«Страх - то, чего должен избегать настоящий правитель, - всегда говорил отец. - Страх - это смерть. Боящийся никогда не станет твоим союзником, разве что слугой или рабом».
Две смотровые башни, пропустившие нас к крепостным стенам, были своего рода воротами. Судя по опаленному камню, им, как и замку, довелось многое пережить. Что я увижу в городе, даже представлять не хотела. Впрочем, гораздо хуже было представлять, что города я не увижу.
Родной замок, в котором всегда слышались веселые голоса и звенел смех, сейчас тоже встречал тишиной. Попадавшиеся нам навстречу служанки ахали и прикрывали ладонями рты, на серых недовольных лицах сквозила обреченность и узнавание. Поразительно, что столько лет сохранили обо мне память: Горрхат распорядился уничтожить все, что напоминало о нашей семье, а нас с Сарром объявили погибшими. Или же вести из Даармарха добрались и сюда, и он ничего не сумел с этим поделать?
На лестнице, ведущей под землю, один их хаальварнов грубо надавил мне на голову, заставляя пригнуться. Что же, со стороны Горрхата это было более чем осмотрительно: высота всегда была моим союзником, а каменные склепы подземелий - тюрьма гораздо более прочная.
Холодные, не пропускающие ни частицы солнца, стены. Давящие низкие потолки и узкие коридоры, капающая вода и тяжелые, хриплые стоны, доносящиеся из-за плотных дверей.
- Несогласные, - усмехнулся один из хаальварнов, когда я слегка замешкалась. - Из тех, что считают Горрхата недостойным. Думаю, казнят вас всех месте.
- Тебе не положено думать.
Этот голос раздался так неожиданно, что я вздрогнула. Немногочисленные факелы, подсветили шагнувшего к нам мужчину, стоявшего у открытой двери. Высокий, длинные волосы падают на плечи и спину. Густые брови и пристальный взгляд, глаза... светло-сиреневые, как летний закат в теплый день.
Бертхард.
С ним мы бегали по замку и прятались от хаальварнов, от няни, от воспитателей, за что потом отдельно получали нагоняи. Его отец был предан моему и казнен одним из первых.
Все это пронеслось перед глазами так отчетливо, что я на миг замерла.
Чтобы услышать:
- Что застыла? Добро пожаловать домой, Теарин.
Открытая дверь оказалась дверью в мою тюрьму, а собственное, на миг открывшееся из-за воспоминаний, сердце, представлялось таким же черным, как опаленная властью Горрхата Ильерра. Поэтому когда мы поравнялись, я плюнула Бертхарду в лицо.
После чего просто шагнула вперед.
За дверью оказался каменный мешок: глухой, размером едва ли больше, чем виарий загон в шоу Наррза. Почему-то именно сейчас эта мысль вызвала смешок, сорвавшийся с губ. Я подумала о Дири, оставшемся в Даармархе. О Сарре, которого не взяла с собой, и тем самым спасла. О Витхаре, которого ждут Горрхат и Янгеррд.
Хеллирия сказала: «Он тебя любит», Янгеррд добавил, что привез Горрхату его сердце.
Грудь разрывалась от обжигающего ее огня. Ладони начало жечь, перед глазами сгустилась алая пелена.
- Простите, - донеслось до меня, - но мы не имеем права оставлять девчонку одну. Приказ Горрхата.
Шаги, захлопнувшаяся с лязгом дверь, отрезавшая меня от свободы. Снова.
Сейчас бы впору рассмеяться, но я понимала, что остановиться уже не смогу. Ярость, отчаяние, боль сплелись в дикий клубок, способный свести с ума, поэтому я глубоко вдохнула. Выдохнула.
Снова глубокий вдох. Выдох.
Потянуться, встать на носочки, взвиться сорвавшейся струной.
- Что она делает?! - раздался из-за спины голос одного из хаальварнов.
- Танцует. Совсем спятила девка, - это прозвучало почти сочувственно. Я отбросила их слова и присутствие, как отбрасывала раздирающие меня на части мысли. Ушла в сторону, концентрируясь на движениях танца.
Направляя всю силу, гнев, отчаяние в резкий выпад, а после в прогиб.
Грудь по-прежнему жгло, ладони горели, поэтому останавливаться было нельзя. Лишь на миг обернувшись, увидела, что руки хаальварнов лежат на оружии - и прикрыла глаза. Нельзя показать им свое пламя. Нельзя показать то, что во мне есть сила. Это единственное, что может меня спасти, когда придет Горрхат.
Поэтому я танцевала с закрытыми глазами, чувствуя близость предавших моего отца воинов - и отступая. Вскидывая руки, чтобы задеть пальцами холодный покрывшийся мхом и плесенью потолок, и опуская, чтобы развернуться.
Витхар не может меня любить. Он не придет.
Нельзя любить одну и целовать другую.
Нельзя жениться на другой, если твое сердце бьется ради одной- единственной.
Нельзя.
Они просчитались.
Эта мысль снова собралась жаром в центре ладоней, и я с силой впечатала их прямо в пол. Накидка мешала, и я отстегнула ее, сбросила на пыльный тюфяк.
На миг приоткрыла глаза, делая глубокий вздох - и взмывая ввысь в беззвучном крике, который рвался из сердца.
Впервые в жизни охватившая меня безысходность оказалась сильнее меня, и горечь ее была словно сухие ветки в груди, заставляющее пламя ребенка разгораться все ярче и ярче. Уговаривать, просить, умолять сейчас было бессмысленно. Вместе со мной бился запертый, попавший в ловушку драконенок, чувствующий меня так же остро, как я его. Во мне же билась одна страшная мысль: не уберегла.
Я не должна была доверять Янгеррду. Не должна была доверять Мэррис.
Никому. Никогда.
Я всегда была одна, только так и спасалась, так что же изменилось сейчас?!
В отчаянии метнулась к стене, не рассчитав расстояние ударилась о каменный стык, отпрянула, сжимая пальцы в кулак и делая выпад.
Витхар был прав.
Любовь - это слабость. Это глупость. Это чувство, которое лишает рассудка и воли.
- Если любовь дает нам силу, - говорю маленькая я, глядя на маму, которая по-прежнему улыбается, закусив губу. - Почему я совсем не чувствую себя сильной? Ведь я люблю тебя, папу и Сарра. Еще няню, и Берта, и...
- Потому что сила, которую дает любовь, невидимая, и от того еще более несокрушимая, - мама притягивает меня к себе. - В каком-то смысле, Теарин, ты ничуть не слабее папы.
- Правда? - я широко улыбаюсь. - Значит, я могу все-все-все?!
- Правда. Ты можешь многое. Прислушайся к себе - и поймешь.
И я застываю лишь на миг, чтобы услышать биение сердца. Оно отражается в том, кто должен жить. В том, кого я люблю, хотя еще ни разу не видела. В том, чья кровь сейчас подхватывает мой огонь, чтобы выплеснуться с ладоней в последнем резком выпаде, но...
Отступает.
Откатывает, как волна, затягивая под себя камешки сомнений и боли, страха, неуверенности, отчаяния.
Я справлюсь.
Справлюсь. Справлюсь. Справлюсь.
Я твержу это себе до тех пор, пока внутренняя дрожь не сходит на нет, пока огонь не перестает жечь сердце. Пока я снова не начинаю чувствовать холод, исходящий от стен, и только тогда раскрываю глаза.
Сколько времени прошло, я не знаю. Хаальварны по-прежнему стоят у дверей, не сводя с меня взглядов. Ладони сжаты на рукоятях мечей, которые они готовы пустить в ход в любой момент.
Я не умею обращаться с оружием, и сейчас искренне об этом сожалею. Равно как и о том, что доверилась Янгеррду, но о том, что нельзя изменить, сожалеть глупо.
Мой единственный шанс на спасение - Горрхат, и когда он придет...
Словно в подтверждение моих мыслей слышится скрежет металла по камню, и в тюрьму входит он.
- Выйдите, - следует короткий приказ.
- Нам ждать за дверью, местар?
- Нет, здесь вы больше мне не понадобитесь.
Хаальварны выходят, я же понимаю, насколько была права. Горрхат всегда был тщеславен, а после того, как я с ним разговаривала, он не упустит случая отыграться, упиваясь собственным превосходством.
- Вот мы и встретились, Теарин, - он приближается, но я остаюсь на месте. - Ничему тебя жизнь не учит. Такая же строптивая.
Сейчас мое преимущество - таэрран. Если Янгеррд слушал наш с Мэррис разговор с помощью кулона, который хранился в тайнике на балконе, он мог догадаться и про огонь. Но пламя ребенка - не то, что можно контролировать, не то, что будут принимать во внимание, поэтому Горрхату об этом неизвестно. Ни Горрхату, ни Янгеррду неизвестно, сколько времени я потратила, чтобы взять контроль над даром, который мне преподнесло предстоящее материнство.
- Что молчишь? Дара речи лишилась?
Его близость действует на меня, как ярость и боль сородичей на драконов.
Подумать только - один удар, ментальный, второй - физический. Даже если Горрхат сумеет поставить щит, его замешательства мне вполне хватит. Вытащить кинжал из его ножен, вонзить ему в грудь, и...
И его приспешники казнят меня раньше, чем я успею выйти из этой тюрьмы. Все это отчетливо проносится перед глазами, поэтому сейчас я лишь жестко улыбаюсь:
- Ошибаешься. Жизнь меня многому научила.
- Не научила главному, - он усмехается. - Что доверие - опасная штука.
Тяжелые пальцы ложатся на мой подбородок, я рывком сбрасываю их, за что тут же получаю пощечину.
- Твой отец был таким же, - цедит он, пока я облизываю кровь с рассеченной губы. - Наивным глупцом, полагающим, что все вокруг справедливы, добры и мудры. Для него это плохо закончилось, потому что звериный мир не признает слабостей. А ты... всего лишь глупая девчонка, которая решила, что может меня обыграть.
Палец, указывающий на меня, унизан перстнями, и один из них - перстень отца, перстень правителя Ильерры.
- Мой отец, - мне приходится призвать на помощь всю свою выдержку,
- был тем, кем тебе не стать никогда. Что ты пообещал Янгеррду за то, чтобы меня получить?
Горрхат кривится, его и без того мерзкое холеное лицо становится еще более отвратительным. Мне стоит немалых усилий остаться на месте, когда меня рывком притягивают к себе, а мясистые губы почти касаются моего уха, рождая шепот:
- Тебя? Думаешь, мне нужна ты?
Дрожь отвращения втекает в меня волнами, толчками, как пламя, но я глубоко дышу и концентрируюсь, призывая всю свою силу. Всю силу малыша, которая мне сейчас понадобится, чтобы нанести один точный ментальный удар.
Горрхат сам выведет меня отсюда.
Сам отведет меня в город, а там... я найду способ затеряться. Мне не привыкать менять личину и подстраиваться под обстоятельства. Сбежала один раз - сбегу и второй. Главное избежать встречи с Янгеррдом.
- Даармархский. - Горячее дыхание продолжает жечь щеку, а потная ладонь - шею. - Мне нужно убрать его, и после ничто не будет препятствовать моему правлению в Огненных землях.
На сей раз мне даже не приходится притворяться: дрожь, сотрясающая мое тело, сейчас очень кстати. Смех.
Каким-то образом Горрхат чувствует это, отталкивает меня с такой силой, что мне чудом удается удержаться на ногах.
- Тебе это кажется смешным? - цедит он.
- Более чем, - мне нужно его спровоцировать, нужно сделать так, чтобы он утратил контроль и не успел выставить щит. - Даармархский не придет за мной, что бы вы там себе ни надумали. Но если бы вдруг такое случилось... Если бы вдруг он действительно пришел, ты действительно веришь, что тебе есть, что ему противопоставить?
- Ты так думаешь, Теарин?! - он почти рычит. - Кровь драконов, которую я себе вливал все эти годы, сделала меня еще сильнее. Гораздо сильнее. Сильнее, чем ты можешь себе представить!
Я вскидываю голову:
- Ты всего лишь ничтожество, Горрхат, не сумевшее сохранить даже богатства Ильерры.
Вторая пощечина оказывается такой, что у меня на миг темнеет перед глазами, а боль выбивает искру в груди.
Глаза Горрхата наливаются алым, пухлые губы сжимаются, ноздри дрожат. Перекошенный от гнева, он сжимает мой подбородок с такой силой, что наверняка останутся синяки. Этот миг - прекрасен, и я ловлю его взгляд, чтобы отдать приказ.
- Местар!
Горрхат стряхивает пальцы, словно касался чего-то мерзкого, разворачивается к дверям.
- Я разрешал тебе входить?!
В дверях Бертхард, который скользит по мне взглядом и снова смотрит на Горрхата:
- Дозорные уловили движение...
- Это Даармархский?!
- Пока непонятно. Волнения над пустошью.
Горрхат выдыхает ругательство, потом оборачивается ко мне.
- Уповай на то, чтобы он за тобой пришел. Потому что после его смерти я убью тебя быстро.
Он выходит первым, следом Бертхард, наградив меня очередным пристальным взглядом. Я дышу через раз, понимая, что он только что лишил меня шанса на побег. Он только что... отнял у меня все!
- Будь ты проклят!
В отчаянии пинаю тюфяк и кричу: догадываюсь, что этот крик догонит их где-то у лестницы и станет для Горрхата сладчайшей усладой. Падаю на пол, выбивая летящую в лицо пыль и грязь, с пальцев срывается огонь, ударяет в вонючую лежанку, и это на миг отрезвляет. Я сбиваю пламя накидкой, забиваю остатки тлеющих искр в пыль.
Тяжело дышу.
Не может быть, чтобы не было выхода. Не может. Не может!
Скольжу пальцами по вискам, сжимаю волосы. Гулко колотится сердце, сбиваясь с ритма.
Мне надо успокоиться. Надо успокоиться прямо сейчас. Волнения улягутся, Горрхат снова явится ко мне, и тогда...
Что тогда, я додумать не успеваю: на меня обрушивается мощь пламени оборота, жгучая, огненная, черная - пламя Горрхата. Следом - вторая, знакомая, ледяная.
Эта мощь ударяет в меня, разметав остатки человеческой сути. Колени дрожат все тело пронзает страшная боль. Кажется, я снова кричу, или, скорее, уже рычу, срывая горло. Как раз в ту минуту, когда с резким лязгом распахивается дверь.
Глава 5. Танни
Зингсприд, Аронгара
- Через пару минут начинаем, - произнесла невысокая женщина с короткими волосами, так туго накрученными, что я даже подумала, не спросить ли у нее про средства для стайлинга. Может, посоветует, что делать с моими патлами в свободное от работы время, когда надо мной не прыгают Бирек и Гелла?
Лежать нормально они отказывались категорически, поэтому их либо в хвост, либо просто держать распущенными и расчесывать по десять раз в день. Впрочем, подумалось мне, если Бирек и Гелла говорят, что с ними ничего не поделать, то она вряд ли что-нибудь толковое скажет.
Хотя как знать.
Подобная чешуйня лезла мне сегодня в голову с самого утра - то есть такая вот придурь непонятно о чем, лишенная хотя бы маломальского смысла. Что, впрочем, неудивительно, потому что под утро мне приснился Гроу, стягивающий с меня шортики, и целующий везде, а потом в губы, и проснулась я от оргазма. После чего стояла под ледяным душем минут пять, пытаясь привести себя в порядок, потом сушила волосы, а потом поехала на родительского собрание, как его назвал Тергран.
Приехала за час, чтобы не опоздать, поэтому успела даже почитать Ильеррскую, а сейчас разглядывала обстановку.
Это место действительно напоминало школу, разве что парт не было, только стулья. Окна запечатали жалюзи, чтобы мы все здесь не сварились, потому что кондиционер поломался. На стене висел огромный экран, доска-не доска, но очень похоже.
Больше всего, здесь, разумеется, было пар. Они поглядывали друг на друга с ободряющими улыбками и вообще всячески показывали, что они вместе. Были двое мужчин, тоже пара. Был один мужчина без пары и еще одна женщина, которая что-то постоянно строчила в планшете. Последними влетели совсем молодые парень и девушка, держась за руки, и в этот момент я почему-то подумала о том, что было бы, если бы Гроу сидел рядом со мной в этом зале.
Дура как есть.
Приступ самоуничижения прервала та самая женщина с крутыми платиновыми кудрями. Настолько светлокожая, что впору начать подозревать ее в северных корнях.
- Насколько я понимаю, собрались все, поэтому начинаем. Во-первых, хочу пожелать всем доброго дня и представиться. Меня зовут Ильма Форган, и большую часть занятий у вас буду вести я. Кто я такая - психолог и социолог, уже пятнадцать лет работаю с детьми, оставшимися без родителей по той или иной причине. - Она обвела собравшихся взглядом и кивнула. Что удивительно, на ней был не деловой костюм, а просто легкое платье, лицо ее словно светилось изнутри. - Во-вторых, обозначим тему нашей сегодняшней встречи: знакомство. Да, я знаю, что всем уже надоело это: «Здравствуйте, меня зовут так-то, я здесь, чтобы», но в том, чем будем заниматься мы, очень важна сплоченность и теплая атмосфера. Поэтому для начала мы познакомимся, расскажем о себе и о том, кто и почему хочет усыновить, удочерить или стать опекуном ребенка, лишившегося семьи. Поверьте, сейчас вы думаете, что это не важно, что вы давно уже приняли решение и знаете, чего хотите и почему, но это не всегда так. Когда мы начинаем говорить вслух, проговаривать, вдаваться в детали, мы видим многое под другим углом. Именно поэтому к этому вопросу мы будем возвращаться не один и не два раза. Ну а теперь, пока вы все не уснули...