сути это.
Но какая я стану ведающая после произошедшего?
Теплые струйки крови, почти обжигая мою заледеневшую кожу, полились в уготовленные для них желобки.
И, как предсказывал Проклятый, я почувствовала, что вместе с кровью утекает моя сила, радость, любовь, желания и мечты. Моя жизнь.
Злодей тем временем, не дожидаясь, когда заполнится контур, взгромоздился на камень, где-то у моих ног, и поднял большой нож.
Я снова закрыла глаза. Видеть это было выше моих сил.
Вот и все.
Я прошептала слова прощания. Я прощалась не только с честью; я прощалась со своим будущим, с самой собой. С Дамиром. С дедом, добрыми дядющками, родными и близкими, друзьями моими верными…
Вспышка открывшегося портала проникла даже сквозь смеженные веки.
С трудом, но мне удалось повернуть чуть голову и я увидела того, кого и не рассчитывала увидеть уже.
На другом конце поляны стоял Светлый Маг — бледный, осунувшийся, злой до невозможности, несчастный и, одновременно, взбешенный. В одно он мгновение окинул открывшуюся картину и тут же бросил магическое заклинание.
Но Проклятый лишь отмахнулся и выстроил вокруг нас прозрачную стену, что не возьмет ни оружие, ни импульсы огненные. А потом повязку то свою приподнял, загоготал дико, страшно и снова нож поднял.
Как же так! Неужели все пройдет на глазах у Дамира Всеславовича то, что бежит уже к нам? Да что может быть хуже!
Я задергалась — подумала задергаться, но не смогла — напряглась изо всех сил, помощь призвала. Да только без толку.
Любимый уже рядом. И бьется, бьется о стену. А потом вдруг остановился, страшными глазами на Проклятого посмотрел.
Да тот уже снова нож заносит и…
Вдруг вонзает его со всей силы прямо в своё черное сердце.
Изумленное шипение вырвалось у него вместе с кровью, что толчками обагрила голую грудь.
Он попытался что-то сделать, повернуться, сказать, да только и рухнул на меня, придавив своим умирающим телом.
Я и не осознавала до конца произошедшее, пока маг распутывал охранную стену, пока вытаскивал меня, порезы залечивал, пока укутывал в свой плащ, целовал, безвольно поникшую, шептал злые слова, перемежающиеся нежностями. И только когда сорвал браслет брачный, поняла наконец, что все закончилось — не только то, что произошло здесь, но вообще всё, с чего завязалась эта история.
И разрыдалась. С подвываниями, истерическими всхлипами. Некрасиво разрыдалась, до лица опухшего, до заикания. А Дамир все держал, ждал, укачивал, по голове гладил.
И сидели то мы прямо у камня, где мертвец остался, да только нам все равно было.
Наконец, я снова была в состоянии хотя бы слушать и говорить; чувствительность и возможность двигаться возвращались ко мне гораздо медленнее.
— К-как ты н-нашел? — спросила спасителя, крепко меня обнимающего. — К-как заст-тавил П-проклятого?
— Круг древних мы создали на рассвете, подпитанный кругом ведающих. Создали там, где лошадь твою нашли — ибо понятно было, что оттуда тебя проклятый увел, — он запнулся, будто его горло спазмом схватило. Верно, так и было, потому как прокашлялся и зло, очень зло на меня глянул — И смогли нить найти, что к тебе тянулась, только надо было решать, кто по нити той пойти должен был, потому как только один и мог и тот, что из всех присутствующих больше любит…
Маг снова запнулся.
— С-сцеп-пились? — я, супротив обстоятельствам, улыбнулась.
— Угу. Дед твой особенно настаивал, что молод я и могу ничего не понимать в чувствах…Но прошел все-таки я… А тут…
Он обхватил лицо мое ладонями и заставил смотреть прямо в глаза сверкающие, затягивающие на дно и, одновременно, возносящие к самому солнцу, что уже окрасило деревья в теплые тона.
— Руслана…Ведь если бы я не обладал редким даром приказы мысленные отдавать, за что мне должность Верховного Мага и положена была, я бы не проник сквозь стену и не успел сделать ничего. Не знаю, что ты там увидела и почему одна ушла; по необходимости или глупости…Но пойми, даже если ты смерть мою увидишь, не смей больше без меня делать что-то. Потому как без тебя я все-равно умру, только немного позже. Обещаешь?
Я всхлипнула от наплыва чувств:
— Да.
— И больше никакой работы в прокуратуре, обещаешь?
— Да.
— Любишь меня?
— Да!
— А замуж за меня выйдешь?
— Да… Ой!
Только и поняла, что подловил меня маг. А тот уже довольно улыбается и снова меня к себе прижимает. И я потихоньку оттаиваю, тоже могу руками его плечи обвивать, чем и пользуюсь почти без стеснения.
— Думаешь, не должна я вдовство соблюдать? — после паузы спросила с ехидцею, а маг аж подпрыгнул.
— Забудь об обряде! Ты мне еще в подробностях объяснишь, что тут произошло. Вот только сначала в безопасное место перенесу, отмою, вылечу, накормлю, а потом отшлепаю. Тогда то ты мне и расскажешь.
— В очередь придется вставать, — вздохнула я с грустью в голосе.
— Какую такую очередь?
— Один ты думаешь меня отшлепать хочешь?
— Мою жену будущую только я наказывать и имею право. Пусть только подступятся, — буркнул маг и глаза прикрыл устало. — Через неделю свадьбу сделаем.
— Ой, а не торопишься ты?
— Чтобы я ждал, пока ты еще куда применить свою энергию надумаешь? Нет уж. Теперь на меня тратить придется.
Я согласно кивнула, улыбнулась и тоже закрыла глаза, отдыхая.
Пусть тешит себя надеждой посадить дома.
Ведающая ли, алхимик, человек или маг — все мы женщины были ведьмами. И всегда знали, когда промолчать, когда приласкать, а когда сделать вид, будто согласны со всеми доводами.
А сами тем временем свои структуры создавали и мир на коленках удерживали.
Эпилог
Трое древних склонились над колыбелью. Из ухмыляющихся ртов ядовитая слюна капала, а из ушей шел серный дым.
Во всяком случае, Верховному Магу так казалось. Но он сдерживался — куда он прогонит дедушек то?! Те явились при полном параде — хорошо хоть не со свитами — и едва поместились в их небольшую спальню.
И от ухмылок этих у всех, кроме, пожалуй, его жены, которая уютно устроилась в его объятиях, сводило конечности.
Светлый и Темный Правители, а также Главный Алхимик тихонько переговаривались.
На самом деле, от этого шепота окна устало тренькали и грозились осыпаться. Но младенцам это не мешало посапывать сладко в кроватке.
— Какие маленькие
— Какие мягонькие
— У мальчика смотри — есть кровь темная, чую ее! и алхимической силы много…
— Девочка то как на мамочку похожа… и наверняка тоже Ловец.
— Человечка и ведающая!
— А красавица!
— Умница!
— Лапочка!
— А у мальчика кулачки то, кулачки как у воина…
Верховный Маг закатил глаза.
— И долго они там будут стоять? — прошептал он на ухо жене.
— Пару лет, — хихикнула та.
— Я не выдержу! — простонал он.
— Потом родим еще одно, и они переключатся.
В изумлении Дамир на Руслану уставился.
— Ты серьезно?!
— Всегда о большой семье мне мечталось.
Она удовлетворенно закрыла глаза и уснула, утомленная.
Маг нехотя вылез из кровати и пошел греть воду для жены. Все приходилось делать самому: с тех пор, как они переехали в свою сельскую усадьбу, половина его слуг разбежались, не вынеся постоянных визитов новых родственников неординарных и друзей. А пока она рожала — убежала вторая половина. Ну подумаешь, он попытался испепелить нерадивую служанку… Удержали же! Да и ничего, что обезумевший от переживаний дедушка своротил своими пару башен! И так по мелочам…
Одна Верховная была невозмутима — роды приняла, деток осмотрела, всех помыла и перепеленала, пообещав прислать на помощь несколько ведающих, пока он не найдет слуг похрабрее, и отбыла.
Только правителей прихватить забыла.
Дамир вздохнул.
И улыбнулся.
Вот так сюрприз ему жена устроила! Поговорит он с ней еще, что не призналась, что двоих носит. А то бы он не то что работать — шагу ступить ей не позволил. Бегала до последнего дня, все столицу преобразовывала, а с переездом деревни соседние напутствовала.
Гордился он ей, что уж там, но теперь запрет в доме — пусть детей растит. И сам ненадолго от работы отстранится, отдохнет — с семьей побыть ему хочется.
Принял он все решения и легко так стало!
Сейчас бы еще Руслану убедить…
Он в комнату вернулся, выпроводил всех посторонних, к жене опять прижался и тихонько по отросшим волосам погладил.
А та спит, улыбается.
Только хорошие сны ей теперь снятся.
Вот так пусть всегда и будет!