В жутком, мерцающем свете фонаря они посмотрели друг на друга, и лица их исказил ужас.
Оба быстро отвернулись к гробу спиной.
Хайден облизал губы, но во рту тоже пересохло.
Что-то происходило.
Он мог притвориться, что это не так, но вокруг повозки будто формировалась особая атмосфера, и оба мужчины её чувствовали.
Но они же мужчины, в конце концов! Взрослые люди, которые должны сделать порученную им работу!
Из гроба донёсся глухой удар, затем шорох.
— Сынок, — еле-еле выдавил из себя Гуд, — во имя всего святого, глянь, что там происходит… Что за херню я слышу?!
У Хайдена от ужаса сдавило грудь, и он не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. Он перегнулся через сиденье, сжимая в одной руке ружьё, а в другой — фонарь.
Волоски на коже поднимались дыбом. Мороз пробирал до костей… Но далеко не из-за сырой апрельской ночи!
Он глянул на гроб; пламя фонаря отбрасывало на его крышку пляшущие тени.
Медные шляпки гвоздей были ещё на месте.
Все до единого — Господи Иисусе, порядка сотни! — вколочены в крышку гроба.
Только… Только Хайдену показалось, или прямо на его глазах пять или шесть гвоздей выскочили из дерева?!
Словно что-то выдавливало их изнутри гроба?!
Хайден почувствовал, как ему на плечи словно опустилась тяжёлая гранитная могильная плита.
Его будто парализовало. Конечности не слушались.
Воздух сгустился, и в нём витало то, из-за чего сердце практически останавливалось в груди.
Он смотрел, как ещё два гвоздя выскальзывают из крышки гроба с протяжным скрипом. И с громким стуком падают на дно повозки.
— Какого хрена?! — сухим, надтреснутым голосом прохрипел Гуд.
На небе вновь появилась луна, освещая мертвенно-бледное лицо мужчины.
— Посмотри на меня, сынок! Что это было?
— Гвозди… — попытался ответить Хайден, но в лёгких не осталось воздуха.
Туда словно насыпали мелкого песка.
— Гвозди… Они выпадают из крышки…
— Тебе снова всякая хрень мерещится! — рявкнул Гуд. — Или тело просто раздулось после смерти и теперь приподнимает крышку… Случается такое…
Но Хайден лишь затряс головой.
Подобные вещи не происходят в холодное время года.
А затем оба услышали, как…
Как по внутренней поверхности деревянной крышки гроба скребут ногти.
В глазах обоих мужчин застыло выражение животного ужаса.
Огромного, безысходного кошмара, который плескался в темноте ночи, окружал их, заключал в свои ледяные объятия и оборачивал плотным саваном.
Темноту заполнили шёпоты.
А затем…
Бам! Бам! Бам!
Колотящие о дерево кулаки.
Гуд резко втянул в себя воздух.
— Скорей! Скорей! — крикнул он лошадям, взмахивая хлыстом. -
Торопитесь, сукины вы дети! Скорее!
А Хайден не сводил взгляда с гроба. Интересно, будет ли дробовик хоть чем-то полезен против того, что пытается выбраться изнутри?
Что бы ни происходило сейчас, добром это не закончится…
Это неестественно.
Тайны, секреты, мистика, алхимия и спиритизм — всё смешалось в голове мальчишки.
В той беспроглядной, вонючей темноте что-то дышало и мыслило. Нечто гораздо более мерзкое, чем Хайден мог себе даже вообразить.
Повозка летела вперёд меж холмов по скрипучему деревянному мосту, перекинувшемуся через несущийся ледяной поток.
— Осталось всего пару миль! — крикнул Гуд.
Повозка гремела по дороге, ведущей к пункту назначения, а лошади неслись так, словно за ними гнался сам дьявол.
А может, так оно и было…
Гуд с опаской косился то на Хайдена, то на гроб.
— Держись! Только продержись! Я… Я уже вижу впереди огни!
Хайден поверил ему на слово.
Он боялся повернуться к гробу спиной и взглянуть на дорогу самому.
Он не мог отвести взгляд. Он даже моргнуть боялся, хотя морозный ветер бил его по лицу и выедал глаза.
Только Хайден этого даже не ощущал. Не ощущал онемевших пальцев, сжимающих борт повозки. Не ощущал ледяного могильного холода, пробиравшего его до костей.
Всё, что сейчас его волновало, — это гроб.
Вся вселенная сузилась в данный момент до одного единственного деревянного ящика.
Гроб был тёмной звездой, а он, Хайден, пылинкой, попавшей на гибельную орбиту.
И юноша мог лишь смотреть, как гвозди, один за другим, вываливаются на пол повозки.
И слушать глухие, скребущие и шуршащие удары изнутри.
Внезапно что-то в голове Хайдена щёлкнуло.
Его накрыл дикий, животный ужас, и парень заорал:
— Я убираюсь отсюда! Я спрыгну на ходу! Это безумие…
Но Гуду удалось усадить его обратно.
— Закрой рот, сынок, закрой, мать твою, рот!
«Закрой рот». Единственная мысль, что крутилась сейчас в голове старика…
От одной мысли о том, что он может остаться наедине с этим гробом и его содержимым…
Гуд понимал, что в одиночку не справится. Не сможет.
Уиспер-лейк уже рядом. На другой стороне, где виднелись вышки, грузовые стрелы и десятки покосившихся хибар рядом с горными шахтами.
За его спиной что-то громко щёлкнуло, треснуло, и Гуд, даже не оборачиваясь, понял, что одна из медных пластин оторвалась от крышки гроба… А значит, скоро за ней последует следующая и следующая… А потом…
Рядом шумно, тяжело дышал Хайден.
Его трясло так сильно, что он не мог удержать ружьё. Оно бесполезно валялось у его ног.
Они въехали в город, и то, что находилось в гробу, казалось, почувствовало это, улеглось на место и затихло, затаившись.
Гуд и Хайден дружно вздохнули, но не расслабились до тех пор, пока не нашли гробовщика и не избавились от этой проклятой вещи.
— 3-
Они нашли Хайрама Каллистера.
Полного, даже жирного Хайрама Каллистера, гробовщика и мебельщика.
Он готовил тела для погребения и создавал гробы, в которых их отправляли в последний путь.
Дешёвые гробы из сосны или дорогие, импортные, из красного дерева, которые доставляли по железной дороге для богатых шахтёров и железнодорожников.
В отличие от своего младшего брата Калеба — совладельца «Похоронного бюро братьев Каллистеров», который работал при свете дня, — Хайрам предпочитал искусственное освещение от лампы.
А когда Хайрам не занимался обработкой дерева, он запирался в своих комнатах на втором этаже и рассматривал коллекцию порнографических снимков.
Большую их часть ему доставлял друг из Нового Орлеана. Там такие вещички были легко доступны для узкого круга ценителей… Но не за малую сумму.
Хайраму никогда не удавалось поладить с женщинами.
Да и с людьми вообще.
По крайней мере, с живыми.
В детстве он был пухлым, домашним ребёнком, и затем превратился в грузного, неприглядного мужчину с несколькими подбородками, свисающими к груди, как куча розовых поросят, тянущихся к корыту.
Ему нравились печенья и сладости.
Из-за патологии потовых желез он постоянно обильно потел.
Его руки всегда были ледяными, и при разговоре с людьми он начинал заикаться.
Дети часто тыкали в него пальцами на улице.
Нередко он по ночам ел ириски, шоколадки и взбитые сливки. Посреди морга, рядом с укрытыми простынями телами, вытирая мокрый лоб и нос носовым платком.
Ведь именно морг был его миром — миром гробов и химикатов, трупов и серебристых сверкающих инструментов.
Мир тусклый и закрытый для посторонних, пропахший йодом, спиртом и другими менее приятными вещами.
Но это был мир Хайрама. Такой, каким он его желал.
А Калеб пусть забирает себе день.
Ведь он и сам был похож на солнце — красивый, очаровательный, уверенный в себе.
Днями он утешал вдов, а вечера проводил в игорных домах и борделях, развлекая собеседников похабными историями о мёртвых.
Люди называли Калеба «любимым другом», а Хайрама — «упырём и ассоциалом», распуская о нём нелицеприятные сплетни.
Хайраму было плевать.
В конце концов, все попадали к нему — и мужчины, и женщины, и дети.
Ему нравились женщины.
Особенно молоденькие.
Не добропорядочные жёны и сёстры — если, конечно, в бурлящем шахтёрском городке Уиспер-лейк такие были, а проститутки.
Их любили в течение жизни, их касались, поэтому Хайрам решил, что не будет грехом поступать с ними так же и после смерти.
Но только с проститутками.
Больше ни с кем. Никогда.
Не важно, что шептали за его спиной люди. У него были свои правила и профессиональная этика.
Когда двое мужчин с гробом постучали в его дверь, перед Хайрамом как раз лежало, подобно кедровой доске, тело юной проститутки.
Она перерезала себе вены на запястьях.
Хайрам касался её, потел, тяжело дышал… Когда двое мужчин забарабанили в дверь.
Один был старой седой пустынной крысой, а второй — ещё ребёнком с веснушками на щеках.
Оба смотрели на Хайрама широко распахнутыми глазами и не могли сдержать дрожь в руках.
Будто они столкнулись в тёмном переулке с призраками.
Хайрам никогда не видел мужчин такими… напуганными.
Они затащили гроб внутрь, поставили на пустой стол и быстро убрались, чуть не столкнувшись в дверях и отодвигая друг друга плечами.
Но Хайрам списал всё на то, что некоторые люди чувствовали себя неуютно среди мёртвых.
А, не важно!
Он занялся гробом.
Внутри лежало тело Джеймса Ли Кобба.
Кобб был наёмным убийцей, разбойником, известным садистом и в целом злобным человеком. Без него мир точно стал лучше.
Его единственный родственник жил в расположенном неподалёку поселении мормонов.
Сводный брат Юстис Хармони, желавший закопать Кобба как можно глубже…
А его «друзья»-индейцы даже были готовы за это заплатить.
И вот он здесь.
Хайрам осмотрел гроб и заметил, что некоторые гвозди, удерживавшие крышку на месте, отсутствуют.
И один из медных запоров сорван.
Грубое обращение.
Именно то, что и заслужил Кобб.
Хайрам оставил гроб там, куда его поставили.
Его ждали более насущные дела, чем мёртвые преступники.
— 4-
Было уже далеко за полночь, когда в нём прочно укоренилось чувство страха.
Хайрам не мог его объяснить.
И даже не пытался.
Он закончил приводить в порядок тело проститутки, закрыл его в дешёвый кедровый гроб, оплаченный её хозяйкой, и принялся за братьев Бердов — Томаса и Хека.
Он откинул простыни и начал изучать их серые лица.
Позор.
У каждого был свой бизнес: Томас владел конюшней, а Хек — мясным рынком. А теперь они и сами стали обычными кусками мяса.
Ни для кого не было секретом, что они оба состояли в отношениях с одной и той же женщиной. С женой Хека…
Был лишь вопрос времени, когда подобное варварское поведение приведёт их на стол Хайрама.
Хайрам знал не много.
Они ввязались в пьяную драку в салуне «Приют с сидром»: Хек вытащил старый армейский кольт и выстрелил в Томаса, а Томас до того, как истёк кровью, выхватил из-за голенища нож для разделки туш и снятия шкур и метнул его в горло братцу.
Они умерли, сражаясь до последнего, в луже общей крови, обхватив друг друга в последний раз.
В такой позе их и принесли в похоронное бюро.
Хайраму с братом пришлось повозиться, чтобы расцепить окоченевшие конечности братьев.
Жена Хека, Кларисса, оплачивала похороны. Она хотела, чтобы их похоронили в самых лучших гробах и привели в презентабельный вид — она собиралась сфотографировать их напоследок бок о бок, «щека к щеке» и послать фотографию родне в Миссури.
Она могла себе это позволить, ведь как единственная наследница получала теперь и конюшню, и мясные лавки.
Хайрам приступил к работе.
Его ловкие пальцы не останавливались ни на минуту: перебирали, разминали, разрезали, выщипывали. Он сшивал, пришивал, подклеивал…
Замелькали ножи и пилы, в отверстия полился воск, а кетгутовая нить намертво запечатала посмертные тайны внутри тел.
Хайрам забальзамировал братьев раствором мышьяка и покрыл чистыми простынями. Так они будут лежать, пока не прибудут заказанные гробы.
Набирая воду в таз, Хайрам стянул резиновые перчатки и тщательно вымыл руки.
За окном поднялся ветер, и ветка дерева заскребла по крыше.
Хайрам не понимал, почему вдруг вдоль позвоночника пробежал холодок.
Снова это чувство страха. Оно грызло его уже несколько часов… Но почему?
Вдруг в голове мелькнули образы двух мужчин, привезших гроб с телом. Они были напуганы до чёртиков.
Почему?
Отчего?
Может, просто устали… Ведь они два дня добирались из округа Тул в Уиспер-лейк. А погода тогда была холодной и суровой. Это может творить с людьми странные вещи.
Хайрам отполировал инструменты, планируя сегодня заняться Коббом.
В углу тихо пофыркивала масляная печка, но Хайраму всё равно было холодно. По коже, не переставая, бегали мурашки.
Ему было так плохо, что хотелось поскорее убраться из морга, и Хайрам не мог понять отчего.
Мужчина замер. Капелька пота протекла по его щеке.
Здесь что-то было. Что-то было. Он не слышал никаких посторонних звуков, но…
Хайрам повернулся и уставился на гроб.
Он стоял и смотрел на деревянный ящик, а голова наполнялась тёмными мыслями.
Смешно и нелепо, но Хайрама не отпускало чувство, что за ним наблюдают, следят и изучают.
Может, детишки подглядывают?
Нет, уже слишком поздно. Да и шторы плотно задёрнуты.
Хайрам медленно, осторожно подошёл к окнам и тихонько выглянул из-за штор.
Нечищеные улицы были пусты. Он мог окинуть взглядом почти весь расстилающийся перед ним город. Крыши домов, то поднимающихся на холмах, то ныряющих в лощины.
Он слышал, как в пустых закоулках завывает ветер. Где-то вдалеке едет повозка. Со стороны салуна доносятся голоса. Как и всегда рокочет оборудование в шахте.
Но никто не заглядывал в его окна.
Тени на полу покойницкой становились всё длиннее, словно выползали из щелей, трещин и укромных мест, извивались и сплетались, как змеи в клубок.
И, несмотря на горевшие по-прежнему ярко фонари, вокруг было необъяснимо мрачно.
«Глаза следят за мной».
Воображение?
Хайрам не был суеверным. Не верил во всякий вздор.
И, тем не менее, внутри него жило какое-то беспокойство. Возможно, даже страх.
Он пересёк комнату и подошёл к гробу.
Он облизал губы и провёл пальцами по неотёсанным кедровым доскам с дырами и торчащими щепками.
«Глаза смотрят на меня».
Это тело в гробу…
Джеймс Ли Кобб…
Стоило Хайраму начать над этим задумываться, как его охватило непонятное чувство, но такое слабое, что он едва ли отдавал себе в этом отчёт.
Всё, о чём он мог сейчас думать, это тело в гробу. Тело в гробу…
Хайраму говорили, что Кобб умер в Долине Черепа.
Индейцы приготовили ему гроб и заплатили, чтобы тело вернули обратно в Уиспер-лейк.
Зачем же индейцам делать такое для белого?
Хайрам вытер пот со лба. Он знал, что для этого существует причина, но не мог понять какая.
Кобб вернулся домой к единственной родне, которая у него была.
Точно!
Сводный брат в поселении мормонов «Избавление», находившемся западнее Уиспер-лейк!
Вот почему Кобба отправили сюда.
Сводный брат сказал, что заберёт гроб с телом послезавтра.
У Хайрама начали дрожать руки. Он снова промокнул платком вспотевший лоб и подумал: «Какого хрена со мной творится?»
Он не мог размышлять трезво. Его голову наполняли дикие, сменяющие друг друга в бешеном темпе мысли, которые нельзя было объяснить логически.
Во взгляде появилась напряжённость.
Пот покрывал всё лицо, заливал глаза и стекал по щекам и подбородку на шею и грудь. Несколько капелек пота упали на поверхность гроба.
Кап. Кап. Кап.
На одно короткое мгновение Хайраму показалось, что это была кровь.