Она легко постучала пальцами по клавиатуре, не нажимая на клавиши. Шуршащий звук успокоил и, видимо, несколько улучшил мыслительный процесс.
— Я снова потерялась на островах, — честно написала Инга.
В конце концов, уж такое событие скрыть всё равно не удалось бы. Владыки явно уже дописали это обстоятельство к её стремительно увеличивающемуся в объёмах делу, прежде чем направить мировому сообществу ноту протеста об исследованиях и учёных, в принципе как таковых, на Острове.
— Как?!
— Один знакомый местный, сочувствующий нашей научной группе, шёл в Храм Судьбы и предложил показать тот чуть больше, чем остальным туристам дозволяют. Я согласилась, конечно. Кто же знал, что там он столкнулся бы с родственником? Я, естественно, ждала, пока они поговорят. Прочие туристы ушли. А у них там ссора произошла. Основательная. Логично, что вместо вмешательства в дела семейные я решила нагнать остальных. Ну, и потерялась. Видимо, не туда куда-то свернула.
— Ты меня удивляешь! Я не знаю, что твоим родителям сказать. Как объяснить, что с их дочерью происходит. А она…
— Так вышло, Антош. Скажи им, что ориентированию на местности они меня так и не научили, — предложила Инга, намереваясь сгладить ситуацию юмором.
— Обязательно, — согласился муж. — Сама-то в порядке?
— В полном. Я как приеду тебе всё подробно расскажу. А то пальцы уже от печатания отваливаются, — быстро написала она.
На самом деле, у неё закрывались глаза. Мягкая кровать манила теплом и обещала незабываемый покой и отдых.
— И никуда от самого подробного пересказа не денешься!
— Договорились.
— По поводу возвращения что-либо известно? Когда в смысле?
— Пока нет. Может к вечеру ситуация прояснится.
— О! Получил наконец-то фотографии… Всего пять?!
— Их в несколько десятков раз больше, — снова оправдалась Инга. — Просто здесь интернет такой вот шустрый. Так что больше не отправлю. И не проси. Потому что я серьёзно хочу ещё подремать. И как можно дольше.
— Хорошо, — вынужденно согласился Антон и добавил: — Красиво там. Но ты, как проснёшься, напиши обязательно. И вообще, требую сообщений каждые четыре часа!
— В тебе проснулся тиран! — довольно прокомментировала девушка. — Не обещаю, но постараюсь отписываться почаще.
— Я люблю тебя, зай. Сильно-сильно. Пока.
Инга, ощущая внутреннее удовлетворение как от хорошо проделанной работы, положила ноутбук на комод. До конца процесса копирования оставалось около пяти минут. Их как раз хватило бы, чтобы принять душ. Этим она и решила заняться.
Довольно напевая незамысловатую мелодию, девушка двинулась в сторону ванной, но не дошла. Она решила разобраться со снятым платьем. Аккуратно сложив то, девушка поместила прежде изысканный наряд в пакет с грязным бельём. Его она пока держала в шкафу, не видя смысла хранить в чемодане. Использованная одежда имела свойство давать специфический запах. Так что, пока было неизвестно, когда предстояло бы уезжать, стоило разделять вещи на чистые и не очень.
…А лучше и вообще задуматься над тем, чтобы постирать!
Эта мысль даже стёрла налёт сна. Желание заняться самой обычной стиркой, да ещё и вручную, наверное, появилось в её голове впервые в жизни! Но оно оказалось непреодолимым.
Снова открыв шкаф, она прижала к себе плотный, набитый вещами пакет, и прошла в ванную комнату. Никакого тазика для стирки, как и порошка, внутри не было. Так что девушка решила воспользоваться раковиной и обычным мылом. Заткнув пробкой сливное отверстие, Инга набрала воды и приступила за дело. Брызги летели во все стороны. К концу действа пол оказался покрыт тонким слоем воды, а ночная сорочка снята и постирана тоже. Результаты своей бурной деятельности она развесила на приоткрытых дверцах шкафа и вешалках внутри него, после чего, довольно уперев бока руками, произнесла:
— Какая же я умничка!
Гордость за себя блаженно разлилась по телу. Вспоминалась фраза: «Сам себя не похвалишь — никто не похвалит». И от этой пословицы Инга звонко рассмеялась и всё-таки зашла в ванную, дабы исполнить цель первоначальную. А именно — принять душ. Тёплые нежные струи, как и ожидалось, невообразимо расслабили. Весь энтузиазм куда-то мгновенно улетучился. Девушка сладко зевнула и подошла к кровати. Она убрала с покрывала фотоаппарат, вернув в тот на место карту памяти из ноутбука. После чего завела будильник. Дремать оставалось всего пару часов.
Инга расстроилась.
Вот тебе и стирка! Вроде бы быстро дело шло, а время унеслось незаметно. Как же ей теперь было успеть выспаться до прихода Риэвира?
Подумав, она перевела будильник на полчаса попозже. Быть может, островитянин оказался бы не таким пунктуальным? Он же тоже устал, в конце концов! Так что ещё несколько раз успелось бы погладить одежду.
Довольная своими домыслами, Инга сладко зевнула, потянулась. После чего откинула покрывало и легла, кутаясь в одеяло.
Увы, сон не приходил.
Почему-то голову наполняли думы, отложенные ею на потом. А свет в окне, от которого тонкая тюль не защищала, раздражал.
— Нет! Ну, это просто наказание какое-то! — возмутилась девушка. — Я же хочу спать! Я очень-очень хочу спать!
После этих слов она накрылась одеялом с головой. От света избавиться удалось, но дышать через пару минут стало значительно тяжелее. Лишь маленькая щель в своеобразном домике смогла пропустить воздух.
… Но вместе с солнечным лучиком.
«Если кто-то хочет спать, то он заснёт при любых обстоятельствах», — вспомнила Инга слова мамы.
Если верить этой логике, то все её чувства обманывали. На самом деле она должна была быть бодра, весела… Только почему-то не получалось так!
Девушка всё-таки вынырнула из-под душного одеяла, ещё недавно казавшегося таким уютным, и решила, что раз уж всё равно толком не спалось, то и правда стоило обдумать происходящее. В конце концов, хотя бы время не потерялось даром. А то потом ещё и перед ночным сном страдать! Это же человеческая традиция — лёжа в постели гениальные мысли генерировать!
Однако, как назло, размышления сводились к уже не раз продуманным фразам, крутящимся в голове по замкнутому кругу словно заезженная старая пластинка. Инга была готова взвыть от досады, как всё-таки в какой-то момент сумела расслабиться. Её сознание уже частично унеслось в некую тёплую пустоту, где просматривались ещё хрупкие сюжеты начинающегося сна, как произошло невероятное…
Противно зазвенел будильник.
День шестой. Начало десятого
Остор едва покинул двор своего дома, как столкнулся взглядом с особой, которую никак не ожидал увидеть. Его плечи напряглись, словно бы эта женщина могла представлять опасность, но напряжение быстро спало, едва лицо Мэйтэ озарила мягкая полуулыбка. Он и сам позволил кончикам губ приподняться, а затем подошёл ближе, поставил портфель с документами возле своих ног, и с хрипотцой от волнения произнёс:
— Рад видеть тебя.
— А я-то тебя как! — воскликнула женщина и дружелюбно обняла его, снимая лёд в предстоящем общении. Девочка лет шести, которая держала Мэйтэ за платье, при этом внимательно и цепко посмотрела на незнакомого ей друга матери.
— Твоя дочь?
— Само собой. Она же словно моя маленькая копия!
— Это верно, — согласился Остор, ощущая эмоциональный подъём от встречи. — Но я ни разу не видел Олийвэ. Вы, видимо, нечасто выбираетесь в город?
Не «видимо». Этот факт он знал наверняка.
— Если честно, то мне достаточно хлопот по дому, да и в окрестностях нашлась уйма добрых подружек, чтобы не заскучать, — весело пояснила подруга юности.
— Дети не дают расслабиться. Верно? — Остор не знал о чём говорить с женщиной, которая когда-то была невероятно близка ему, и с которой они не виделись уже много лет. Но ему не хотелось прерывать беседу. — Как Вестир? Он уже вроде большой парень?
— Мой сын как новорождённый жеребёнок! — усмехнулась женщина. — Он смотрит на мир удивлёнными глазами, но, крепнет прямо на глазах. И всё же ему далеко до тебя в том же возрасте. В двенадцать лет ты был уже совсем взрослым. А он до сих пор ребёнок.
Мэйтэ говорила непринуждённо, но её глаза стали излишне серьёзными под конец фразы. Кроме того, она сунула дочери деньги и отправила девочку за мороженым. Лакомство продавалось метрах в тридцати от них и располагалось под тенью старого дерева. Олийвэ радостно взвизгнула и поспешила за покупкой, а потом и села там же на лавочку, уместив вазочку на колени и периодически посматривая на оставшихся разговаривать взрослых.
— В двенадцать я потерял мать, — нахмурился Остор, не понимая, зачем Мэйтэ понадобилось сводить разговор к такому неприятному воспоминанию.
Та нежно взяла его за здоровую руку и с лаской посмотрела в глаза.
— Не потерял. Она стала жрицей.
— Риэвиру было чуть больше двух лет, — медленно и зло выговаривая каждое слово, напомнил Владыка. — Он постоянно плакал, звал её, но не мог докричаться. И ты знаешь почему всё было именно так. Потому что она бросила нас.
— Она почувствовала призыв и выбрала долг. Предать или избрать зов пути — разные вещи.
— Для меня нет, Мэйтэ, — сухо сказал он в ответ на мягкие слова. А затем, резко выдёргивая свою ладонь из пальцев, дотронуться до которых ему столь давно хотелось, решил прояснить. — Для чего ты пришла сюда?
Остор не зря долгое время успешно занимался политикой. Он был очень проницательным человеком, и уже давно сделал вывод, что встреча с этой женщиной не была случайностью. Мэйтэ решила обратиться к нему по какому-то делу. И теперь он осознал, что её некая просьба стала бы ему совсем не по нраву.
— Меня навестил Макейр, — голос собеседницы стал куда-как более холоден. — И то, что он мне сказал, потребовало увидеть тебя. Прошлое вносит разногласия между Владыками, но так не должно быть. Вам нужно действовать сообща, а не оскорблять друг друга. Тем более из-за женщины, Остор.
— Ты мне по-прежнему дорога, но не это причина наших размолвок. Шейтенор получает то отношение, какое заслуживает… И если кто-то считает, что эмоции хоть как-то влияют на мои решения, то он крайне наивен!
— Действительно? Если в твоих словах есть хоть доля правды, то ты должен был измениться. Но я не верю в это. Скажи, разве ты прекратил обвинять всех в том, что они не соответствуют твоим ожиданиям? — она произнесла свои слова с некой жалобной мольбой.
— Я вообще не понимаю, о чём ты.
— Ты хотел, чтобы твоя мать осталась с тобой. Но она стала на путь жрицы, желая сохранить мир. Ей пришлось сделать нелёгкий выбор, а кое-кто до сих пор жалеет только себя! Я уверена, ты по-прежнему обвиняешь даже отца, да?!
Остор поджал губы до узкой черты. Ему едва исполнилось пятнадцать, когда он остался полным сиротой. Все забавы юности пришлось забыть, даже не познав толком. Забота о младшем брате стала целью, ради которой стоило жить. Не сказать, чтобы его семья бедствовала, а потому груз тягот не превратился в непомерную ношу. Однако он не стал переселяться под крышу родственников и не принял ничьей помощи. Гибель отца кардинально изменила всю его судьбу… А там не прошло и пары лет, как Мэйтэ — подруга его детства и возлюбленная, резко отдалилась, в конце концов отдав предпочтение какому-то деревенщине — Шейтенору.
— В чём отец виноват перед тобой?! В том, что ценой своей жизни оставил живым воина, впервые обнажившего меч в бою? Разве сейчас, когда ты сам возглавляешь отряд, в тебе нет чувства ответственности перед отцами и матерями?
— Меня больше интересует, в чём же сейчас обвиняешь меня ты, — Остор не принял эмоциональный тон беседы и остался верен собственному хладнокровию.
— В том, что ты никак не можешь отпускать людей и прощать их, — прошептала женщина крайне тихо, а, затем, уверенно и с некой фанатичной уверенностью добавила. — Когда любишь, то желаешь счастья. Так дай его мне! Я не появлялась в городе, боясь твоих упрёков. Я была уверена, что ты считаешь меня предательницей сродни своей матери. Что ты ненавидишь меня… Если бы мне только знать раньше, что это не так! Что ты тайком решил воевать с Шейтенором! Что это его ты винишь!
Остор продолжал молчать, а потому она продолжила:
— Ведь это не он стал разрушителем нашей детской привязанности. Это я осознала, что не люблю тебя! И только затем полюбила его.
— Рад, что ты наконец-то хоть как-то удосужилась пояснить отчего начала избегать меня, но не думай, что я всё это время жил мыслями о прошлом. Судя по всему, это ты никак собственную вину отпустить не можешь, раз через столько лет нашла меня и решила раскрыть сердце, — наконец спокойно сказал он и, плотно закрывая за собой калитку, вернулся в дом, как если бы и не собирался никуда из него уходить.
Мэйтэ в неподвижности ещё постояла с минуту. То ли женщина была шокирована сказанным и внезапным уходом, то ли верила, что собеседник ещё вернулся бы. Однако вскоре она потёрла кожу возле глаз, как если бы стирала слезинку, и пошла за дочкой, едва не сталкиваясь с Риэвиром лбами.
— Простите! Сплю на ходу! — извинился парень с привычными шутливыми интонациями и, дождавшись всепрощающей улыбки, открыл калитку, не так давно закрываемую братом.
Только тогда Мэйтэ осознала, с кем ей довелось встретиться. Она не узнала малыша, которому когда-то рассказывала сказки, ведь внешне тот мало походил на первую любовь её далёкой юности.
…Её дети тоже были разными. Сын пошёл в родню отца. А дочь копировала образ с неё самой.
— Я хочу ещё мороженого, мама! — показывая на пустую вазочку, попросила девочка.
— Хорошо, родная. Только в другом месте, ладно? Отсюда мне хочется уйти как можно скорее.
Между тем Остор швырнул портфель с документами на кресло и едва успел сделать пару нервных кругов по прихожей, как дверь раскрылась, и ему снова пришлось взять себя в руки.
— О! Здорово, что ты ещё не ушёл, — обрадовался Риэвир.
— Пришлось задержаться.
Он не стал придавать голосу обыденную сдержанность, понимая, что брат легко раскусил бы его. Просто постарался придать эмоциям иной смысл. И для объяснения причины собственного крайнего раздражения вытащил из портфеля папку:
— Дополнял отчёт по своей проблеме номер один!
Перебинтованная рука и растревоженные нервы сделали движения неуклюжими. Из папки на пол вывалились почти все листы.
— А я думал, что твоя проблема номер один это я, — попытался отшутиться парень, собирая страницы. — С каких пор потерял первенство?
— На тебя у меня ещё есть надежда, что мозги встанут на место, — едко заметил Остор и жестом потребовал собранную документацию обратно.
— Погоди…
— Что погоди? — жёстко перебил он. — Раз ты так рано вернулся, то я могу отчёт дополнять?
— Ну, так-то да…
— И что там с ней по итогу? Жива или мне очередные извинения родственникам писать?
— Жива, — пробубнил Риэвир, так и не отдавая бумаги. — Но может не надо сажать её под замок, а?
— Если бы я хотел её где запереть, то давно бы это сделал, — Остор попытался вырвать у брата документы, но тот сумел увернуться. — Однако ты представляешь, как это будет выглядеть для остального мира? Ладно бы в клинику. Но мы её уже объявили здоровой! А тюремное заключение политически аукнется по полной.
— Зачем тогда ты про вчерашнее посещение написал? — Риэвир указал пальцем на верхний лист в стопке бумаг, а затем попросил. — Может не надо всего этого, а? Она и так вся дёрганная. Ты же прекрасно понимаешь, что у неё сейчас ум за разум заходит. К чему ещё обвинения?
— Да с чего вы все взяли, что я всех виню и всем мщу?! — громко воскликнул Остор, со всей силы пиная кресло ногой. Тяжёлая мебель крякнула, отъезжая в сторону на добрый метр. — Это обычные факты и логика. Ей никто не разрешал Поднебесье посещать! Так что она должна быть хоть как-то наказана. Понимаешь?! Факты и логика!
Риэвир слегка наклонил голову набок, всматриваясь в брата, и уже было раскрыл рот, чтобы задать какой вопрос, как Остор всё же выхватил документы.
— Нет! Вы все считаете, что я только о себе думаю! Что никого не умею прощать!
— Э-э-э, — промычал парень, и Владыка прокричал ещё громче: