По мордасам я все же схлопотала, только от запыхавшаяся напарницы, рявкнувшей:
— Приди в себя, Пташко! Времени на твои расшатанные нервы нет. Уходим.
Я с трудом встала, брезгливо вытерла дрожащие руки о сухую траву. Ощущение чужой крови на своей коже я запомню навечно. А может сломаюсь гораздо раньше, сойду с ума от окружающей жестокости, мерзости и того, как вынуждена поступать сама.
— Осталось… сто девяноста два… — заторможено прошептала я, убедившись, что Ровена со своими тремя тоже успешно справилась.
— Ты о чем? — удивилась она, подбирая наши самодельные вещмешки.
Сунула мне один и направилась, прямо торжествуя, к настоящему новенькому рюкзаку, набитому покойными добычей под завязку. А все жадность! Нахапали, так и шли бы себе, довольные жизнью. Нет, мы им понадобились для полного кайфа.
— Мои размышления о сущем прервала Ровена, напомнив:
— Ну и? Что за сто девяноста два?
— Я насчитала двести заключенных на транспортнике. Минус восемь убитых. Осталось сто девяносто два, — устало сказала я.
Напарница глянула на меня, наконец оторвав довольный взгляд от рюкзака:
— Предлагаешь сразу добить остальных? — хохотнула она. — Прости, дорогая, но у нас пупок развяжется от такой нагрузки. Спешу тебя порадовать: в реале их осталось меньше. Десять человек конвойные уложили в шаттле, троих — клеранцы. Я видела, что несколько бедняг упали в море — это верная смерть. Кроме того, некоторые, вырвавшись на волю, от полноты чувств поубивают себе подобных, стосковавшись по профессии или острым ощущениям.
— Нет, просто считаю наши смертные грехи, настоящие и будущие, — убито призналась я.
— Вот дура! Как будто больше нечем заняться, — беззлобно вздохнула Ровена. Подошла к «моему» трупу, выдернула нож, вытерла об одежду на нем. Выпрямилась и неожиданно пнула бездыханное тело под ребра, рубашка сильнее распахнулась, и она сквозь зубы спросила: — Знаешь, что означают эти тату?
— Точно нет, но догадываюсь.
— Они из Йодинбурга, слышала об этой колонии?
— Да, — кивнула я. — Там недавно разместили военную базу, мне на ней служить предлагали.
— Военную базу там разместили из-за Своры — так называется группировка, которая подмяла под себя целую планету. Они держали в страхе всю колонию, грабили, убивали, насиловали. Продавали детей и женщин, вытворяли в Йодинбурге самые страшные вещи — больные фантазии и кошмары любого нормального человека, — яростно поведала Ровена. — Чтобы навести порядок, правительству пришлось ввести военных, была проведена глобальная зачистка. Разместили военную базу! А теперь посмотри, нет, ты посмотри на этого урода! Видишь знаки у него на шее? Они означают тех, кого он убил сам. Эти, — она перевела острие ножа, — кого наказал по приказу. Знаешь, как наказывали? Убивали всю семью, как в древности, когда ни о каком гуманизме речи не шло. А теперь посчитай, нет, не отворачивайся, посчитай знаки. Вот еще десятки других тату, которые говорят, что он не только насильник и убийца, а монстр, за смерть которого весь Йодинбург отдаст тебе последнюю краюху хлеба. Восславит твое имя на веки вечные и будет молиться за твою удачу, чтобы мы таких как этот отправили в ад.
— Ты была там? — спросила я тихо, слишком глубокими были чувства Ровены, слишком гневно полыхали ее глаза.
— Да, была. Я специальный агент, Эрика, не за красивые глаза, а за боевые заслуги. Я много где была и слишком многое видела, чего не забыть. Так что поверь мне, тебе нет смысла лить слезы и корить себя за убийство. Здесь невиновных нет. Уясни для себя, наконец!
— А мы? — улыбнулась я горько, зато не пакостно на душе и легче дышать.
— А мы — дуры! Дураки, как тебе известно, долго не живут. Одна надежда — дуракам везет.
Я хихикнула, Ровена тоже усмехнулась, а потом мы хоть и нервно, но расхохотались.
— Все, завязывай с душевными метаниями. Ты военный! И женщина. Если вдруг, не дай провидение, нам не повезет, как сейчас, и худшее случится, запомни, — Ровена подошла ко мне и положила ладонь на мой живот, — это всего лишь тело, душа у тебя вот здесь. — Она ткнула мне в грудь.
— Тело — дом для души, — уныло возразила я.
— Знаешь, если кто-то испачкает коврик в моем доме, я просто все тщательно вымою и почищу, но уж точно не позволю чужой грязи разрушить мой дом и жизнь. И тебе советую!
— Я искренне благодарю тебя за заботу, — глядя в глаза боевой подруге, твердо сказала я. Потопталась и призналась: — Но, знаешь, сомневаюсь, что смогу просто вытряхнуть свой «коврик». И прошу у тебя прощения заранее, если… мой дом разрушится и я оставлю тебя в одиночестве.
— Только попробуй! Пташко, я тебе говорила, что ненавижу тебя? Курицу дурную! За что мне все это? — раздраженно сверкнула глазищами Ровена.
Я усмехнулась:
— Говорила и не раз, Гриф.
— И вообще, с майорами, учти, сначала говорят «шучу», а потом шутят.
— Черт! — дружно выдохнули мы, услышав шум совсем рядом.
Подхватив свои торбы и рюкзак за лямки, мы газелями понеслись прочь, всей кожей, ощущая погоню. Выскочили на полянку с вытоптанной травой, на ней «колдовали» над паллетой с грузом еще трое «десантников».
— Везение закончилось, — прохрипела, задыхаясь от бега, Ровена.
Бросив тяжеленный рюкзак, мы кинулись к ближайшим кустам, а следом неслось улюлюканье охотников, загоняющих добычу. Лишь спустя часа два, когда сумерки плотно опустились на землю, мы почувствовали себя в относительной безопасности, вернее, решили. Как две заправские кошки пригибались к земле и крутили головами, зорко всматриваясь в окружающий пейзаж и прислушиваясь к малейшему шороху в тишине.
— Смотри-ка, Пташко, удача прямо преследует тебя, — хрипло заметила Ровена, окинув меня насмешливым взглядом.
Неужели записала в дураки? Но сейчас ни ерничать, ни возмущаться сил не осталось. Ну и ладно, ну и пусть дура, зато удачливая!
— Пошли, кошкогриф, искать… насест для ночлега, я же птичка, — весело предложила я. — Нельзя спать на земле, я до обморока боюсь змей. Да и антидотов у нас нет, если что!
— Вот не могу не согласиться с тобой, — поморщилась Ровена.
* * *
Золотые, такие родные, яркие глаза, лучившиеся теплом, манили к себе. Мое сердце колотилось от радости, а душа купалась в этом полыхающем желанием свете. Ничего не могло отвлечь от переполнявшего меня счастья вновь ощутить себя любимой, необходимой, близкой Райо. Ничего… кроме чего-то упорно норовившего ткнуть меня в лицо и щекотно лезшего в нос.
Открыв глаза, я мгновенно, как по тревоге, определилась в пространстве и времени — встречаю рассвет на дереве, приютившем нас с Ровеной. И ее рука, свисающая с верхней ветки, непроизвольно шевелится во сне, задевая мой нос отросшими грязными ногтями. Вчера вечером мы нашли большое кряжистое дерево с крепкими разлапистыми ветвями, на которых и устроились ночевать. Думали, не уснем от множества пугавших звуков, напряжения из-за постоянно преследовавшей нас опасности, стресса и, конечно, опасались свалиться даже с широких ветвей. Однако сначала подруга размеренно засопела на верхней полке-ветке, а затем и я отключилась.
Да фиг с ними, с Ровениными грязными ногтями, у самой не лучше, в конце концов. Но по ее загорелой руке с поцарапанным предплечьем ползла… сороконожка! Наверное. Вот гадость! Здоровенная, длиной с ладонь, а мне и вовсе мнилось, что на подругу прямо у меня под носом напал монстр — малинового цвета, мохнатый, с сотнями волосатых лапок. Фу-у-у… просто жуть. Видимо, цепкие лапки кошмарного насекомого щекотали кожу крепко спящей подруги, поэтому она машинально пыталась его сбросить.
Я чуть не заорала. Не от страха, а от омерзения, чтобы спугнуть сороконожку. Но в этот момент прямо на плечо спокойно дрыхнущей напарницы села еще одна тварь — вид птичий, черная, размером с ворону, а вот голова — как у хамелеона и трехглазая. Я так и замерла в изумлении, проглотив крик и прикрыв рукой рот. Один из трех конусовидных глаз драунской «вороны» уставился на меня, второй — на Ровену, а третий — на сороконожку. Вжик — и малиновое насекомое смачно отправил в рот хозяйке вырвавшийся оттуда липкий, длинный язык.
— Что за… — проворчала проснувшаяся Ровена и увидела, что происходит буквально на ней.
И смех и грех, но завтракавшая «птичка» держала на прицеле своих необычных глаз нас обеих. Мы даже дышать перестали. Если бы я смотрела эту сцену на визоре, наверное бы рассмеялась: курсант и специальный агент, расправлявшиеся с отморозками, в ужасе вытаращились на какую-то псевдоворону. Я боялась моргнуть, а Ровена спросонья несколько раз заторможено похлопала глазами, чем привлекла птицу. Тварюшка нацелились на нее и, шустро перебирая лапами, заинтересованно поперла к лицу. Из любопытства или отведать землянки, мы выяснять не стали — дружно завизжали.
Приглянувшаяся местной вороне крупная «дичь», взмахнув руками, покачнулась, потеряла равновесие и свалилась на меня. Дальше мы на пару рухнули с дерева. Благо успели сгруппироваться в последний момент и приземлились без травм, отделавшись лишь вполне терпимыми ушибами. Хвала звездам, что на дереве мы разместились на нижних ветвях, опасаясь насекомых и змей на земле.
— Ненавижу тварей, — передернулась от отвращения Ровена, нервно отряхиваясь и потирая бок.
— Абсолютно с тобой согласна, — не менее эмоционально отозвалась я.
Но уже в следующий миг мы замерли и уставились друг на друга, подумав об одном: крик мог привлечь к нам других тварей, только похуже — двуногих хищников.
Ровена по-кошачьи пластично и ловко забралась на дерево, осмотрелась, достала наши самодельные мешки и скинула мне. Сначала мы разошлись по кустикам, а завтракали уже в пути.
Окружающий пейзаж был настолько удручающим, что на душе становилось все смурнее. Мы продирались по зарослям полусухой травы, спотыкаясь о неровности на глинистой почве и рисковали нарваться на неприятности. Порой выбирались на каменистые площадки из скальной породы, потом приходилось либо спускаться, царапая ладони, либо наоборот — подниматься. Мешки, казалось, весили тонну и порой мешали неимоверно. Периодически мы меняли направление, если я ощущала запах пота или обе слышали подозрительные звуки.
Еще мы наблюдали за поведением птиц, среди которых частенько встречались знакомые вороны-мутантки. Они ныряли в заросли, а через минуту взмывали вверх с какой-нибудь добычей. Экстремальный рассвет подзабылся, и днем нам было интересно следить за этими довольно занятными и вездесущими, как земные воробьи, драунскими воронами. Более того, пару раз птицы помогали уберечься от нежелательных встреч, когда, вместо одной-двух, в воздух заполошно взмывала целая стая — их явно пугал более крупный хищник. А на суше Драуна нет страшнее хищника, чем человек.
Мы постоянно шли, и я невольно ловила себя на мысли, что еще не осознала в полной мере, что эта дикая планета — мой новый дом. Не приняла тот факт, что я смертник, и теперь каждый мой день и час — борьба за выживание. Не будет выходных, увольнительных, уютной комнатки в общежитии академии, раньше считавшейся маленькой и скромненькой. Ничего хорошего в моей жизни больше не будет! Это не задание, тяжелое и смертельно опасное, которое когда-нибудь закончится, а суровая реальность! Не будет любви, будущего, карьеры! Ни-че-го!
Впервые за все время здесь мне захотелось разреветься от страха и бессилия. Но душевные силы необходимо беречь, как и воду, у нас ее мало, а когда найдем источник пресной воды — неизвестно.
Я посмотрела на напарницу: она была на шаг впереди, уверенная, опасная, неунывающая. Такие нигде не пропадут, как кошки, которые всегда падают на четыре лапы. На голову выше меня, стройная и грациозная; потная черная майка плотно облегает ее довольно рельефную спину, а грубые болотно-пятнистые штаны подчеркивают узкую талию, округлые бедра и длинные мускулистые ноги. Темная коса покачивается из стороны в сторону в такт шагам, на плече заветный мешок с «сокровищами». Наверное, я напоминаю ее младшую сестру: более хрупкая, ниже ростом, но при этом с более женственной фигурой и мягкими чертами лица.
К тому же, казенные бюстгальтеры нам не выдали, а нашу одежду утилизировали. Майка только облегает грудь, но не поддерживает, из-за чего при любом движении или ходьбе я ощущаю, как она слегка подпрыгивает, ведь размер-то не «А». И так же, как у Ровены, выглядит слишком эротично и однозначно привлечет совершенно ненужное мужское внимание. Сплошные проблемы!
Впереди показалась очередная скала в окружении зарослей и низких деревьев. Ура! Там можно будет передохнуть в тенечке, а то жара стоит немилосердная, солнце печет голову, даже украшенную, вернее, закамуфлированную травой и ветками, чтобы не отсвечивать в случае чего. В этот раз первой среагировала напарница: схватив меня за плечо, остановила. Я, моментально забыв о депрессии, услышала весьма характерные звуки. Кто-то скулил.
— Собака? — Ровена резко закрыла мне рот ладонью, выразительным взглядом приказывая заткнуться.
Убирались мы на «ребрах ступней», практически бесшумно — напарница позаботилась научить меня полезной премудрости. Через сотню метров сквозь кусты и траву разглядели, что происходит у скалы.
Там было несколько мужчин, пара женщин, но насилию подверглись и те и другие. Кошмар! Человек таким не бывает, не может быть, ведь на такую жестокость не способны даже звери. А здесь собрались представители сразу нескольких рас. Мне нестерпимо хотелось остановить кошмар. Видимо, у меня это желание было на лбу написано, большими буквами, потому что умница Ровена дернула меня за косу назад, повалила на землю и прошипела на ухо:
— Ты супергерой? Сможешь убить сразу десяток здоровых мужчин?
— Нет, — прохрипела я, приходя в себя.
Злое, но своевременное предупреждение словно ершик прочистило мне мозги, заставило унять благородные порывы. В горле стоял ком, хотелось выть от бессилия, абсолютного и беспощадного, а крики боли резали слух и нервы.
— И я нет, — Ровена уткнулась лицом мне в шею, обдавая горячим дыханием.
Она дрожала или я, не знаю, скорее всего, обе. Упираясь лбом в нагретую почву, ощущая запах земли и травы, я едва слышно призналась:
— Как же хочется сдохнуть!
Мы встретились взглядами с напарницей, ее по-кошачьи сузившиеся глазищи полыхали гневом. Наконец она сползла с меня и мотнула головой, приказывая следовать за ней.
В сущности, нам крупно повезло избежать очередной кошмар. И до самого обеда мы шли как диверсанты, стараясь ступать бесшумно, тщательно прислушиваясь к окружающим звукам и принюхиваясь к запахам, а то и вовсе ползком крались. Пока не выбрались на широкую каменную полосу.
— Странная какая-то прогалина… — растерянно оглянулась Ровена.
Я блеснула знаниями:
— Это не прогалина, а специальное дорожное покрытие, такие плиты в старину использовались, когда транспорт в основном по земле передвигался. Скорее всего, сохранилось со времен первой колонизации.
— Вот я дура, не сообразила, — Ровена с досадой шлепнула себя по лбу.
— Ты не одинока. Я вполне могу составить тебе достойную конкуренцию, — хихикнула я.
Подруга посмотрела на меня, улыбнулась впервые без ехидства, покачала головой и тихонько рассмеялась. А в следующее мгновение мы вновь насторожились, словно вспугнутые сурки, и практически синхронно шмыгнули в кусты, да так, что ни одна ветка не шелохнулась. Захочешь жить — станешь незримой тенью. Благо нас этому учили.
Из-за естественного изгиба дороги показалась целая колонна: несколько десятков мужчин в новых болотных костюмах толкали перед собой или тащили за стропы большие телеги с правительственным грузом. Позади них шли пятеро женщин, причем спокойно, без страха в глазах, явно заинтересованно поглядывая на вооруженных копьями со стальными наконечниками конвоиров в поношенной разномастной одежде — старожилов из местной общины.
Мы с Ровеной переглянулись, отметили, что к новоприбывшим отнеслись как к гужевому транспорту, женщин не тронули, ведут куда-то. Дисциплина и слаженные действия конвоиров тоже произвели впечатление. Но проверять общинников на предмет соблюдения гуманности и законности желания не появилось даже у меня, наивной ромашки. Как показал печальный опыт, бешеного зверя может усмирить только более грозный монстр.