— Вот и солнце вышло из-за туч… — и, не скрывая радости, закончил: — А Марин будет жить! Будет!
Глава 7
ЖИТЬ!
В переполненном вагоне душно. Сизой тучей висит махорочный дым. Всюду серые шинели, помятые бессонницей лица и несмолкаемый говор, заглушаемый взрывами смеха.
Облокотись на откидной столик, у окна сидит Зоя Перовская — лейтенант медицинской службы. На щеках горят пятна румянца. Большим усилием воли она сдерживает все сильнее охватывающее ее волнение.
А поезд медленно, словно ощупью, движется по вновь проложенной Обозерской линии. Полотно железной дороги тянется то среди лесов и болот, то берегом Онежской губы.
Хотя Зою и предупредили в Москве о длительном пути, все же медленная езда выводила из терпения. Зоя стремилась к Марку. Казалось — они не виделись много лет. Письма были очень редки, а последний месяц — ни строчки. Это волновало, тревожило, заставляло делать всевозможные предположения. С начала войны прошло только восемь месяцев, а сколько уже пережито, сколько выстрадано!
Тяжелое ранение, учеба на курсах усовершенствования оторвали Зою от фронта. Но теперь все пойдет по-иному: она снова будет на передовой, а главное — в тех войсках, где когда-то служил отец, погибший на границе.
Просить о переводе в погранвойска, чтобы быть недалеко от Марка, Зоя решилась не сразу. Имела ли она право стремиться к своему маленькому счастью, когда кругом столько горя?
— О чем задумались? Я вас уже второй раз спрашиваю! — с шутливым упреком тронул ее руку сидевший напротив разговорчивый молодой капитан.
Зоя вздрогнула, отдернула руку:
— Простите, — ей была неприятна эта фамильярность. — Здесь так душно… — не отвечая на вопрос, проговорила Зоя и поправила свой вещевой мешок, хотя в этом не было никакой надобности.
Пожилой майор, куривший на средней полке, свесил голову. Клубы дыма от его самокрутки поползли вниз. Зоя закашлялась, принялась разгонять дым газетой.
— Виноват, — смущенно пробасил майор и потушил папиросу.
— Ничего, — сквозь кашель ответила Зоя и отвернулась к окну.
В соседнем купе кто-то читал сводку с фронтов. К Зое донеслись слова: «Впереди состава раздался взрыв, это ефрейтор Петров подорвал вагон и тендер. Вскоре у полотна железной дороги горели груды обломков.
Три героя-разведчика невредимыми вернулись в свое подразделение…»
«Вот такой же отважный и Марк…» подумала Зоя. В Москве в киоске «Союзпечати» она увидела брошюру: «Семнадцать походов разведчика Марина». Как обрадовалась тогда! С каким волнением читала о своем Марке, о беззаветном героизме пограничников. Брошюру эту Зоя везет с собой. Захотелось даже показать ее.
Медленно тащится поезд… Зоя отодвинулась в самый угол. Капитан продолжал с увлечением что-то рассказывать. Не вмешиваясь в разговор, Зоя смотрела на раскрывающиеся за окном картины зимнего леса с огромными шапками снега на пнях, на лапистых елях Солнце так чудесно золотит этот пушистый снег, голубеющий в тени деревьев.
На фоне ельника проплыли две белоствольные березки. Как они похожи на те, врезавшиеся в память! Отбивали атаку… Зоя ползла к раненому пулеметчику, укрывшемуся за валуном, возле таких же двух тоненьких березок. Его пулемет замолчал, а гитлеровцы были совсем близко. Тогда ее ранили. И вот тыловой госпиталь, старенькая, совсем поседевшая мать с ясными, добрыми глазами. Много ночей провела она у постели Зои. «Кончится война, мама будет жить с нами…» — подумала Зоя.
— Ну, через полчаса и Беломорск! — раздался чей-то возглас.
Беломорск! Как она ждала его. Сколько раз представляла встречу: поезд подходит к станции… с замирающим сердцем она смотрит на перрон. И сразу узнает Марка, его энергичное лицо, внимательные серые глаза. Он машет ей рукой, что-то кричит, вскакивает на подножку…
— Ну, товарищ военфельдшер, почти что и приехали, — завязывая вещевой мешок, говорит капитан. — Солнце-то какое яркое, наверное, крепкий мороз.
Зоя отвечает что-то неопределенное и, взяв багаж, быстро идет в тамбур.
— Рано еще, замерзнете! — кричит ей вслед капитан.
В тамбуре никого. Облегченно вздохнув, Зоя приоткрыла наружную дверь вагона. В лицо ударил морозный ветер, обдал мелкой снежной пылью. Она залетела в тамбур, вихрясь, вспыхивая веселыми искорками. Мимо продолжали проплывать заснеженные ели, сосны, белые поляны…
Зоя стояла в распахнутой шинели, прислонив голову к косяку двери. Лицо чуть порозовело от свежего ветра, карие глаза прикрыты ресницами. Из-под ушанки на лоб выбился русый завиток.
Поезд прогрохотал по небольшому мосту.
Замелькали бревенчатые домики. Паровоз коротко, отрывисто покрикивал, колеса громко стучали, пробегая стрелки. Приближаясь к вокзалу, поезд замедлил ход и, наконец, тяжело отдуваясь, остановился.
В тамбуре сразу стало тесно.
Сойдя на перрон, Зоя с надеждой всматривалась в окружающих, но всюду видела незнакомые лица.
Идемте, товарищ Перовская, затолкают вас здесь, — окликнул ее капитан.
— Меня должны встретить… — растерянно проговорила Зоя.
Капитан козырнул.
— Тогда всего хорошего.
— До свидания.
Прошло десять, двадцать минут… Перрон почти опустел. Изредка пробегали мимо железнодорожники со своими ящиками, бойцы с дымящимися чайниками в руках.
Обида нарастала: не встретил. Одна в незнакомом городе. Мог бы поручить кому-нибудь… А если нельзя было ему приехать? Может быть, не дошла телеграмма? Поезд опоздал на пять дней.
Тяжело вздохнув, Зоя поправила ушанку и еще раз оглянулась. Никого. Куда идти? Даже адреса Базина, начальника санчасти, друга отца, она не знала.
Резкий гудок паровоза прервал раздумье. Дольше ждать не было смысла. Прежде всего — в камеру хранения, потом к коменданту вокзала. Очень досадно, что она так запоздала. А может быть, все-таки Марк в Беломорске?
Пока Зоя сдавала багаж, узнавала адрес Управления погранвойск, в ней росла уверенность: через полчаса, самое большее через час, она увидит Марка. Они будут вместе. Сильнее забилось сердце. Вместе! Короткое слово, а какое огромное в нем содержание!
Идя в город, Зоя улыбалась. Прекрасными были и это широкое шоссе, и ясный морозный день, и похрустывание снега под ногами, и пробегающие мимо юркие автомашины. Встречные казались близкими, родными. Подойдя к мосту через реку Выг, Зоя на минуту остановилась, привлеченная шумом сверкающей на солнце, круто падающей воды. И оглянулась — куда теперь?
— Товарищ, как на Старчину пройти? — обратилась она к часовому на мосту, но спохватилась: с часовым разговаривать не полагается.
— Вот по той лестнице вниз, — подошел к Зое молодой боец в новеньком дубленом полушубке. — А дальше — по деревянным мосткам до самого острова Старчины. Правда, под снегом их не видать, — поправился боец, — да я тоже туда, пойдемте вместе.
Зоя повернулась и посмотрела в сторону, указанную бойцом. По склону шоссе к реке спускалась деревянная лестница с обледенелыми ступеньками. Скованная льдом, занесенная снегом река почти утратила свои очертания. На противоположном берегу ярко блестели окна домов.
— В Беломорске все деревянное, — весело рассказывал боец, шагая рядом с Зоей. — Дома, тротуары, мостовые…
Зоя глядела перед собой, ничего не слыша.
В молчании прошли мост, повернули налево. В конце короткой улицы с небольшими домиками виднелся другой мост.
— За ним и Старчина, — показал боец.
Поблагодарив, Зоя пошла одна. Сразу же за мостом — пункт медицинской помощи санчасти погранвойск. Здесь указали, как найти полковника медицинской службы Базина.
Несмотря на раннее время, Базин уже работал в своем кабинете. Это был пожилой, суровый человек. На полном выбритом лице кое-где виднелись следы оспы. Разговаривая, он близоруко щурил светлые голубые глаза.
Едва переступив порог, Зоя заметила: Базин очень озабочен.
— Приехала? — приветливо протянул он руку, вставая. — Вылитый отец… Давно тебя жду. Опасался, уж не разбомбили ли дорогой поезд! Судя по, письму — на пять-шесть дней опоздала. — Как всегда, Базин говорил коротко, отрывисто.
— А телеграмма? — удивилась Зоя. Она одновременно послала телеграммы и Марку и Базину.
— Телеграмма? — протянул Базин. — Не было телеграммы! Письмо вот получил. Вопрос о твоем переводе к нам решен. — Он вышел из-за стола, еще раз окинул Зою критическим взглядом. — Вот ты какая стала! Сколько же тебе теперь? — и улыбнулся. Улыбка только чуть тронула полные губы, брови остались нахмуренными. — Совсем взрослая! Давно ли тебя нянчил? Сколько же тебе?
— Двадцать три, — вздохнула Зоя.
— О! Придется мне, как второму твоему отцу, хорошего жениха тебе подыскать.
Зоя подняла на Базина взволнованный взгляд.
— Сама нашла?
— Нашла, Василий Михайлович, — смущенно кивнула Зоя.
— Надеюсь, пограничник?
— Да еще какой! Вы старшего лейтенанта Марина… — Зоя оборвала фразу, увидев, что Базин помрачнел. С тревогой схватила его руку: — Вы о нем знаете что-нибудь?
Базин посмотрел ей в глаза.
— Старший лейтенант Марин — гордость наших пограничных войск, — раздельно сказал он. — Сейчас Марин здесь, в госпитале… Тяжело ранен.
Руки Зои бессильно повисли. Бледнея, она закрыла глаза, прислонилась к столу. «Тяжело ранен…» Как глубоко понимала она, что кроется за этими двумя словами… Но ведь Королев, Щебанцев, она сама и сколько еще других были тоже тяжело ранены, считались даже безнадежными, а все-таки выздоровели. Неужели же Марк…
— Да что ты так побледнела? Теперь уже все хорошо, — старался успокоить ее Базин. — Неделю назад ему сделали операцию, удалили осколки из груди и позвонка. — Базин усадил Зою на стул. — Профессор Бухрин ручается за жизнь Марина… А вот в армию едва ли он вернется…
Маленькая уютная палата со спущенной до половины шторой и двумя койками. Возле коек тумбочки, на них цветы. Небольшой столик у окна. Уже полчаса сидит Зоя у кровати Марка. Не отрываясь смотрит большими, совсем потемневшими глазами на исхудалое, точно восковое, лицо.
— Нет, это не бред… — слышится в тишине слабый голос Марка. — Это ты, моя хорошая… — бледные губы шевелятся, а глаза закрыты.
Эти закрытые глаза особенно пугают Зою. Марк ни разу не открывал их, как же мог он узнать ее, если она сидит без движения, не произнося ни слова.
— Как я ждал тебя… — снова раздался шепот, — ты часто приходила ко мне, садилась рядом, как сейчас.
— Не надо волноваться, милый, — Зоя дотронулась до исхудалой, почти бескровной руки. Не выдержав, наклонилась, приложила ее к щеке.
Марк едва заметно повернул голову. Веки его приподнялись. В глазах стояли слезы.
— Это не бред, я чувствую твою теплоту… Сожми руку. Еще…
— Мне разрешили быть с тобой. Сказали, что теперь ты скоро поправишься.
Она смотрела на дорогие, до неузнаваемости заострившиеся черты и чувствовала, как жалость к Марку охватывает ее все сильнее и сильнее. Только бы не разрыдаться. Им гордятся товарищи, его ставят в пример на пограничных заставах… А он лежит беспомощный, ищет ее руку. Все она сделает для того, чтобы восстановить его силы. Все!
Словно читая ее мысли, Марк попытался приподняться.
— Зоя! Мне необходимо жить. Очень необходимо. Сейчас я не могу умереть… Нельзя…
— Профессор ручается за твою жизнь, дорогой.
— Ты со мной, и я поправлюсь. Мне хорошо… спокойно…
— Теперь помолчим. Прошу тебя.
Наступила тишина. Зоя беззвучно перевела дыхание: Марк будет жить! Ведь очень много значит, если больной сам борется за свое выздоровление.
«Большое счастье, что Марк попал именно в этот госпиталь… — думала Зоя. — Здесь лечились многие друзья Марка: Шохин, Синюхин, Катя…». А сегодня Зоя узнала, что и Саша Топпоева, о подвиге которой писали в газетах, тоже долечивается здесь. Через Беломорский эвакогоспиталь проходят чуть ли не все раненые с Карельского фронта…
Вчера, когда Зоя первый раз увидела Катю у постели спящего Марка, та спросила шепотом:
— Будете у нас работать?
— Временно. — Зоя нахмурилась, глядя, с какой заботой ухаживает Катя за Марком.
Та сразу поняла взгляд Зои:
— Это мой начальник! На его заставе меня и ранили! — и также шепотом радостно добавила: — Вы Зоя Перовская. Я вас по фотографии узнала. Только там вы полнее, — она кивком показала на стоящую на тумбочке карточку. — Товарищ старший лейтенант, — доверчиво добавила она, — попросил поставить здесь вашу карточку. Он вас так ждал!
Это было вчера. А сегодня Зоя встретилась в приемной с Сашей Топпоевой. В памяти сразу возник мирный солнечный день… Петрозаводск, водная станция, вышка… Уверенная в движениях русоволосая спортсменка. Но теперь Топпоева была совсем другая, в этой белой косынке медсестры и белом халате. Глаза смотрят напряженно, и улыбается по-другому, скупее.
— Зоя Перовская? Вот неожиданная встреча, — протянула руку Саша. — Давно здесь?
— Только что приехала.
Они стояли посреди приемного покоя, взявшись за руки. Зоя — легкая, тоненькая, с еле заметными преждевременными морщинками у рта. Саша — плотная, широкоплечая, с суровой складкой меж бровей. Каждой из них бросились в глаза перемены, происшедшие с другой. Казалось, что обе они постарели, что со дня первой встречи прошло много лет.
— Мне очень хотелось встретиться с вами, — призналась Зоя. — Вчера еще узнала, что вы здесь. Думаю, та ли это Топпоева, с которой мы когда-то соревновались? — Зоя вздохнула. — Я уже несколько раз выходила сюда — сказали, что вы придете. — Зоя чуть откинулась назад, разглядывая Топпоеву. — Вот вы какая теперь.
Саша махнула рукой:
— Что обо мне говорить! Вот пограничник у нас лежит один… старший лейтенант Марин.
— Я ведь к нему и приехала. В этом госпитале буду работать до нового назначения.
— Так это вас он так ждал! — Топпоева обняла Зою за плечи.
— В прошлом году он спас меня и моего приемного сына Игоря… — Полуобернувшись, с изменившимся лицом, Саша едва слышно добавила: — А моего крошку белофинны убили… — порывисто отвернулась и почти бегом направилась в свою палату. Нет, никогда ей не забыть пережитого. Это произошло в яркое солнечное утро…
Глава 8
ЛИЦО ВРАГА
На пристани валялись обрывки газет, кем-то оброненный носовой платок, детская кукла с оторванной ногой. Ленивый августовский ветер чуть шевелил бумагой, пробегая по неподметенной дорожке. Поднятый им мусор собирался в маленькие вихри, кружился, оседал на запыленных досках пристани. В открытые окна конторы видны были разбросанные стулья, столы, листы изорванных книг.
Возле причала покачивался готовый к отплытию буксир. На его борту теснилось сотни полторы женщин и детей из села Паданы.
Саша Топпоева с ребенком на руках, вытянувшись вперед, кричала:
— Береги себя, Андрей! — Она смахивала рукой слезы и опять обращалась к мужу: — Для сына… Для Пети! — Ее звонкий голос тонул в общем шуме, и Андрей не мог разобрать слов. Он перебегал с места на место, стараясь протиснуться сквозь толпу ближе к буксиру, всматривался в милое расстроенное лицо Саши. С трудом он все же пробился к причалу. Чтобы успокоить жену, закивал головой, крикнул:
— Скоро, Саша, вместе будем! Война скоро кончится!
На капитанском мостике появился капитан, грузный и, казалось, спокойный. Из-под нависших седых бровей поблескивали покрасневшие усталые глаза.
— Убрать трап! — крикнул он, окидывая взглядом толпу.
Из ворот стоявшего против пристани дома показалась старушка с громадным узлом. Замахав рукой, она голосисто закричала в сторону буксира:
— Погодите! Погодите, мы сейчас! Игорь, помоги тащить! — приказала она вихрастому подростку.
С парохода и с пристани многоголосо неслось:
— Лукерья Ильинична! Поспеши!
— Бабушка Лукерья, скорей!
Андрей, прихрамывая, подбежал к старухе, рывком схватил узел, взвалил его на плечи.
— Пароход задерживаете, Лукерья Ильинична, — насколько мог, спокойно проговорил он.
— Да как же можно без одежды ехать, голубчик Андрей Тихонович? — оправдывалась старушка, еле поспевая за Топпоевым. — Ведь внучку, — обернулась она к шагавшему рядом с ней подростку, — смены нужны… Одна я у него, кто позаботится..