Но один брошенный в сторону взгляд — и настроение Ласа заметно улучшилось: к подсталкрам уверенно шли те самые девчонки, которые в последнее время только мозолили им глаза; видимо, решились-таки… Остальные тоже оживились; было ясно, что сейчас в их жизни наступает значимая перемена.
— О, кто к нам идёт! — в своей обычной манере прокомментировал Квильд. — А мы-то гадали: произойдёт ли это когда-нибудь или нет?..
— Произошло, как видите, — улыбнулась Лина, вместе с Ксюней подойдя — наконец-то! — на расстояние меньше сагни; насчёт вытянутой руки — это всё ещё было преувеличение.
— Я Ксюня, — представилась вторая, — это Лина. А вы кто?
Подсталкры по очереди назвали свои имена. Лас заметил, как у Лины на миг потеплел взгляд, когда она услышала, как его зовут, и тут до него дошло, что у сталочек тоже могут быть свои виды на подсталкров. Например, на него.
«Нет, пока об этом рановато думать», — решил Лас и вернулся к реальности.
— А чем вы любите заниматься? — как раз спрашивал Стан. — Будете вместе с нами метать мачеты да по лесам шляться?
— Нет, — рассмеялась Лина, — мы для этого не созданы.
— А для чего тогда вы созданы? — с интересом осведомился Плющ.
— А это пока не ваше дело! — сказала Ксюня.
— Скоро будет, — усмехнулся Квильд.
— Не сомневаюсь! — предостерегающе посмотрел на него Стан.
— А вы не обращали внимание, — вдруг заговорил Лас, — что нас четверо, а этих прелестных сталочек всего две? Это как-то неправильно…
— И что ты предлагаешь? — спросил Стан.
— Я? Ничего. А вы?
— А может, не надо? — произнесла Лина.
— Да, зачем? Что мы скажем их родителям? — поддержал её Плющ.
— Что-нибудь придумаем, — сказал Квильд, обходя подсталкров и приближаясь к девочкам.
Ксюня вытянула руку ладонью вперёд, останавливая его:
— Без глупостей. Ограничимся приятной беседой и, чем Первосталк не шутит, прогулкой вокруг деревни. Сейчас — всем вместе, а потом — в смысле, не сегодня — по обстоятельствам…
— Как угодно, — ответил Лас и взглянул на Ксюню — так, как считал нужным.
Его серые глаза встретились с чёрными глазами Ксюни; это было похоже не на скрещённые мачеты, а на тёплое дружеское рукопожатие. И это, по-видимому, нашло отклик у неё, потому что она ответила Ласу таким же взглядом. И обоим что-то показалось, но что именно — они пока не поняли.
Потом Ксюня перевела глаза на Плюща и так же посмотрела на него, пытаясь понять, а что чувствует тот в её отношении. Плющ взглянул на нем с любопытством, как рассматривал бы мута новой разновидности, стремясь запомнить увиденное, но чувств в этом взоре почти не было… почти. Что-то всё же шевельнулось внутри Плюща и отразилось в его зелёных глазах. Но что — тоже было непонятно.
Ксюня чуть расстроилась, однако тут же воспрянула духом: она ещё успеет понять, кто из этих двоих ей нужен больше.
Стан тоже принял участие в этом обмене взглядами. По примеру Ласа он посмотрел на Ксюню, посылая ей свои чувства, но ответа почему-то не получил: сталочка нахмурилась и отвела глаза в сторону. Стан сжал один угол рта: что ж, поглядим, кто кому нравится.
Плющ обводил обеих девчонок изучающим взглядом исследователя; чтобы понять кого-то, считал он, надо внимательно и долго к нему или к ней присматриваться. В данный момент ни Ксюня, ни Лина по-настоящему его не зацепили.
Квильду, казалось, было вообще плевать на то, какие у сталочек характеры: если он и глядел на них, то не в глаза, а на грудь, выбирая, у кого больше.
Наконец, молчание стало каким-то затянувшимся. Лас, кашлянув, сказал:
— Может, погуляем? А то уже вечер, и времени немного…
— А вот через пару лет ты мог бы сказать, что, наоборот, всё только начинается, — заметил Стан.
— Посмотрим, — откликнулся Лас и встал; остальные — за ним. — Ну что, вы готовы?
Ксюня, вернувшая на своё лицо улыбку, кивнула и вместе с Линой подошла к подсталкрам почти вплотную.
Живописная компания направилась на север, от реки. Шаги их были неторопливыми, а мысли — приятными. И юноши на время забыли все свои разногласия, подозрения и придирки; в них просыпалось какое-то странное чувство, которое они не могли назвать, да в этом и не было нужды, поскольку всё в тот вечер было хорошо и так.
* * *
Деревня Сталочная, 29-м год после Звездопада, 95-й день весны, вечер.
Идиллия продолжалась ещё два дня. За это время между подсталкрами не случилос никаких внезапных драк и разборок. Молодые люди с утра до вечера усердно тренировались, стремясь стать сильнее, быстрее и метче, а когда велки их отпускали, они шли на берег Сталки на восточном окраине деревни, куда из остальных жителей просто так мало кто забредал, и встречались там с Ксюней и Линой, которые, надо полагать, испытывали от этого такое же удовольствие.
На четвёртый день знакомства юношей со сталочками всё пошло не совсем так, как раньше.
Лас остался на «спортплощадке» дополнительно поупражняться в метании мачетов, Плющ заявил, что ужасно устал и поэтому пойдёт домой, так что Стану и Квильду пришлось ждать сталочек вдвоём. На этот раз по предложению Квильда они не пошли до самой реки, а остановились примерно на полпути — в том месте, где между домами и лесом было сагней десять, не больше.
Ждать пришлось не так уж и долго. Солнце меньше чем наполовину зашло за деревья на противоположном краю деревни, когда в поле зрения подсталкров оказалась Ксюня.
Сейчас она была без подруги, но причина этого тех двоих волновала мало. Стан и Квильд неотрывно следили за сталочкой — за тем, как она подходит по берегу реки к устоявшемуся месту встречи, недолго там стоит, наверное, ожидая подсталкров, а заметив их, думает несколько мгновений — других мелких единиц отсчёта времени юноши не знали — и, наконец, нерешительно направляется к ним.
— Лина сегодня не придёт, — сказала Ксюня, оказавшись чуть дальше, чем в сагни от Стана и Квильда. — Мать заболела, надо ухаживать… А где остальные? Почему вас только двое?
«Где Лас?» — добавила она ещё и мысленный вопрос, который не решилась произнести вслух.
Стан с Квильдом переглянулись. Оба подумали об одном и том же, но по-разному.
— Лас сейчас мачет учится точно бросать, а Плющ уже ушёл домой, — объяснил Стан. — Придётся тебе сегодня терпеть лишь нас двоих.
— Может, я тогда тоже пойду домой? — спросила Ксюня; всё в ней стремилось воспрепятствовать времяпрепровождению только с этими двоими, которых она сама каких-то полтора десятка дней назад назвала придурками.
— Неужели ты хочешь нам отказать? — с гадкой, но обезоруживающей ухмылкой поинтересовался Квильд, как бы без всякой задней мысли обходя сталочку, загораживая ей путь к бегству с одной стороны (с другой находился Стан) и приблизившись к ней на расстояние едва ли в десяток врехов.
— Смотря в чём… — испуганно пробормотала Ксюня, ища глазами свободное пространство, куда в случае чего могла бы проскользнуть, чтобы скрыться.
— Я ненадолго, — вдруг сказал Стан, схватившись за живот, быстрым шагом преодолел несколько сагней и скрылся за ближайшими деревьями.
Ксюня хотела было воспользоваться возможностью и убежать, пока образовавшийся проход был свободен, но Квильд выставил в сторону руку, и сталочка наткнулась прямо на неё, тем самым угодив в объятия Квильда. Попыталась закричать, но вторая рука подсталкра предусмотрительно зажала ей рот. В голове у Ксюни мелькнуло страшное осознание того, что сейчас должно было произойти.
Примерев пробующую сопротивляться сталочку к стене ближайшего дома, Квильд стал жарко шептать ей в ухо, попутно шаря одной рукой у неё под одеждой:
— ты знаешь, что ты мне нравишься? Нет? а я это знаю; и ты тоже скоро это узнаешь… Да не дёргайся ты так! Ты же не променяешь меня на этих факнутых задохликов, не так ли?..
Именно эту сцену и застал Лас, в свете заходящего солнца шедший по восточному краю деревни к реке, где надеялся застать остальных (ну, кроме Плюща) подсталкров вместе с девочками, разговоры с которыми стали в последние дни их главным развлечением.
Увидев, как его будущий соперник в борьбе за сталкерское звание и — посмотрим правде в глаза — личный недруг тискает сталочку его мечты, причём та, как видно, не особо этому рада, Лас на миг потерял голову. Совсем ненадолго, но этого было достаточно, чтобы в мгновение ока кардинально изменить ситуацию.
Кулак, закалённый на тренировках ударами о дерево (не надо забывать, что бои без правил — одно из пяти направлений сталкатлона), врезался сбоку в скулу ничего не подозревавшего Квильда и отбросил того сагни на три, не меньше. Ксюня, успевшая беззвучно зарыдать, теперь открыла рот для крика, но, к счастью для неё и Ласа, смогла издать лишь короткий негромкий писк. Рядом с ней приземлился после прыжка Лас, тяжело дыша и потирая костяшки кулака, ноющие после такого впечатляющего удара.
Ксюня тихо плакала, прижавшись к Ласу, пахнущему потом после занятий, пока Квильд медленно поднимался на ноги. Когда это всё-таки произошло и несостоявшийся насильник, прижав ладонь к скуле, с неприкрытым бешенством во взоре повернулся к подсталкру, осмелившемуся треснуть его, Лас тихо сказал, на всякий случай выставив перед собой согнутую в локте левую рук со сжатым кулаком:
— Даже не думай. Ксюня не твоя и твоей никогда не будет. Есть Лина; чем она для тебя хуже? Вали отсюда, пока ещё не схлопотал.
— Факнутый урод… — прошипел Квильд, почти в прямом смысле слова уползая с поля короткой битвы.
Когда он скрылся из виду, а Лас стоял с Ксюней на месте, настороженно провожая его взглядом, из-за деревьев вышел Стан, наконец закончивший своё неотложное дело, — и застыл, удивлённый произошедшим изменением в мизансцене.
— Что случилось? — спросил он. — Где Квильд? Что ты здесь делаешь, Лас?
— Я? Я возвращался с занятий, когда увидел, что «место встречи» перенеслось на этот раз сюда, — ответил Лас, отодвинувшись от Ксюни, которая уже почти успокоилась, и на шаг приблизившись к Стану. — А Квильд… Квильд ушёл. У него вдруг появились дела поважнее.
— Чё-то мне это не нравится, — произнёс Стан; на его лице появилось подозрительное выражение. — А не гонишь?
— Первосталк свидетель! — Ласу показалось, что в навешивании товарищу клыпа на уши лучше перегнуть палку. — Слушай, а ведь уже поздно: видишь, солнце почти скрылось? Надо бы проводить нашу сталочку до дома, а то ещё заблудится…
— Да не заблужусь я! — сердито ответила Ксюня и чуть помягче добавила: — А проводить, пожалуй, стоит: у нас же сегодня не получилось такой беседы, как вчера или позавчера…
— И не надо, — сказал Лас, трогаясь с места и призывая остальных сделать то же. — Можно ведь просто пройтись и полюбоваться чудесным вечером; к чему нам какие-то слова?
— Только не до дома! — попросила Ксюня. — У меня там…
— Хорошо, — сказал Стан. — Значит, просто прогуляемся по берегу реки.
Так они и пошли — втроём: Ксюня — посередине, Лас и Стан — по сторонам, но не в обнимку с ней, а всего лишь рядом, как хорошие друзья. И от этого молчания, будто связывавшего их в тот вечер лёгкой незримой цепью, они все получили больше удовольствия, чем за последние несколько десятков дней, вместе взятых.
Когда Ксюня решила, что ей на самом деле пора домой, и убежала, Лас со Станом остались вдвоём. Встав друг напротив друга в паре сагней от реки, они посмотрели друг другу в глаза и приготовились к серьёзному разговору.
— Может, всё же скажешь, что случилось? — спросил Стан. И на этот раз отвертеться от ответа Ласу было бы намного труднее.
— Квильд приставал к Ксюне. И я не очень вежливо попросил его уйти.
— Ну ничего себе!
— Знаешь, мне кажется, что его к сталочкам вообще подпускать нельзя. Надеюсь, я — хотя бы на время — отвадил его от них. Но… с таким придурком ничего нельзя знать наверняка…
— Я буду следить за ним, — пообещал Стан и взглянул на Ласа, как бы добавляя: «И за тобой тоже».
— Мы будем, — поправил его Лас. И подумал: «Я Ксюню в обиду не дам. Никому».
— А как ты сам к ней относишься? — вдруг спросил Стан. Причём без подсказок было понятно, о ком он говорит.
— Если ты о Ксюне, — ответил Лас, изо всех сил стараясь сохранять твёрдость в голосе, — то она мне нравится. И я хочу, чтобы в будущем она была моей.
— А если я хочу того же? Ты уверен, что сможешь мне помешать?
— Не знаю, — честно сказал Лас. — В конце концов, у Ксюни по этому вопросу может иметься собственное мнение. Да и вообще — есть ещё Лина. У кого не удастся с Ксюней, у того будет запасная возможность. И мне не хотелось бы, чтобы это был я.
— Ну смотри: я за Ксюню буду готов на всё, — проговорил напоследок Стан, собираясь уходить.
— Я тоже, — тихо ответил Лас. — Я тоже.
* * *
После той истории Квильд снова начал тренироваться отдельно от остальных подсталкров; этому способствовало и то, что велк Круз закончил свои дела, связанные с охотой на мутов в целях обеспечения деревни мясом накануне праздника.
Кроме того, Квильд перестал по вечерам появляться на берегу реки и общаться с другими юношами и девочками (Лина не приходила всего два — три дня: болезнь матери оказалась неопасной и не очень тяжёлой, так что постоянный уход уже не требовался). Лас, Стан и Ксюня молчали о том случае, и поэтому Плющ с Линой пребывали в счастливом неведении насчёт того, что едва не случилось и всё не разрушило.
Всё — в смысле складывающиеся отношения между парнями и сталочками, уже имевшие под собой некоторый фундамент. Ксюня со всё большей теплотой смотрела на Ласа, а он — на неё; Стан тоже заглядывался на Ксюню, а Лина — на Ласа, но вот это результата не приносило, зато имело последствия, которые открыто пока не проявлялись.
К примеру, Стан начинал ненавидеть Ласа. Мало того, что тот бегал и плавал быстрее его, так ещё и девочку как-то умудрялся постепенно охмурять! В общем, грядущий конфликт становился не только неизбежным, но и скорым.
А Лина стала как-то по-другому относиться к Ксюне — за то, что той больше благоволил Лас, которого тонкая черноволосая вредина мечтала сделать своим. Так что и между девчонками назревало выяснение отношений.
А случай вскоре представился — и для того, и для другого.
Часть 2. Конец года: 4. Испорченный праздник
Деревня Сталочная, 29-й год после Звездопада, 100-й день весны (праздник Конца года).
С самого утра в деревне царило радостное оживление. В тот день все — по крайней мере, большинство — встали пораньше, чтобы побыстрее разобраться со своими делами и предаться заслуженному отдыху.
Праздник Конца года… Созданный в память о трагическом событии почти тридцатилетней давности, он за несколько лет превратился во всеобщее гулянье, как будто Звездопада, о котором следовало помнить, не случалось вовсе. Конечно, в «программе» праздника была и памятная речь велка Зора о том страшном событии, но лишь как символ, отличающий это празднество от остальных. А вообще Конец года отмечался с огромным размахом по сравнению с остальными особыми датами: обильная еда, напитки, в том числе и самогон, и связанное с этим неудержимое веселье делали его фактически одним из главнейших событий года, когда сталки, предаваясь радости перед сезоном тяжёлой работы, совершали иногда самые важные, а иногда и самые безрассудные — впрочем, одно другому не мешало — поступки в своей жизни. В этот день и, естественно, ночь создавались и распадались семьи, находились и терялись друзья; это было время больших дел и больших перемен.
…Утро и день у подсталкров прошли как обычно: Лас, Стан и Плющ бегали и кидали мачеты на северной окраине деревни ближе к востоку (Квильд занимался тем же самым немного западнее). Велк Зор сообщил им, что боями и загадками они займутся через несколько дней, когда наступление нового, тридцатого, года окончательно станет прошлым.
«Бои без правил — это будет жёстко, — думал Лас, пока его «ножик» раз за разом летел к цели. — Стан не упустит возможности отыграться за то, что я стою у него на пути к сердцу Ксюни. А если подключится и Квильд… ох… Непросто будет… непросто…»