— Ловкач здесь — я! Это я искусно обманул военный отряд!
— Воистину умно, мой госпо… Простите, кого вы обманули?
Он закружился, восхищенный собственным умом и явно присутствием публики.
— Этот дурак Ке-хеопс называл меня своим лучшим охотником! Все время я скрывался в самой армии магов, которая пересекает этот континент, казня тех, у кого Черной Тени меньше, чем у меня!
Он гордо показал руки, кожа которых раздувалась от черной жидкости под ней.
— Всякий раз, когда я отставал, чтобы осушить мертвых, забирая себе их Тени, я шаг за шагом восходил к совершенству!
Он перестал кружиться и снова повернулся ко мне:
— Но ты считаешь Тасдиема дураком, не так ли? Заманиваешь меня ложными обещаниями, чтобы заставить освободить черных связывателей?
Как, во имя неба, этот чокнутый одурачил моего отца и целый военный отряд джен-теп?
Я неистово затряс головой.
— Нет, мой господин. Меня послал Орден Оникса, чтобы я проник в Эбеновое аббатство и выяснил его местоположение. Скоро мои братья заполонят их логово, уничтожая там всех и каждого. Мы превратим их грязный монастырь в собственный великий храм.
Я показал на остальных.
— Я пришел сюда только потому, что боялся, что эти немногие, пусть слабые и тупые, могут застать вас врасплох. Но теперь я вижу, что с вами все в порядке, поэтому должен вернуться и…
— Я не в порядке! — взревел Тасдием. Из его плеч начали высовываться кости, их зазубренные концы проткнули одежду. — Боль слишком сильна!
Учитывая, как сильно у меня болела рука из-за того лишь, что я болтался в воздухе, я почти мог посочувствовать ему.
Почти.
— Понимаю, мой господин! Что, если вы втянете в себя большую часть Тени, оставив лишь столько, чтобы держать врагов связанными? Если нам повезет, у вас останется достаточно Тени, чтобы выдержать священную пыль.
Завиток, вцепившийся в мое запястье, опустил меня на землю.
— И ты говоришь, это превратит боль в удовольствие?
— Несомненно, мой господин. Я видел, как средство использовали другие, и мне сказали, что ощущения дивные. — Я огляделся по сторонам. — Хотя было бы лучше, будь поблизости таверна или деревня.
— Почему?
— Потому что… — Я всеми силами постарался принять стыдливый вид. — Собратья рассказывали, что один из эффектов священной пыли — резкое увеличение… мужественности и потенции.
Можно подумать: когда тому, кто страдает, предлагают облегчить боль, ему будет плевать на подобные вещи, но, как я уже сказал, увеличение мужественности почти необходимый эффект любого чудодейственного лекарства.
Тасдием ухмыльнулся в дьявольском возбуждении. Удерживавший меня завиток размотался с моего запястья.
— Да. Да! Дай его мне!
Я сунул руку в мешочек с черным порошком и вытащил оттуда все до последней крупинки.
— Вот, мой господин. Быстрее. Я вижу, что пора ваших изменений почти настала. Заберите свою энергию обратно и положите пыль на язык.
Его лоб (то, что от него осталось, а не отвалилось, уступив место поднимающимся слева и справа рогам, которые стремились присоединиться к выступу в центре лба) нахмурился в глубокой сосредоточенности. Похожие на веревки Тени съежились, скользнув обратно в тело. Завитки, удерживавшие Диадеру и остальных, сморщились и поблекли, хотя все еще были достаточно сильны, чтобы держать метателей Теней в плену, как они ни боролись со своими узами. Турнам — думаю, он не питал большой веры в мои таланты мошенника — покачал головой, словно говоря: «Видишь? Ты проиграл, тупица».
Тасдием приблизился; его движения были резкими и неловкими, как будто его мускулы еще не научились заботиться о меняющихся костях. Он протянул руку к порошку на моей ладони. Потом замер.
И улыбнулся.
— Сперва ты, — сказал он.
Помните, что я говорил об отказе?
— Нет, мой господин… Я не должен. Пыль священна — ею не пользуются, пока не придет время. Вы же видите, что мои метки Черной Тени слишком маленькие и слабые. Пыль не подействовала бы на меня.
— Тогда тебе нечего бояться ее глотать.
Застигнутый врасплох его безупречной логикой, я слегка поклонился.
— Как прикажете, мой господин.
Я взял примерно половину порошка с ладони и положил на язык:
Потом проглотил.
Все — я имею в виду: все до единого — таращились на меня, ожидая, что я упаду мертвым, отращу рог или сделаю что-либо столь же ужасающее.
Идиоты.
Единственное последствие глотания черного порошка — сильный запор.
— Вам нужно положить священную пыль на язык, мой господин, — сказал я Тасдиему, протянув ему остаток порошка.
Он с поразительной выдержкой долго терпел боль. Теперь, увидев крупинки на моей ладони, явно безопасные и такие близкие, он не смог больше противиться, схватил меня за запястье и вылизал ладонь. Отвратительно.
— Хорошо, мой господин, — успокаивающе сказал я. — Теперь не глотайте. Держите священную пыль на языке, пока произносите заклинание — держите как можно дольше.
Он в недоумении уставился на меня.
Я хлопнул себя правой рукой по лбу.
— Простите мою глупость, лорд-маг. Заклинание — это первый теневой слог. Пусть он, вибрируя, исходит из вашего горла.
Он продолжал тупо смотреть на меня, без сомнения, гадая, что, к чертям, значит — теневой слог?
— Это «А», мой господин.
Жестом правой руки я предложил ему повторить.
— А? — нерешительно сказал он.
Я кивнул, снова махнув рукой.
— Откройте рот шире и скажите: «А».
Как ни удивительно, он так и сделал.
— А-а-а-а, — протянул он.
— Просто подержите еще секунду, мой господин.
Я жестикулировал именно правой рукой при каждом возможном случае, чтобы он не заметил мою левую, которая теперь выцарапывала из другого мешочка все до единого крупицы красного порошка, какие я смог найти. Я подбросил весь порошок в воздух, а потом обеими руками создал магические фигуры: безымянный палец и мизинец прижаты к ладони в знаке сдерживания, большие пальцы устремлены в небо, для чего бы это ни было, а средний палец и указательный направлены прямо на широко разинутый рот безумного ублюдка.
— Караф, — произнес я.
Обычно я давал порошкам столкнуться, а потом направлял взрыв в своего врага, но я мог направить по воздуху что угодно достаточно легкое — просто с не очень большой силой. К счастью, сейчас это было неважно. Приведенные в движение моим заклинанием, красные крупицы порошка влетели прямо в рот Тасдиема, где встретились с черным порошком. Толчок магии дыхания послал смесь прямиком в его глотку.
Маг — Черная Тень уставился на меня в изумлении и замешательстве, но лишь на долю секунды, потому что потом два порошка взорвались и разнесли ему горло.
То, что осталось от завитков Черной Тени, удерживавших Диадеру и остальных, быстро втянулось обратно в Тасдиема, без сомнения, пытаясь уберечь от разрушения остальное тело мага. Его пленники упали на землю.
Шесть метателей Теней быстро вскочили и встали рядом со мной, с изумлением глядя на беззвучно вопящего Тасдиема, который даже сейчас продолжал превращаться в демоническую сущность, так долго ждавшую своего появления.
Я посмотрел на них:
— Можно прямо сейчас.
Турнам уставился на меня:
— Прямо сейчас — что? Ах да.
Несмотря на отвращение — и немалый страх того, что Тасдием все еще может меня убить, — я ухмыльнулся. Для разнообразия приятно быть тем, кто понимает, какого черта он делает.
Метатели Теней направили свои выдающиеся способности против мага. Ленты Турнама схватили его за руки и за ноги и потянули в разные стороны, одновременно подняв вверх. Метки Диадеры взлетели с ее щек и зароились вокруг головы умирающего мага, разрывая на части то, что осталось от его лица. Остальные присоединились к ним, и объединенные усилия сделали сопротивление невозможным. Только Бателиос держался позади, то ли потому, что его сила не годилась для нападения, то ли потому, что понимал: в этом больше нет необходимости. От могущественного Тасдиема не осталось ничего, кроме груды костей и растерзанной плоти, сплошь облитых густым черным маслом. Интересно, в один прекрасный день я закончу примерно так же?
Остальные растирали онемевшие руки и ноги, фыркая, отдуваясь и глядя на мертвого мага, как стая волков, которые высматривают любые признаки жизни, еще теплящейся в добыче, в ожидании, когда ее разорвут в клочья.
— Интересно, каким он был, — сказал я, чувствуя, что кто-то должен замолвить слово за беднягу. — Может, он был не таким уж плохим человеком, прежде чем с ним это случилось.
Метатели Теней — все, даже Диадера — посмотрели на меня так, будто теперь хотели убить меня даже больше, чем Тасдиема.
— «Может, он был не таким уж плохим человеком»? — повторила Сутарей. Рычание в ее голосе напоминало Рейчиса, только что совершившего убийство. — Разве ты не слышал, как он похвалялся, что сделал с теми, на кого его послал охотиться военный отряд?
Ее веки трепетали, черные отметины на них были похожи на крылья разъяренной бабочки. Она посмотрела мимо меня на грязную дорогу позади, внезапно подошла, схватила меня за руку и потащила по дороге.
— Что ты делаешь? — спросил я, пытаясь вырваться.
То ли благодаря удивительной силе, то ли благодаря необузданной ярости, Сутарей меня не отпустила.
— Иди сюда, глупец, — сказала она. — Я покажу тебе, каким человеком он был.
Глава 34
КАКИМ ЧЕЛОВЕКОМ ОН БЫЛ
Их была дюжина, ожидавших нас за околицей маленькой деревни; у всех на лицах или руках виднелись метки Черной Тени. Они стояли раздетые, неподвижные, как высохшие деревья с содранной корой. Мертвые глаза таращились с серых лиц. Почерневшие языки вывалились из открытых ртов — как у собак, ожидающих подачки. Можно было бы принять их за живых, если бы не запах.
— Почему они еще стоят? — спросил я. Мой голос больше смахивал на полузадушенный шепот.
Сутарей подошла к ближайшей жертве. Вероятно, некогда плотное тело теперь выглядело… пустым. Сутарей тихо заговорила про себя, почти молясь, что было невозможно, поскольку она была джен-теп, как и я. Закончив, осторожно толкнула этого человека. Он опрокинулся назад, словно срубленное топором дерево, но тело его осталось совершенно прямым, пока не ударилось о землю и не рассыпалось на куски, похожие на осколки стекла.
— Расскажи мальчику, как это работает, — сказала Гхилла.
До сих пор я не осознавал, что за нами последовали остальные, но вот они — все здесь, безмолвные, как мертвецы, тихие свидетели ужасов, которых я еще не понимал.
Сутарей показала на убитых.
— Видишь руны у них на груди? — спросила она на нашем языке.
Казалось странным, что она говорит, как джен-теп, поскольку это означало: остальные скорее всего ее не поймут. Мой взгляд снова обратился к ее предплечьям, чтобы увидеть, какие татуировки у нее светятся, но рукава пальто все еще скрывали руки Сутарей.
— Дыхание, кровь и огонь, — сказала она, заметив мой взгляд. — Но это мало значит с тех пор, как мной завладела Черная Тень.
Она снова посмотрела в ту сторону, откуда мы пришли, где бросили останки Тасдиема.
— Однажды я стану в точности такой же, как он.
Бателиос подошел и встал рядом с ней.
— Не теряй веры. Монахи аббатства сопротивляются ее влиянию. И ты будешь сопротивляться.
«Почему северянин выучил язык джен-теп?»
Сутарей перехватила мой взгляд:
— Он понимает наш язык, но не наш народ. Никто из них не понимает. Они не такие, как мы.
Поскольку у нас было общее прошлое, я тут же понял, что она имеет в виду, и эта мысль заставила меня содрогнуться. Веками наш народ ничто не ценил выше магии. Даже я… даже после всего времени, проведенного в изгнании, — ночами я все еще мечтал о заклинаниях. Заклинаниях, чтобы защищаться. Заклинаниях, чтобы диктовать миру свою волю. Заклинаниях, чтобы… чтобы просто чувствовать движение магии внутри себя. Мы, джен-теп, зависимые, все наши порывы побуждают нас добиваться могущества любой ценой.
— Тасдием был лордом-магом, — сказала Сутарей.
Не было необходимости добавлять, что нельзя стать лордом-магом без железной воли, и все-таки он полностью поддался соблазнительному обещанию могущества, которое дает Черная Тень. Если сопротивление Черной Тени означает подавление таких порывов, то Сутарей права — нам с ней крышка.
— Ты сказала что-то насчет рун? — спросил я, отчаянно стараясь избавиться от этой чрезвычайно ужасной мысли.
Она подвела меня ближе к телам — одиннадцать из них все еще ожидали на прежнем месте — и показала тонким пальцем на грудь пожилой женщины.
— Вот, гляди.
Как и остальные, женщина была голой. Отводить взгляд в такой момент казалось несерьезным, а уж тем более малодушным, поэтому я осмотрел ее со всем бесстрастием, какое только смог призвать. Сразу под ключицей на коже запечатлели округлый узор, который тянулся до пупка и чуть ниже. Сперва было трудно его разглядеть — лишь более черный на черном — но узор выглядел гладким, не таким сморщенным, как ее кожа. Внутри замкнутой кривой была начертана дюжина причудливых сигилл, все с такой же гладкой черной поверхностью.
— Зачем он отметил ее круговым заклинанием? — спросил я.
Сутарей не отвела глаз.
— В твоем клане исполняют ритуалы отрицания?
— Нет. Никогда.
Меня пробрало до костей при одной мысли об этом. Мой народ — по крайней мере, мой клан — практикует только то, что мы называем тактической высшей магией. Мы считаем ниже своего достоинства сложные ритуалы, полные замысловатых песнопений, поглощения эликсиров и тому подобной ерунды.
Сутарей с минуту рассматривала меня:
— В моем клане иногда наказывают виновных в совершении тяжких преступлений, запечатлевая отрицание на их телах. — Она показала на глаза мертвой женщины. — Видишь, какая в них пустота? Не просто отсутствие жизни, но отсутствие воли. Отрицание калечит дух, превращая жертву лишь в сосуд для исполнения прихотей другого. Связывание души — вот как мы это называем. Даже слуги ше-теп могут приказать такому человеку делать все, что им нужно. Но Тасдием использовал это для другой цели.
Теперь мне стало легче замечать округлый узор на почерневшей коже торсов других жертв. Вообще-то его блеск просто бросался в глаза, как жгучий зуд, исходящий от отметин вокруг моего левого глаза. Сутарей назвала это связыванием души. Чего хотел добиться Тасдием, проделывая ритуал отрицания? Просто создавал маленькую армию рабов, чтобы те присматривали за ним? Погодите, нет, он сказал что-то о том, что отставал от военного отряда, чтобы осушать мертвецов…
— Они были для него всего лишь сосудами… — пробормотал я. — Чтобы он мог…
Я не сумел договорить. Произнеся такое вслух, я бы почувствовал, что даю совершенному здесь зверству новую жизнь.
— Лорд-маг исполнил ритуал отрицания для того, чтобы освободить Черные Тени душ, втянув их суть в себя, — закончила за меня Сутарей. — Чтобы увеличить свое могущество.
«Именно это ты планировала для меня, бабушка? Дождаться, пока я достаточно повзрослею, а потом использовать меня так же, как Тасдием использовал эти бедные души?»
Зуд в моем глазу унялся, когда в мои мысли вторглось еще более мрачное осознание того, что некоторые кланы даже хуже моего. Некоторые маги жаждали власти больше, чем мой отец. Некоторые преступления хуже, чем просто убить тех, кто встал на твоем пути.
— Может, военный отряд прав. Что, если мы способны превратиться в такое? Что, если мы поддадимся…
— Это не им решать! — закричал Турнам.
Он начал валить тела одно за другим.
— Если что-то надо будет предпринять, мы сделаем это сами. Мне какая-то ватага джен-теп, которая делает это, чтобы добыть еще больше славы для своего будущего короля!
Трупы рассыпались на куски высушенной плоти, ударяясь о землю, оставляя после себя осколки, черные, как оникс.
Диадера подошла ближе. Она наблюдала за мной.
— Что ты такое говоришь, Келлен? Что мы должны не вмешиваться и позволить военному отряду сделать его дело? Мы должны позволить им выследить и нас?