Для наглядности она развела рукой буквально на сантиметр, после чего потыкала в съёжившуюся мошонку Марка скальпелем.
— Кончик самый… да, Котя?
— Самое вкусное нужно оставлять на потом, — Ласково ответил тот, целуя её в висок, — сперва попроще чего, чтоб надолго хватило… пойдём!
Они вышли, и Марк в ужасе забился, пытаясь любой… любой ценой вырваться из рук маньяков!
— Погоди, — Сдавленно пробормотала София, быстро отбегая от мужа. Несколько минут её мучительно рвало, чего Коста деликатно не замечал.
Когда она вернулась, бледная даже в полумраке скудно освещённых катакомб, муж молча протянул ей флягу. Сделав пару небольших глотков пейсаховки и подавив кашель, она смогла таки прогнать омерзительный вкус рвоты, и немного успокоиться.
— Писюльку, — Сказала она и передёрнулась, — вот же!
— … шалят, — Продолжая разговор, и будто прислушиваясь к чему-то, в пещеру вошли двое мужчин в полумасках и присели на камни в углу, — полчаса, не больше!
— Час! — Возразил ему хрипловатый бас, — Игривое настроение у подруги нашево атамана.
— Вы кто!? Зачем вы меня похитили!?
— Час? Вряд ли, — Возразил товарищу тот, кто помоложе, закуривая со вкусом, — Видишь?
Целый! Если бы разговеться успела, то таки да! А раз нет, то она о своей мышке думать будет.
— С такой позиции оно и верно, — Возразил обладатель хриплого баса и окладистой полуседой бороды, — но атаман любит играть в объездчика диких лошадок. Тут раз на раз…
— Выкуп! — Лихорадочно выдохнул Марк, — Я заплачу.
Видя, что на него не обращают внимания и беседуют о своём, он начал повышать ставки:
— Две! Нет… три тысячи! — Он рванулся ещё раз, вытянув шею и уставившись на похитителей с дикой надеждой, — Дом купить, в дело … ну!
— Мы што тебе, портяношники какие? — Оскорбился слегка тот, што помоложе, даже не привстав — Мы с атаманом знакомы больше десяти лет, и всё у нас таки есть! Сильно побольше при том.
— При таком атамане можно и не обращать внимания на мелкие шалости с пытками! — Засмеялся-закашлялся бородач.
— Пять… десять! Пятнадцать тысяч!
— А вот и враки начались! — Засмеялся молодой.
— Нет! Не вру! Есть, есть деньги! — Начал захлёбываться словами Марк, отчаянно пытаясь доказать правоту.
— Мил-человек, — Вкусно затянувшись, ответил молодой, — мы ж не первого попавшевося брали! Навели справочки. Мелкий торговец и чуточку контрабандист. Сявка! У тебя всего имущества на десять тысяч не наберётся, включая дом и оборот в грузах. Если работать спешно и без подозрений, то больше полутора с тебя не взять. Поделить на всех, так и тьфу!
— Есть! — Взвыл Марк, — Больше есть, сильно больше!
Он начал выплёвывать сведенья, спеша поделиться, пока не пришла… эта!
— Ну-ка! — Заинтересовался молодой, — Проституток, говоришь, поставлял? Бабами торговал?
Интересно.
— Сам по себе он никому не нужен, — Пояснил молодой бородачу, — а вот вокруг него занимательные фактики могут всплывать! Компромат на серьёзных людей, а?
— Есть, есть! — Закивал Марк отчаянно, — По заказу часто работали! Девочек! Всё, всё… только живым! Живым и билет на пароход куда-нибудь подальше! Не вернусь, никогда не вернусь!
— Ну, — С явственным сомнением сказал бородач, — выглядит таки интересно, но шо то я сомневаюсь, што ты успеешь заинтересовать атамана.
— Вам… вам начну! — Марк напрягся в кандалах, — Там много денег можно поднять! Я — мелочь! Такие люди…
Завёрнутое в мешковину тело перевалилось за борт и ушло на глубину, увлекаемое грузом.
Сплюнув за борт, Коста развернул лодку к берегу.
Семнадцатая глава
Разувшись и закатав штаны повыше колен, Коста мыл руки в набегающих пенистых волнах.
Несколько раз нервно сжав и разжав их, он щедро зачерпнул горсть крупного песка, и принялся оттирать что-то, видимое только ему.
— Противно, — Услышав чирканье спички, пожаловался он, не поворачиваясь, — хуже собаки бешеной, а вот…
Беня молча встал рядом, невидящими глазами глядя в морскую даль и пуская клубы табачного дыма.
— Не винись, — Наконец сказал он, — мы поменяли палачество на время, и может быть — жизни. Столько имён, а? И шо теперь с ними делать? Скажи, режиссёр?
— Не знаю, — С тоской отозвался Жук, — Не знаю! Если верить классикам, то мы должны посвятить себя борьбе со злом. Но…
Он замолчал, кусая нижнюю губу.
— Но мне таки не хочется класть на алтарь чево бы то ни было свою молодую жизнь, — С едкой серьёзностью ответил Канцельсон.
— Таки да, — Согласился Жуков грустно, — но и оставлять…
— Надо думать, шо трое не самых глупых мужчин найдут таки выход из ситуации, — Подошедшая на поговорить, София храбрилась и старательно улыбалась, но бледное, будто, выцветшее, лицо южанки говорило само за себя, — Да! По трофеям как? Мы с Костой поговорили, и я решила, шо нам эти деньги лягут таки поперёк совести, и это таки не в упрёк!
— Н-нет! — Задумавшись на мгновение, ответил Беня, — Слишком много крови на этих деньгах, и хотя за моих соплеменников говорят всякое, и иногда не без оснований, но мы таки разные.
— Девятнадцать тысяч, это не те деньги, от которых можно благородно отказаться, — Медленно сказал Сергей, — но здесь Беня самую множечко прав, такие деньги не принесут в семью никакого счастья, помимо горя. Фонд! Сдаётся мне, шо мы не в последний раз собираемся за всё хорошее помимо всего плохово.
— Война себя кормит, да? — Задумчиво хмыкнула София, — А вот здесь мы пожалуй и согласимся — да, Коста?
Выпрямившись, грек долго молчал и наконец кивнул, — Полезное дело сделали, — Веско сказал он.
— Полезное, но… а! — Беня махнул рукой и отчаянно задымил, будто пытаясь укрыться за табачным дымом.
— Не потянем, — С тоской сказал Жук, — Столько причастных… бандочка вроде и маленькая, но сколько народу с неё кормилось! Кто прямо, а кто и косвенно. Последних и вовсе… а заказчики? Особенно те, которым юных совсем девочек… Некоторые так далеко и высоко, шо вовек не достанем!
— Даже если, — Он зачиркал спичкой, трясущимися руками ломая одну за другой, — как Беня сказал… на алтарь… всё равно не достанем! Мало нас просто.
— А… — Вскинулась было Софья, но тут же потухла, — Да, решительные люди есть, и многие смогли бы не хуже… но вот смолчать потом?! Удержать в себе? Не могу вот так вот ни за кого поручиться.
— Втёмную? — Предложил Коста неуверенно, — Использовать фонд, может нанять кого?
— Втёмную? — Сергей задумался, забыв о тлеющей в пальцах папиросе, — Мало нас, но надёжных…
— А знаете?! — Он обвёл товарищей хищным взглядом, — А почему бы и не да?! Мы запнулись о новых товарищах или наёмниках через посредство фонда. И забыли о таком мобилизационном ресурсе, как граждане Одессы! Гектограф! [23]
В глаза Косты начал разгораться огонёк понимания, и потухлое было лицо засветилось внутренним светом. Беня, чуть нахмурившись, смотрел на них без толики понимания в тёмных глазах, полуприкрытых тяжёлыми набрякшими веками.
— Листовки, — Выдохнула София, — и нужным людям… так?
— Да! — Выдохнул Жук вместе с табачным дымом, — Богом клянусь, не привёдёт к нам!
Желатиновый [24], достался по совершеннейшей случайности как трофей. Ни свидетелей, ни полслова потом. Укрыл в надёжном месте на всякий случай, и вот он настал! Всё, всё есть!
Чернила, желатин, даже бумага!
— Повозиться, конечно, придётся, — Добавил он для порядку, но…
Пожатие плеч, и Жук, опустошённый морально, на некоторое время самоустранился от обсуждения проблемы, присев на песок и поглядывая на заходящее в море солнце.
— Я так полагаю, — Медленно начал Коста, почесав кончик носа, — работать лучше всего через почту. Банально, но зачем выдумывать то, шо и так уже имеется? Сотни писем, я думаю, с запасом будет.
— Пострадавшим, — Добавила София, — но не всё… не всю кипу! Там же стопка больше мужского кулака! Краткая… выжимка, да? С доказательствами и прочим, но не вовсе уж подробно.
— Самым крикливым, — Добавил негромко Беня, подняв для наглядности корявый, желтоватый от табака палец, — а не вообще всем. Такие нужны, штоб не в горе замкнулись, а на люди выплеснулись, да штобы пошире! Погромче!
— Да, — Согласилась София, — их есть у меня!
— Но с десяток образцов нужно полностью сделать, — Добавил вяло Сергей.
— Полиции и журналистам? — Подхватил Коста.
— Ага. И не только нашим, — Отозвался Жук, прикрывая глаза, не отошедшие ещё от сока белладонны, — Ниточки тянутся далеко, сами записывали. До Южной Америки мы не достучимся, а вот Франция и Греция вполне реальны.
— Как-то это, — Коста скептически поморщился, — слабенько, как по мне.
— Хоть как-то! — Не согласилась с ним супруга, — Сами их не достанем, а так если не расследование с арестом, так хоть репутацию подмочим и деятельность осложним. Да не двум-трём, а почти што всем.
— С такой позиции таки да, — Согласился Коста.
— Осталось только придумать операцию прикрытия, — Добавил Жук.
— Ну, — Нерешительно сказал Коста, переглянувшись с женой, — мы с Софией до Турции дойдём и засветимся в нужных местах Константинополя.
— Это понятно, — Выдохнул дымом Сергей, — но мало! Не алиби, это само собой, а прикрытие!
Увести в сторону.
— Свалить вину? — Наморщил Беня лоб, — Это небезынтересно, но самую чуточку попахивает серой.
— Не свалить, — Сергей повернулся к нему, слегка раздражённый непониманием товарищей, — А отвлечь! Не конкретные люди, а так — заведомо ложный след для полиции.
— А… и на кого?
Жук пожал плечами, вновь погружаясь в созерцание заката.
— А может… — Нерешительно начала женщина, — да нет, глупости! Есть такие люди, шо и сами с радостью замажутся, а поймать их за тухес за одни только громкие слова будет проблематично. Среди нас социалисты есть?
— Я самую множечко анархист, — Радостно отозвался Коста, сияя улыбкой.
— Ты самую множечко балбес! — Отзеркалила улыбку жена, — Анархист ты стихийный, а не партийный или хотя бы идейный!
— Не без тово! — Заулыбался грек.
— Сионист, — Бухнул Канцельсон, — множечко, но таки не везде!
— Это на какую множечко ты сионист? — Повернулся Жук, недобро щуря глаза.
— На ту, — Не пугаясь, ответил Беня, — шо про Палестину и собственное государство с переселением.
— А… — Глаза Сергея потухли, и на лице снова проступила печать усталости, — в этой части я тоже… сионист.
— Я, — После недолгого молчания продолжил Жук, — скорее нет, чем да. Очень уж мне не нравится впихнутый туда интернационализм.
— Панславизм? — Поинтересовался Беня с еле заметной ноткой ехидного вызова в хрипловатом голосе.
— Нет, — Жук даже не повернулся, — Идея объединения славянских народов под главенством России заведомо утопична. У нас с народным благоденствием даже в собственной стране сложилось таки криво, куда уж там распространять наше криво на родственные народы!
— Таки да, — Согласился Беня уже без нотки, — по этой части у нас всё больше монархисты про царя-батюшку, но без царя в своей голове.
— Или, — Он пыхнул дымом, — республиканцы, напрочь оторванные от народа.
— Ну так как? — Прервала их женщина, — Вы таки спорить или думать?
— Красные [25] бригады? — Нерешительно предложил Коста, — Ну, если таки совсем далеко от нас?
— Я таки да, — Согласился Беня.
— Пусть ищут чёрную кошку в тёмной комнате, — Ответил Жук, — особенно если её там нет!
— Единогласно, — Устало подвела итог София.
* * *
— Ой! Ой вэй, доченька! — Полный горя пронзительный женский крик ввинтился в небо, и голуби закружились над двором-колодцем, — Люди!
Полная некрасивая женщина вывалилась во двор, оглашая его рыданьями.
— … ваша… дочь…
Она громко расплакалась, отстраняя от себя многостраничное письмо.
— Рива, Ривочка, — Захлопотала вокруг неё соседка, — Ты чево?
— До… дочка…
Заплаканная женщина протянула письмо, и соседка, пробежав глазами, тряхнула головой и начала читать всему почти што двору, высыпавшему на чужую беду.
— … извещаем вас, — Пронзительный голос разносился далеко, — што ваша дочь, Сара…
… стала жертвой работорговцев, — Читал звонким голосом молодой парнишка на другом конце Одессы. Похожие письма получили, как выяснилось позже, больше двухсот человек.
… — уничтожили костяк банды, — В письмах приводились имена с доказательной базой.
… — соучастники, подельники и заказчики, — Жестяным помертвевшим голосом читал пожилой мужчина перед собравшимися в Пересыпи рабочими, — остаются на суд жителей Одессы.
— … в условиях, когда полиция и суды заняты не охраной общественного порядка, а охраной существующего строя, мы вынуждены взять дело в свои руки.
Перед глазами полицмейстера прыгали буквы, и он ненадолго отложил письмо, отпив тепловатую воду прямо из горлышка графина, постукивая зубами о хрусталь.
… — Красные Бригады.
«— Не было! Ничего не было! Никаких писем, записок, бумаг!» — Метались отчаянные мысли в голове сидевшего в приёмной адъютанта, до которого доносились обрывки слов из присланного многостраничного документа, для пущей выразительности зачитываемые начальником вслух.
— На почте затерялось, — Пробормотал он наконец, — да! Почта!
— … все наличные силы! — Докладывал полицмейстер одесскому градоначальнику Зеленому по телефону, — Так точно, Ваше Превосходительство! Стянуть все наличные силы… да, матросы с судов… слушаюсь!
Обложенный по телефону матом, он подскочил, вытянувшись во весь рост и потея.
— Красные Бригады, чтоб вас… — Грязно выругался полицмейстер, положив наконец трубку и дёргая тугой ворот. Красное от жары и разноса лицо дернулось внезапно, и полицмейстер мягко осел на пол. Сердце.
Адъютант решился потревожить его только через полчаса, но к тому времени события в городе вышли из-под контроля властей.
Собравшиеся на Молдаванке и Пересыпи, толпы решительно настроенных людей не ограничились указанными в письмах адресами. Бандитам, живущим среди людей, но поперёк людских законов, досталось сполна. Их терпели до поры, но теперь крышку с котла сорвало самым решительным образом.
Несколько десятков человек толпа забила насмерть, а много больше избила до полусмерти или…
— Повесить! — И через сук ближайшего дерева перекидывалась верёвка, а минутой позже на её конце уже сучили ногами, под которыми расплывается мокрое пятно.
— Нет! — Визжит немолодая женщина, рвущаяся из рук крепких мужчин, — Сыночка! Будьте вы прокляты! Вы, и дети ваши, и…
Выстрел, и во лбу женщины появляется маленькая дырочка, а молодой мужчина, нервно скалясь окровавленным ртом, уже прячет миниатюрный пистолет в карман брюк.
— Невесту… сыночка её, — Глухо пояснил он, — Нельзя таким… жить…
Попытки поджога бандитских квартир и домов жёстко пресекли лидеры стихийного протеста, но они не препятствовали сжиганию бандитского имущества на больших кострах, разводимых на улицах. Люди выкидывали из квартир и домов одежду, мебель и даже пуховые перины, а внизу их ломали, рвали… и только потом в костёр!
— Вставай, проклятьем заклеймённый, — Надсадно начал пожилой мужчина, пытаясь перекричать шум толпы, но быстро раскашлялся до слёз в глазах. Сплюнув кровью в платок, он пошёл дальше молча.
Несколько раз в толпе пытались петь «Интернационал», но понимания и поддержки эта инициатива не встретила. Отдельные энтузиасты пели революционные песни, но слышали их разве что ближайшие соседи. На улицы вышли не революционеры. Обыватели.
Рабочие посёлки Одессы выплёснули на улицы толпы злых, решительно настроенных людей, двинувшихся на «чистую» сторону города. Редкие полицейские не сдерживали толпу, а войска и матросы решительно запаздывали, успев перекрыть только порт и ряд стратегически важных мест Одессы.