Поднявшись по ступенькам, я толкнула недавно смазанную дверь и вошла в Логово. Так мы называли эту огромную квартиру, которую трейсеры облюбовали и обжили давным-давно. Вспомнилось, как стояла на пороге впервые, открыв от удивления рот, так что Ларс пошутил про ворону.
Легкая мебель из стальных труб и настоящего дерева сохранилась почти в первозданном виде. Ее изредка подкрашивали, чтобы не ржавела сильно. И даже стекла панорамного окна мылись раз в год — как они остались целы, для меня до сих пор было загадкой. Но думать об этом сейчас сил не осталось. Добраться вон до того дивана и спать! Но сначала — напиться. Вдосталь, как следует, смачивая пересохшее горло. Для этого в шкафу стояла батарея бутылок со свежей водой. Обновлять запасы тоже входило в непреложный закон нашей компании.
Рядом лежала упаковка соленых галет. Но я так устала, что о еде не думала. Спать! Все — потом.
6
Солнце светило прямо в глаза. Я попыталась отвернуться, чтобы поспать еще немножко, но услышала шаги.
Сон как рукой сняло. Миг — я и на ногах, готовая бежать без оглядки.
— Лара! Ты чего?
— Напугал! — я упала обратно на диван. — Напугал…
Паника не прошла, осталась холодом в позвоночнике, напряженными мышцами, обостренным слухом. Казалось, я слышу то, что происходит в соседнем доме.
— Ну, тише, тише! — Ларс уселся рядом, обнял. — Рассказывай, что стряслось. В новостях кошмар, что творится…
И я рассказала. Спокойно, без эмоций, словно книжку читала. Даже плакать не хотелось. Внутри поселилась пустота.
Ларс не перебивал, только крепче прижимал к себе, словно старался укрыть он несчастий.
— Я когда тебя на экранах увидел, думал, с ума сойду. Кинулся к дому, а там полиция, клановцы, врачи. Суетятся, свидетелей ищут. Понял, что тебя не нашли и свалил на всякий случай. Всю ночь просидел в подвале, ждал…
— А я… не пришла.
— Да только утром догадался, что если ты жива, то будешь прорываться в запретку. Ну, и рванул сюда. А с коммуникатором хорошо придумала.
Он обнял меня уже двумя руками. И холод, заставляющий дрожать даже в это жаркое лето, отступил. Зато пришло понимание, что случилось страшное. Что я одна, что никогда больше мама не будет ворчать на не помытую посуду, а папа не подмигнет хитро, подсовывая в рюкзак шоколадку. Что никто не будет заставлять учиться, и не будет семейных ужинов, когда болтаешь обо всем, слушаешь, что произошло за день, рассказываешь о своем, обсуждаешь новый фильм или планируешь совместный поход в парк.
В горле стало больно. Слез не было, вместо них наружу вырвался звериный вой. Я кричала, срывая голос, хотелось, чтобы все оказалось неправдой, не верилось, что это не кошмарный сон.
Ларс крепко стиснул мои плечи, не позволяя упасть. Прижимал к себе, гладил по спине, лицу, шептал что-то, что не получалось разобрать. Но его усилия помогли — пришли слезы.
Рыдала также, в голос. Плакать было больно, в глаза словно песка насыпали, а потом пришло опустошение.
— Ларс? — подняла голову, чтобы заглянуть в его серые глаза.
В них плескалась тревога.
— Прости, я не знаю, чем помочь… — он наклонился к самому лицу, дыхание коснулось моей щеки.
И губ.
Поцелуй пах мятной жвачкой. «Двойная свежесть». Даже летом от этого вкуса кидало в дрожь. А теперь он действовал, как заморозка. Как-то мне вправляли выбитый на трассе сустав, делали анестезию. Правда, руки потом долго не чувствовала.
И теперь было точно так же. Боль ушла. Не совсем, но забилась куда-то в уголок, свернулась клубочком, готовая возвратиться, как только закончится действие лекарства.
И хотелось, чтобы это никогда не заканчивалось, этот поцелуй со вкусом дешевой жевательной резинки.
Я тянулась в Ларсу, к его губам, пила поцелуи, словно микстуру от всех болезней и мечтала о большем. О том, что заставит забыть о боли навсегда, вернет все на свои места, позволит жить… Что это — я не знала. Но точно связано с Ларсом.
Он отстранился первым:
— Прости, не нужно было…
Стало холодно. Я обхватила себя руками, стараясь согреться хоть немного. На плечи тут же опустился старый, затертый до прозрачности плед. Несмотря на заплатки, натуральная шерсть еще грела, поэтому мы берегли эту роскошь, которую кто-то из группы притащил в Логово. Так давно, что мы уже не помнили, кто именно.
— Вот, — Ларс добыл из рюкзака термос. — Я подумал, тебе понадобиться.
От запаха куриного бульона скрутило желудок. Пришлось подтянуть ноги к животу, так меньше болело.
— Спасибо. Не хочется…
— Ты, вообще, когда ела в последний раз?
На глаза снова навернулись слезы. Теперь — от заботы. Без родителей, конечно, пусто и больно. Но почему я решила, что я — одна? А Ларс?
Единственное, чем могла отблагодарить за заботу — выпить весь бульон.
Желудок угомонился почти сразу. По телу разлилось тепло, потянуло в сон.
— Отдыхай.
— Ты не уйдешь? — получилось слишком жалобно. И не нужно. Ларс из небогатой семьи, школу в прошлом году закончил и теперь вынужден подрабатывать, чтобы сводить концы с концами. Ему некогда сидеть тут и утирать мне слезы!
— Не уйду, — его рука нежно погладила по щеке. — Я никуда не уйду!
Он передвинул кресло так, чтобы быть поближе и достал из рюкзака планшет. Дешевенький, но на какой денег хватило. А я ведь хотела подарить ему на день рождения новый, посовременнее. Даже деньги копила, иногда подрабатывая после школы в кафешках посудомойкой или уборщицей. Теперь счет заморожен, если только кто-то дотошный не нашел коммуникатор раньше полиции и не подсуетился.
Переживания, усталость и сытость сделали свое дело. Я хоть и проспала большую часть ночи, а отрубилась мгновенно. И проснулась глубоко после обеда, когда в Логово стали подтягиваться остальные.
Новости они приносили неутешительные.
Мои фото по-прежнему крутили на всех новостных экранах. Ларс тут же заметил, что, видимо, Клану от меня что-то надо, иначе бы полиция не рыла землю копытом, а потихоньку тянула дело, уповая на случай.
А уж после того, как явившиеся близнецы заявили, что в подвале был обыск и там разнесли все, найдя заначку травки, просто взбесился:
— Какой идиот там эту гадость хранил? Говорил же: курить — курите, а закладки не делать! Опять Ольга с Марком дурили? Или вы?
Близнецы переглянулись. Изредка они набивали кальян марихуаной, но особо не увлекались. И хором запротестовали:
— У нас никто «Зеленого Дракона» не курит.
Ларс сжал кулаки: эта смесь стоила дорого, из наших многим была не по карману. Тем более что основные обитатели подвала — трейсеры, они почти не позволяли себе лишнего, понимая последствия.
— Подкинули? — пискнула я, кутаясь в плед. Несмотря на то, что солнце заливало комнату, меня знобило.
7
— Как пить дать! — близнецы начали разминаться. К ним присоединилось еще человека два.
— Ларс? А ты?
Он покачал головой:
— Сегодня без меня.
Я знала, что это значит — отказаться от бега. От полетов с крыши на крышу, от прыжков и трюков. Больше, чем движение, Ларс любил только рисование. И в глубине души жила надежда, что меня.
— Может, пойдешь?
Он покачал головой:
— Не сегодня. Устал.
Ложь. Милая и такая приятная! А для меня — крохотная искорка хоть чего-то хорошего в пучине безнадеги.
Как только мы остались одни, Ларс достал из рюкзака блокнот и карандаш:
— Попозируешь?
Меня? На бумаге? Он редко позволял себе делать такие наброски, берег для комиксов. И вот… Конечно, я согласилась. Уселась, как велели, чтобы свет падал красиво, чтобы тени лежали как надо. И пусть ноют уставшие мышцы, я останусь неподвижной столько, сколько нужно! Жаль только, мысли одолевают.
Хотя нет. Их не было. Ни одной, лишь пустота. Я так и не смогла поверить, что все это — взаправду.
— Что думаешь делать дальше? — Ларс кинул на меня короткий взгляд и снова уткнулся в блокнот.
— Не знаю. Не думала.
— Понятно, — он оживленно черкал в альбоме, иногда останавливался, закусывал губу и доставал ластик: не нравилось. — Но что-то надо делать…
Действительно. Куда идти? Меня ищут, даже на подработку не устроишься. И в город не выйдешь.
— Подвал перевернули, еще немного, и доберутся до Логова, — Ларс словно читал мысли. — Если уже не…
— Думаешь? — мне было все равно.
— Наверняка сдали, об этом месте многие знают.
Он был прав. Друзей, таких, которые «своих не выдают» у меня было немного. В подвале, да и здесь встречались скорее «по интересам», подчиняясь одному правилу: склоки не затевать, свинарник после себя не оставлять, чужих без разрешения не приводить. Так что…
— Ладно, близнецы не сдадут, мировые ребята. А вот Ольга…
Ларс снова попал в точку. Ольга давно положила на него глаз. Высокий, сильный, лидер — мета любой девчонки. Убрать соперницу легальным способом — этот дурой надо быть, чтобы не воспользоваться.
— Значит, пора уходить. — Мышцы затекли и я встала, чтобы сделать несколько упражнений. А заодно заглянуть через плечо художнику. Ларс этого не любил, но интересно же!
Какая красота! Даже не сразу поняла, что девушка, сидящая на краю крыши — я. Потому что я никогда не была такой красивой.
— Нравится? — Ларс повернул рисунок, чтобы было лучше видно. — Потом еще сделаю и подарю тебе, хочешь?
Разумеется, хочу! Восхищение талантом на мгновение вытеснило даже растерянность. А Ларс уже убирал блокнот в рюкзак:
— Только сначала решим, что дальше. Здесь тебе оставаться нельзя — одной, в темноте, да еще облавы эти… Я же с ума сойду!
— И что делать?
— Искать укромное место. Прыгать сможешь? Разогревайся!
Разминалась через боль. Труднее всего давалась растяжка, но я только крепче стискивала зубы — уже то, что вчера не свернул шею по пути до Логова — чудо.
— Вы куда? — удивились вернувшиеся близнецы.
— Бегать. Ларе нужно отвлечься’
Движение. Оно всегда помогало. И после очередной двойки по математике, и после тяжелого разговора с родителями, когда в наказание на неделю запирали дома.
Прыжок, кувырок через голову, мягко, как кошка. И также ловко вскочить на ноги, чтобы рвануть вперед, пить бьющий в лицо ветер и чувствовать, как он хлещет по глазам, больно, до слез.
Главное, не признаваться даже себе, что ветер тут ни при чем. И бежать дальше, готовясь оттолкнуться и лететь над пропастью, чтобы встретиться на той стороне с бетонной плитой, поросшей кое-где чахлой травой.
— Стой! — Ларс хватает за руку, и бег останавливается.
— Что?
— Совсем рехнулась! — в серых глазах боль и злость. — Жить надоело?
Восторг уходит. Наваливается пустота. И темнота, пусть солнце еще и не думает подплывать к горизонту.
— Что? — кажется, получается слишком грубо.
Вместо ответа Ларс подвел меня к провалу. Мамочки! Я это собиралась перепрыгнуть? Да тут только если крылья отрастить!
— Возвращаемся! — Ларс хрипит, словно что-то мешает говорить. — Перекантуемся в Логове, а там посмотрим.
— Опасно! — я вспомнила его слова. — Если облава…
— Тогда и будем думать. А пока тебе опасно бегать. Возвращаемся! И осторожно!
Путь в Логово показался бесконечным. Восторга больше не было, да и Ларс не позволял выйти за рамки: следил за каждым моим шагом, каждым движением. Дай волю — обвязал бы страховкой и переправил по веревкам.
— Уже? — вся компания была в сборе. Пришли даже те, кто предпочитал бегать в других местах.
— Уже, — Ларс открыл бутылку с водой и долго пил, а потом огляделся: — Лара пока поживет здесь. Узнаю, что кто-то выдал…
И посмотрел так, что все невольно вжали головы в плечи. Поверили. Да и не зря — драться Ларс умел и любил, не раз доказывал правоту кулаками. Потому и не совались к нам другие компании.
— А что она есть будет?
Вопрос снял напряжение. Некоторые полезли в рюкзаки, доставая прихваченные из дома припасы. Не бог весть что: бутерброды, печенье, синтетическая лапша быстрого приготовления, такие же супы…
— Вот это и будет! Где кипяток?
— Сейчас!
Газа и электричества в запретке отродясь не бывало. Каждый выкручивался как мог: кто-то жег костры, кто-то приносил автономные туристические плитки, кто-то разживался солнечными батареями. У нас же имелось несколько баллонов сжиженного газа. Откуда — Ларс молчал, зато в любой момент можно было не только вскипятить воду для чая, но и приготовить поесть. Правда, до такого не доходило, здесь никто никогда не оставался дольше, чем на сутки, а это время можно и на сухомятке посидеть.
В руки мне сунули бутерброд с дешевым сыром и кружку горячего супа. На поверхности плавали кусочки сушеных овощей, в основном морковная ботва и лук. Я выпила залпом. И поскорее зажевала бутербродом — после домашнего бульона есть это было невозможно.
— Ну, насмотрелись? — Ларс явно злился. — Расходимся, дайте человеку отдохнуть.
Ребята послушались. Ободряюще хлопали по плечам, девочки лезли обниматься, отчего становилось только хуже, и ныряли в проем.
— А ты? — спросила, когда мы остались одни.
— Что? — он явно удивился. — Сказал же, что здесь переночую!
— Когда? — я такого не помнила, разве что упоминания вскользь чего-то насчет «перекантуемся». Но обрадовалась: оставаться одной в зарпетке не хотелось. Страшно. Предыдущая ночь была не в счет.
8
Остаток дня просидела, свернувшись клубочком в кресле. Ларс что-то рисовал, уже на планшете и отложил его, только когда стало совсем темно.
— Есть хочешь?
Я не хотела. Я вообще ничего не хотела. Разве что умереть. Лучше — еще до того, как решила пойти в проклятое кафе.
— Какого черта он туда сунулся? — спросила у пустоты.
— Ты о чем?
— О саро. Зачем он пришел в это кафе? Они же предпочитают что-то посолиднее, подороже…
Ларс присел перед креслом на корточки:
— Рассказывай. Что за саро? И что за кафе?
Да, верно. Об этом я умолчала. Но слова рвались наружу и рассказывать было легко.
Ларс мрачнел.
— Действительно… какого. Но ты не виновата! Слышишь? Не виновата ни в чем! Подумаешь, толкнула!
— И прощения не попросила. Почему я этого не сделала, Ларс? Спина бы сломалась от простого поклона?
— Может, — он привстал, чтобы обнять, — потому что была не виновата? И это не ты его толкнула, а он — тебя?
Возможно, так и было. Память отказывалась помогать. Сам момент встречи вылетел из головы. Я помнила только потемневшие глаза, широкий разворот плеч и ладонь, тянущуюся к мечу. Тонкому, длинному, с мэнуки в форме стрекозы.
— Не знаю, — обхватила руками гудящую голову. Ничего не знаю!
— Тсс, — я сама не поняла, как оказалась на коленях у Ларса. Он обнимал, гладил по спине, укачивал, как ребенка. Шептал что-то ласковое… И было так хорошо выплакаться на его надежном плече, а потом заснуть, согреваясь теплом сильных рук.
Проснулась оттого, что луна заглядывала прямо в окна. В ее свете предметы казались чужими, меняли очертания и в тенях таилось что-то жуткое. Захотелось спрятаться под одеяло с головой, зажмуриться, отгораживаясь от страхов.
А потом стало все равно. Чего мне бояться? Самое страшное уже произошло.
Мысли не давали заснуть снова. Крутились в голове бесконечной лентой, завязывались в узел и возвращались к началу. Ларс тихо сопел, подложив под щеку ладони.
Стало стыдно. Верчусь тут, а он, вместо того чтобы провести ночь в своей постели, ютится на продавленном диване. Ему утром на работу, да и дома будут неприятности — несмотря на совершеннолетие, родителям не нравилось, если сын не приходил ночевать.
Осторожно села, нащупала кроссовки и тихо подошла к окну.
Луна казалась огромной. Она заливала бледным светом все вокруг и в стекле отражался беспорядок, царящий в комнате.
Я поняла, что задыхаюсь. Что не могу стоять на месте, тело требовало движения.