— То есть вы тоже полагаете, например, что своевременная смерть вашей предшественницы — несчастный случай? — со снисходительным сочувствием спросил пеналонец.
— Но вы же только что сами готовы были клясться в случайности еще более чудесных совпадений, — возразила Олира. — Чем смерть одной королевы примечательней своевременного предательства и замены посла? Ваш предшественник всего лишь устал, и дело совсем не в том, что он не умел так хорошо держать лицо. А ее величество — просто не удержалась на лошади. И какая разница, кому она мешала?
— Вы очень смелая женщина, — заметил посол и склонил голову набок. — Или влюбленная? Ведь нам всем свойственно оправдывать близких…
— Осторожнее, рен Жонес, — весело предостерегла Олира. — Еще немного, и я подумаю, что вы намекаете на мою причастность к заговору против супруга. Который я устроила, вступив в любовную связь с начальником Тайной канцелярии.
— Ну что вы, как можно! — возмутился посол. — Я ни на минуту не сомневался в вашей добродетельности и уж тем более не думал о причастности к заговору. Приношу свои извинения, если допустил столь оскорбительную неточность в словах! Я слишком восхищен и ослеплен вами, будьте снисходительны к несчастному!
— Вот сейчас переиграли, — чуть поморщилась Олира, вызвав у обоих мужчин негромкие смешки. — А вы тоже весьма храбры, рен Жонес. Вы же понимаете, что если ваша страна действительно устроит катастрофу на севере и жертвами станут не только отравленные в крепости воины, но мирные жители Северного края и лакката Мисори, торжествовать Пеналон будет недолго, а вы и вовсе не узнаете подробностей?
— Значит, мне остается только рассчитывать на милость победителей и молиться за победу Турана, — развел руками посол. Все такой же невозмутимый и идеально гладкий. И Олира рассеянно подумала, что, похоже, первый раз в жизни хочет выцарапать кому-то глаза. Но держать лицо она тоже умела.
— Неужели ваши маги настолько самоуверенны, что решили поиграть с подобными силами? — негромко, себе под нос, заметила она.
— Я понятия не имею, о каких магах вы говорите. Да даже если бы знал, я не маг и не в моей компетенции обсуждать колдовские вопросы, — развел руками Жонес. — Но людям вообще свойственно выдавать желаемое за действительное и не замечать очевидных препятствий.
— Не замечать очевидного… — повторила королева и едва не хлопнула себя по лбу, озаренная внезапным воспоминанием. — Боги! Пойдемте, Тавьер, не будем больше надоедать своим присутствием сару послу. У меня есть важное поручение. Всего доброго, рен Жонес.
— Буду рад видеть вас вновь, — с улыбкой поклонился тот, провожая королеву и ее спутника задумчивым взглядом.
— Позвольте высказать восхищение, ваше величество, — весело проговорил безопасник, когда они покинули тюремные подземелья. — Вы весьма неплохо держались. А своим последним замечанием, по-моему, даже всерьез его зацепили. Во всяком случае, он точно готов был лопнуть от любопытства.
— Плевать на посла, — отмахнулась Олира. В возбуждении поймала мужчину за локоть, вынудив остановиться, и развернула к себе. — Ильнар, я вспомнила! Вспомнила, где слышала имя Торны Дагер!
— А, то есть это был не экспромт, — со смешком посетовал мужчина. — Торна Дагер… кажется, вы что-то говорили про интерес к ней короля, когда тот был молод.
— Дагер. Ирихон Дагер. Барас Саварди так назвал своего охранника, боевого мага, который недавно прибыл из Урелея. На прощальных торжествах, после сожжения тела его величества.
— Вы уверены? — Тавьер вопросительно вскинул брови и пробормотал себе под нос: — Лавилю определенно надо тренировать память. Полагаете, он может быть родственником той женщины? Это не самая редкая фамилия, мягко говоря.
— А что, если не совпадение? Если та женщина родила сына? Бастарда королевской крови. Даже мне очевидно, что наличие такой фигуры способно изменить всю расстановку сил! И вполне могло подтолкнуть того же Саварди к риску.
— Он маг, а мы с вами выяснили, что магов королевской крови не бывает, — задумчиво возразил безопасник. Потом, предупреждая возмущение Олиры, заверил: — Нет, я, разумеется, отдам приказ копнуть поглубже и выяснить все про этого Дагера. Про них обоих, раз уж возникли такие подозрения. Слишком много… чудесных совпадений, чтобы можно было в них поверить, — хмыкнул Тавьер. — Да и смертник тогда говорил про кровь, почему бы и нет.
— Проклятье! Как я могла забыть?! — тяжело вздохнула королева и, продолжая держать под локоть, решительно потащила безопасника дальше.
— Не ругайтесь, вам не идет, — со смешком заметил он. — И не корите себя, столько всего успело случиться, немудрено растеряться. Время не упущено, огневик никуда не делся, ничего страшного не произошло.
— Надеюсь. — Олира вновь вздохнула. Некоторое время они шли молча. — Какая же все-таки мразь этот… Жонес. И имя у него мерзкое.
— Ваше величество, — с укором протянул Тавьер, пытаясь скрыть веселье. — Хватит ругаться.
— А вы прекратите меня воспитывать! — возразила она, впрочем, без обиды. — Я влюбленная женщина, мне можно.
Искоса брошенный на безопасника взгляд искрился весельем, а губы явно норовили изогнуться в улыбке, с чем королева упрямо боролась. Глядя на нее сейчас, Ильнар рассеянно признал, что покойный монарх все же знал толк в женской красоте.
Дайра и Олира, две такие разные — и внешне и по характеру — женщины, но обе удивительно красивы. Только первая была броской и ослепительной, а вторая — нежной и невероятно женственной. Колкий бриллиант и теплый жемчуг, как будто нарочно подобранные противоположности.
Ильнар несколько секунд покрутил в голове эту бестолковую, но забавную мысль — сравнение женщин с определенными драгоценностями, — обдумывая его правомерность, границы применения и степень, в которой оно характеризует профессиональную деформацию мага земли.
Потом мысли соскользнули на Мияну и попытки подобрать камень для нее, но Тавьер осознал, что не может вспомнить достаточного количества деталей — ни внешности, ни характера. Того, что когда-то давно любил. Притоны помнились отчетливо, а женщина — отдельными штрихами, фрагментами.
И безопасник вдруг разозлился на себя за эту непозволительную рассеянность и дурацкие, неуместные, посторонние мысли, которые в последнее время начали посещать его с завидным постоянством. Если женщины неожиданно стали занимать столько внимания, нужно просто посетить бордель, а не думать о ерунде!
Проводив королеву до ее покоев, Ильнар раскланялся и отправился выбивать из себя дурь работой, на ходу доставая очередную папиросу.
А Олира, глядя вслед Тавьеру, на несколько секунд замерла у двери перед старательно отводящими глаза и прикидывающимися мебелью магами охраны. Перемена в настроении безопасника от нее не укрылась, и женщину мучило любопытство: что ему вспомнилось, если он вдруг так помрачнел и замкнулся? Потом опомнилась и вошла в свои покои, прокручивая в памяти разговор с послом и его странные намеки на чувства королевы к Тавьеру.
Это предположение почему-то только веселило и совсем не вызывало отторжения. Почему бы и нет в самом деле? Если бы ей вдруг случилось влюбиться, пожалуй, Ильнар — тот, что прятался за ледяной маской сурового безопасника, — для этого подошел бы просто замечательно…
Северный край
Черноту и безмолвие нарушил тихий, вкрадчивый, до тумана в голове чувственный женский голос:
— Хоро-оший… Горячий… Сильный… — Тонкая ладонь едва ощутимо погладила, скользнув с солнечного сплетения вниз, на живот…
И Тагренай, дернувшись, проснулся. Несколько секунд лежал, пялясь в темноту и пытаясь понять, что с ним и где он находится. Страха не было: руки-ноги не связаны, сила отзывается, под спиной постель, сверху — теплое одеяло, значит, место не враждебное. А вот что за место? Точно ведь не дом!
Проморгавшись и стряхнув оцепенение сна окончательно, Грай с горем пополам вспомнил, что они с северянином все-таки одолели длинный путь под синим по белому. Забрались в какую-то щель, которую он без Таллия при всем желании не нашел бы, и после пары переходов оказались в жилой пещере, которую назвать пещерой было очень сложно — небольшая овальная зала с покрытыми тончайшим каменным кружевом барельефов стенами.
Их встретили, Таллий перебросился парой слов с немолодым аборигеном, тот проводил путников в какую-то комнату. Последнее, что ужастик помнил, это как он стягивал с себя через голову полурасстегнутый пиджак, чтобы наконец упасть и уснуть.
Вот, видимо, и проснулся.
Комната была безликой. Длинный каменный мешок, а вдоль стен тянулись два ряда кроватей. Из десятка спальных мест занятыми предсказуемо оказались два: одно хаоситом, второе, через проход, Таллием, который преспокойно спал и явно не спешил никуда бежать.
Тагренай потер заспанную физиономию, прислушался к ощущениям. Все тело ломило, и выспавшимся он себя совершенно не ощущал.
Еще раз окинув взглядом комнату, ужастик угнездился на прежнем месте. Пара часов ничего не изменят, нет никакого смысла теребить друга и лишать обоих законного отдыха. Подумаешь, какой-то дурацкий сон! Учитывая мысли, одолевающие его последние несколько дней, довольно логично грезить о женских прикосновениях. Нелогично, что женщина незнакомая, но мало ли какие выверты случаются у разума!
Темнота небытия захлестнула почти в то же мгновение, когда голова коснулась подушки. На этот раз сон был подробнее, отчетливей. В нем различались не только звуки, но верх и низ, запах прелой листвы и привкус морской соли в горле. Сейчас Тагренай сознавал себя полностью, больше того, понимал, что спит, и даже помнил, отчего проснулся в прошлый раз.
Но сейчас он стоял, чувствовал собственное тело, одежду — кажется, те самые штаны и рубашку, в которых завалился спать, не сумев до конца раздеться. Босые ноги ощущали нечто мягкое и прохладное, вроде моховой подушки. Через несколько мгновений еще и перед глазами немного прояснилось — настолько, чтобы увидеть серую тусклую дымку, окружающую со всех сторон. И женщину, стоящую чуть сбоку.
Грай никогда не видел северянок. Немудрено, мужчины-талтар слишком тряслись над своим самым большим сокровищем.
И, честно говоря, не видел бы еще столько же. Потому что к Таллию с его расцветкой он за годы знакомства и дружбы привык, да и вообще, плевать на его наружность, какая разница-то? А вот сейчас, глядя на странное видение, хаосит понимал, что… нет, ну она, конечно, ни в чем не виновата, другой народ, другая культура, другие эталоны красоты, но лично он, Тагренай, такого не выдержит. И даже интересно, как северяне, привыкнув вот к таким женским лицам, умудрялись вполне неплохо жить и рожать детей с нормальными человеческими женщинами.
Кожа северянки казалась темнее, чем у мужчин ее народа, на ней почти не было характерного инеистого налета. Раскосые большие глаза отливали скорее красным, чем оранжевым, сплетенные во множество косичек длинные волосы змеились по плечам. Причем именно змеились: магу чудилось, будто они шевелятся сами собой. Высокие скулы треугольного лица и тонкие губы маленького рта завершали портрет существа странного и чуждого. Вроде и человек, но Грай бы за это не поручился.
Однако фигура у видения была красивая. Из одежды на северянке имелась только короткая странная юбочка из множества тонких цепочек и, кажется, металлических пластин, что позволяло рассмотреть и красивую полную грудь, и великолепную линию плеч, и стройную талию, и длинные ноги.
— Горячее сердце, сильное, — проворковала женщина, протягивая руку, чтобы опять коснуться мужчины.
Грай отстранился инстинктивно. Не шарахнулся испуганно, но мягко отклонился, не позволяя дотронуться. Почему-то одна мысль о ее прикосновении вызывала глубокую неприязнь и резкий протест внутри. С незнакомкой не хотелось даже находиться рядом, а уж тем более — позволять себя трогать.
Женщина на мгновение замерла с вытянутой рукой, пристально вглядываясь в лицо мага, после чего вдруг улыбнулась. Не мстительно и угрожающе, а как будто ласково и даже одобрительно. Но Тагреная все равно передернуло: улыбка четко обозначила совсем не человеческие острые клычки.
— Хорошее сердце, влюбленное…
— Почему это влюбленное? — возмутился Тагренай. Мысленно ужаснулся, что он несет вместо того, чтобы задавать нормальные разумные вопросы, но продолжил: — Я с этим борюсь!
— Хороший мальчик, но глупый, — мурлыкнула женщина. Двинулась вкруг него, пытаясь обойти. Но допускать ее к себе за спину — с такими-то клыками и повадками! — Грай не собирался, повернулся следом, чем еще больше развеселил незнакомку. — Бороться надо за любовь хорошей девочки, а не с ней. Впрочем… Девочка-то умнее будет. Нити уже сплетены накрепко, куда ты денешься?
— А вы, собственно, кто и что вам от меня надо? — наконец взял себя в руки ужастик. Машинально призвал силу, начиная забывать, что он сейчас спит. Сила тоже, похоже, об этом забыла и привычно откликнулась, собралась на кончиках пальцев, заполнила отставленную ладонь.
— Ты хочешь предотвратить катастрофу на севере своей страны? — вдруг спросила в лоб женщина уже совсем иным, деловым и спокойным тоном.
Протянула руку, двумя пальцами ухватила край клубящейся над ладонью ужастика дымки — и ниточкой потянула на себя. Хаосит проводил это движение ошалелым взглядом — и отпустил силу. Чтобы не позориться.
— Хочу, — не стал отрицать очевидное Тагренай, сделав вид, что ничего такого уж страшного женщина не сотворила. Сон ведь, мало ли что тут может случиться!
— Я помогу тебе. А ты поможешь мне.
— Как именно? — заинтересовался маг.
— Освободи меня, закончи начатое. У тебя хорошо получается, судьба ведет тебя прямой дорогой.
— Начатое? — не понял Тагренай.
— Ты разбудил мое сердце, моего… мужа, разрушил темницу. Я сумела очнуться, но я — все еще заперта.
— Погоди, ты что… Праотец?! — вытаращился на нее Грай. — То есть ты — тот самый создатель северян? Женщина?!
— Какая ирония, да? — ухмыльнулась она. Неопределенно взмахнула рукой, и из тумана собралась пара кресел, в которые собеседники уселись. — Не трать время на объяснения, за прошедшее время я сумела достаточно освоиться, чтобы понять, во что эти старейшины превратили мой народ. Патриархальное племя гордых дикарей, готовых убить себя ради глупой гордости! Потеряли свое прошлое, потеряли культуру, а чужой — брезгуют, хотя и пользуются… Отвратительно.
— И что вы планируете с ними делать, когда вернетесь? — осторожно уточнил Тагренай.
— Наказывать. — Губы изогнулись в мстительной улыбке. — И воспитывать.
— Всех? Вы не подумайте, что я лезу, но… со мной тут друг, северянин, и мне бы совсем не хотелось, чтобы он пострадал. У него семья, дети. Скоро трое будет…
— Этот милый мальчик? — улыбнулась женщина. — О нет, за него можешь не беспокоиться. Он хороший, он заставляет меня надеяться, что этот народ не безнадежен. Он послушался сердца, а не гордости, и я очень им довольна. Да и за остальных можешь так не переживать, — успокоила она. — Детей наказывают, да, а не убивают и не калечат. Они ведь просто дети, которые остались без присмотра. Соглашайся. Твой король тоже поблагодарит тебя, будь уверен. Север прекратит доставлять ему столько проблем, талтар будут сидеть тихо-тихо, станут послушными-послушными!
— И что нужно делать?
— Все просто. Мы с супругом неразрывно связаны, мы уравновешиваем и стабилизируем друг друга. Когда он оказался заперт в башне на юге, моя сила, ничем больше не сдерживаемая, вырвалась из-под контроля. Чтобы сохранить эту землю, этот народ и не навредить остальным, я вынуждена была… разделить себя и свою силу на части. Ничего, кроме скипетра, под рукой не нашлось, пришлось действовать решительно. Благо он оказался достаточно стойким, чтобы в нужной степени ослабить и повредить мое тело. За годы, прошедшие с освобождения того, кого ты знаешь как Создателя, моя сила… хм… опять собралась в одном месте. Если бы не нелепая случайность, я уже вполне восстановилась бы. Однако убивала я себя на алтаре и, не заметив, привязала свою сущность к нему.
— Мне, как я понимаю, нужно ее отвязать?
— Да. Это просто. Ты должен разрушить тот самый алтарь тем самым скипетром, который сделали взамен утраченного.