Ларс не проснулся, когда я приоткрыла дверь. Пели тщательно смазывались, так что она не скрипела, а ходить бесшумно я научилась давным-давно: если не умеешь владеть телом, в паркуре делать нечего!
Как и сумасшедшие, решившим бегать ночью.
Но мне терять было нечего, а горе требовало выхода в движении. Я чувствовала, что рехнусь, если не подчинюсь безумному желанию и не видела ничего, только тропу, ведущую к луне.
Железная балка, перекинутая от стены к стене. Где-то внизу, невидимые в темноте, торчат пруты арматуры, острые и ржавые, как и почти все вокруг.
Бетонное перекрытие, достаточно широкое для разбега. Крыша другого дома ударяет в плечо, когда я приземляюсь перекатом. Вскочить и мчаться дальше, выше, быстрее. Так, словно от этого зависит моя жизнь.
Перемахиваю покосившиеся перила какого-то балкона, перескакиваю на другой, пониже, карабкаюсь, чтобы тут же скользнуть по наклонной доске… А потом снова вверх, на надрыве, до боли в ногах и легких, до ощущения, что сердце вот-вот вырвется из груди…
Я не видела, куда наступаю. Не замечала, что перепрыгиваю. Смотрела только на цель — самое высокое здание в запретке. Оно торчало осколком гнилого зуба, щерилось металлическими каркасами и перемалывало смельчаков бетонными краями крошащихся плит.
Я не видела этот оскал. Не сегодня. Не сейчас. Главное — луна! И плевать, что сорваны ногти, что одежда в грязи и порвана, что кровоточат руки. Главное — вперед!
Я смогла отдышаться, только стоя на самом верху. Прозрачно-серые пятна на Луне ничуть не уменьшали ее сияния. А вот звезды блекли перед величием ночной госпожи, и даже далекие огни Города казались тусклыми.
Они мерцали вдали и напоминали планктон на поверхности океана. Я никогда не видела, как светится море, но давно умершие авторы любили описывать это явление в своих романах.
Красиво до боли. И также холодно.
И одиноко.
Меня обступала темнота. Свет — он был далеко, слишком далеко, чтобы дотянуться, чтобы стать его частью. А вот мрак казался глубоким и вечным. Он манил не меньше далеких огней, переливающийся, словно драгоценности, которыми высшие саро украшают своих женщин.
Несмотря на теплую ночь, ветерок уже успел нахвататься сырости в заброшенных домах и теперь остужал разгоряченное бегом тело. Меня знобило, но уходить не хотелось, так прекрасен был ночной Город.
И Луна.
Она вставала над ним огромной жемчужиной, светящимся шаром, напоминая о вечности.
Пройдет время и разруха раковой опухолью расползется от запреток к новым пока домам. Разрушит здания, погасит огни. Успокоит вечный шум, не будет ни рева двигателей, ни музыки, ни смеха.
Не останется ничего.
Меня тоже не останется. А главное — утихнет эта ноющая боль! Так, может, и не стоит ждать так долго? Раскинуть руки и сделать один шаг. Оттолкнуться и прыгнуть как можно выше и как можно дальше?
— Стой! — меня откинуло от края. — С дуба рухнула? Идиотка!
Растрепанный Ларс не стеснялся в выражениях. Даже замахнулся пару раз, но ударить не посмел.
А я смотрела на него, лежа на жестком бетоне и чуть не плакала от досады. Не успела! Всего один шаг — и не успела!
— Ты хот понимаешь, что чуть не натворил?
Ларс присел на корточки и наклонился. Его лицо оказалось близко-близко и щеки блестели, словно мокрые.
— Ты… плакал? Почему?
— Ну точно идиотка! — меня рывком подняли на ноги и оттолкнули подальше от края. — Сама не догадываешься?
Я огляделась.
Город все так же мерцал вдалеке мириадами разноцветных огней. Луна по- прежнему висела над головой, а темнота затаилась в углах и между осколками бетона.
Но очарование уже пропало. Это были просто ночь, луна и Город.
На смену восторгу пришла усталость.
— Прости, — наверное, надо было сказать что-то еще, но сил не осталось. — Давай возвращаться.
Движение все так же приносило удовольствие. Но эйфория, которая привела меня на высотку, не вернулась. Оно и к лучшему — безопаснее.
В Логове Ларс толкнул меня на диван и упал сверху. Под спиной жалобно застонали старые пружины.
9
Ларс приподнялся на руках, так, чтобы оказаться лицом к лицу. Резкие тени искажали реальность и глаза казались бездонными:
— Дура, — меня обдало мятным дыханием. — Какая же ты, Ларка, дура! Разве можно вот так просто отказаться от жизни?
Я не боялась того, что должно было случиться. Лежала на диване, парень — сверху. Между нами только одежда, не мешающая чувствовать.
Будь что будет!
От моего прикосновения Ларс дернулся, как от удара. И тут же скатился на пол.
— Извини! — настала его очередь просить прощения. — Я просто очень сильно испугался.
На языке вертелась колкость, но я сдержалась. Он меня хотел, что чувствовалось даже через джинсы. И почему-то это казалось правильным.
— Ларс, — протянула руку, погладила по голове, взъерошила и без того лохматые волосы.
— Не надо, — он отстранился и потянулся к рюкзаку.
Стало страшно, что он сейчас уйдет, оставит одну в темноте, наедине с луной и городскими огнями и чуть не заскулила от ужаса.
Но Ларс просто достал термос, в который еще вечером налил кипяток.
— Наверное, кофе нам обоим не помешает.
Порошок сублимата растворился мгновенно. Сахара не было, да еще Ларс не отмыл термос после бульона. Так что мы пили пахнущую курицей кисловатую бурду и смотрели в окно.
— Зачем ты это сделала? — прервал Ларс тягостную тишину.
— Не знаю, — сказала честно. — Сама не понимаю, что на меня нашло.
— Наверное, это шок.
Мы снова надолго замолчали.
Да, так и есть. Шок. Я грелась, прижавшись к Ларсу, слушая его дыхание, успокаивалась и думала, что последняя дура, если решилась на такое. Наверное, лучше какое-то время никуда не выходить, чтобы снова не поддаться тоске.
— Почему ты остановился?
Он отпил кофе и повернул голову. Лена на миг отразилась в темных глазах и исчезла.
— Потому что это неправильно. Совсем неправильно. Здесь все не так: не пойми где, на старом диване… Ну и не хочу, чтобы ты потом говорила, что я воспользовался ситуацией.
— Знаешь ведь, что не скажу.
— Знаю, — улыбнулся он. — И все-таки… давай подождем.
— Квартиры, хорошей кровати и свежих простыней?
— Хотя бы твоего совершеннолетия! — легкий щелчок пальцем по носу заставил поморщиться. — Я так понимаю, что спать мы сегодня больше не будем? Тогда, может, попозируешь?
— Если только покажешь, что получилось!
Темнота скрыла грязь на одежде и опухшее лицо. Ларс поставил меня к окну и луна с городом превратились в фон.
— Вытянись, как будто пытаешься взлететь!
— Раскинь руки. Шире! Ты хочешь обнять весь мир!
И я послушно тянулась, обнимала, садилась на пол или приподнималась на цыпочки. А потом, когда Ларс разрешил передохнуть, вцепилась в его планшет.
И снова себя не узнала.
Эта девушка на рисунках была кто угодно, но только не я! Тонкая, стремительная, прекрасная…
— Нравится?
— У тебя настоящий талант! Ты будешь знаменитым художником, вот увидишь!
— Твои слова да Богу в уши… — Ларс вздохнул и принялся исправлять рисунок. Там тень лежала не так, как хотелось бы художнику, а здесь линия показалась нечеткой.
— О чем думаешь? — сейчас он казался очень далеким, этот гений.
— Да так… О разном.
— Например?
Я видела, что ему не хочется говорить. Но любопытство оказалось сильнее такта.
— Ну Ла-а-а-арс!
— Ты несовершеннолетняя! — отрезал сердито.
Так вот в чем дело!
Я отскочила к окну, встала так, чтобы луна освещала целиком, как учил Ларс. И одним движением сбросила сначала толстовку, потом футболку.
— Прекрати! — Ларс оказался рядом, схватил за руки, не давая продолжить. — Что ты творишь?
— Сегодня такая безумная ночь… — я понимала, что он прав, но остановиться не могла. — Так дай же побезумствовать!
— Только белье не снимай, — попросил Ларс осипшим голосом. И отступил.
Пришлось подчиниться. Джинсы, кроссовки. Но не трусики, хотя меня смущала скромная ткань — я не любила кружева и носила простой трикотаж без швов. Он не стеснял движений, и сейчас казался таким убогим!
— Замри!
Так и застыла вполоборота к окну, подняв руки, чтобы поправить волосы. Их пора было помыть, но темнота скрыла несовершенства.
Ларс рисовал.
Планшет мягко подсвечивал его лицо, а я была готова вечно любоваться этой линией скул, тонким прямым носом, твердым подбородком, всегда гладко выбритым.
Он был безумно красив, мой Ларс. Не то что я.
Но на его портретах я преображалась. Менялась. Становилась прекрасной.
Нестерпимо захотелось увидеть рисунок.
— Покажи, — бетон холодил ступни, но кого это волнует. Какая разница, замерзну или нет, когда там… такое!
Дыхание перехватило.
— Это…я?
Нет, определенно — нет! Потому что такое просто невозможно!
Огромная луна заглядывала в окно. Не знаю, как Ларс умудрился нарисовать прозрачные стекла, но он там были! Ловили призрачный свет, чтобы серебряным потоком вылить его на… богиню.
Высокая, прекрасная, далекая и… высокомерная в своей порочности. Идеальное тело и длинные волосы не скрывают безупречного изгиба спины. И мне сейчас неважно, что на самом деле ношу короткую стрижку, потому что это… все-таки я.
Недосягаемая звезда. Совершенство.
Неужели он действительно видит меня… такой?
На глаза навернулись слезы. Из груди вырвался всхлип, который заставил Ларса поднять глаза от планшета.
— Что случилось? Лара, ты же вся дрожишь! Руки ледяные. Ну-ка!
Он усадил меня в нагретое им самим кресло, укутал в плед. И притащил горячий кофе, пахнущий куриным бульоном:
— Подостыло уже, чай не заварится. Подожди, я принесу твою одежду!
И от этой заботы становилось сладко и больно, так что я не могла остановиться и плакала, плакала, плакала… А Ларс снова укачивал, как маленького ребенка, целовал в мокрые щеки и называл себя идиотом.
От этого тоже становилось хорошо.
10
Когда небо за окном посветлело, Ларс посмотрел на часы — откуда в логове взялся механический монстр с маятником, не знал никто.
— Я тут подумал… В художке всегда нехватка моделей, а у тебя фигурка — закачаешься. И позируешь как надо. Конечно, не бог весть что, платят копейки, но хоть что-то…
— Спасибо! — еще вчера я не знала, как и на что буду жить, а теперь в безнадеге появился хоть какой-то просвет.
— Главное, там документы не спрашивают.
Это было определяющим. Куда мне сейчас официально оформляться, с лицом, засвеченным на телеканалах.
— А если меня узнают?
— Всем пофиг. Говорю же — хороших моделей нет, рисуем уродцев. Людой поймет, что если сдаст тебя, снова будет пялиться на стариков и жирных телок. Ну? Рискнешь?
— Рискну!
Все равно выхода не было.
— Вот и ладненько. Одевайся, а я сгоняю за завтраком и позвоню родителям, чтобы не волновались. И пойдем жилье искать, иначе с тобой рехнуться можно.
— Тебе же на работу!
— Обойдутся денек, — отмахнулся Ларс. — Знаешь, чувствую себя семейным человеком… уже и квартиру ищу!
Из окна хорошо было видно, как парень преодолевает маршрут. Неужели он действительно любит? Настолько, что готов поселиться в этой проклятой заброшке, лишь бы уберечь от опасности? И работу почти что нашел, сама бы я ни за что не догадалась.
Теперь можно было зажечь конфорку не боясь, что кто-то увидит отблеск пламени. Вскипятить чайник, достать галеты и вчерашние бутерброды.
Неужели это… навсегда? Вот так прятаться, вздрагивать, подозревать всех и вся?
С чашкой чая я снова подошла к окну.
Небо стремительно светлело, избавляясь от остатков ночи. От понимания, что еще несколько часов назад я хотела покончить с собой, стало жутко. Чтобы отвлечься включила планшет и пролистала рисунки.
У Ларса талант. Для того чтобы брать уроки в убогой художественной школе, он пашет как проклятый. А теперь еще меня готов содержать, а значит, лишать себя чего-то очень важного. Возможно, мечты.
Допустить такого я не могла.
А если повторить ночную вылазку?
От этой мысли стало по-настоящему страшно. Дура! Кто-то разрушил твою жизнь, а теперь уничтожает будущее единственного близкого человека. Покорно проглотить и исчезнуть?
Я перевела взгляд на призрачное отражение в стекле.
— Ты спустишь это ему с рук?
Ну уж нет!
Но чтобы противостоять саро нужны связи. А значит, я просто обязана сдать чертов Экзамен, потому что другой возможности получить престижное образование и выбраться из этой дыры нет.
— Какой Экзамен? — ухмыльнулось отражение. — Ты объявлена в розыск!
— Значит, куплю новые документы.
— На какие шиши? — не унималось мое второе я. — На те, что заработаешь в дыре под названием «художественная школа»?
Все верно. Чтобы исчезнуть и возродиться под другим именем нужны деньги. Много денег. Легально столько не заработать.
— Хватит!
Я подышала на стекло. Отражение пропало, скрывшись за крохотными капельками.
Вот бы так же легко было заставить исчезнуть убийцу!
Горький смех перешел в кашель, но вернувшегося Ларса встретила улыбка:
— Что принес? Я жутко голодная!
Мой любимый парень рассмеялся и поставил на стол пакет с логотипом ближайшей забегаловки. Вредно, но сытно, вкусно и недорого.
— Давай завтракать. День предстоит тяжелый.
11
Мы успели улизнуть до того, как в Логово явились остальные. Впрочем, с утра сюда мало кто приходил, являлись после школы и работы, еще до того, как стемнело, а потом перебирались в заброшку в Городе.
Для меня же он, сияющий, прекрасный и полный жизни, был закрыт.
— Не волнуйся, — вынырнул из очередной дыры Ларс, — дольше месяца мы здесь не задержимся. Все успокоится и вернемся.
От этого «мы» снова хотелось плакать. Не верилось, что я все-таки не одна и в то же время было страшно за Ларса. У человека есть мечта, работа, родители, а он тратит время на какую-то ерунду… На меня. Но протестовать не хотелось, не было ни сил, ни желания. Все-таки это очень приятно, когда о тебе заботятся.
— Давай-ка вон туда заглянем, — указал Ларс на очередные развалины.
В отличие от прошлых, это здание когда-то было двухэтажным. Крыша провалилась, часть стены развалилась, осев на землю грудой кирпича. Но за ней щерилось осколками стекла подвальное окошко. Крохотное, только-только проскользнуть.
Внутри уже кто-то оборудовал жилище, но судя по слою пыли и кучкам песка, давным-давно сюда не заглядывал.
— Отлично! Тут даже плита есть! Притащу газовый баллон, выкинем мусор, занавеску повесим…
Я тоже заразилась энтузиазмом Ларса. Ну и что, что мы здесь только до осени? К тому времени страсти поулягутся, можно будет вернуться, а если еще и работу найду…
Снаружи кто-то выругался. И тут же смолк, словно и эти звуки были лишними. Захрустели под ногами камешки, тихо, сторожко.
Ларс прижал палец к губам и кивнул на стоящий торцом к стене шкаф. Покосившиеся дверцы трогать было нельзя, скрип тут же бы выдал нас, но если втиснуться в угол и присесть, натянув на лицо темный капюшон, можно отсидеться.
Ларс прокрался к окошку. И тут же присел, давая мне знак затаиться.
В поле зрения мелькнули ноги в тяжелых форменных ботинках. Армия или полиция? Неужели… облава?
Время от времени в запретке появлялись служители закона. Они прочесывали все более-менее целые здания, заглядывали в подвалы, искали нарушителей. Обычно довольствовались бомжами и наркоманами, на высоту или в сильно разрушенные дома не совались, так что мы спокойно отсиживались в Логове, как и остальные группы. Просто не тренировались в этот день, да старались не подходить к окнам.
Но сегодня что-то пошло не так.
Люди в форме заглядывали во все дыры, во все щели. Даже пытались карабкаться по выщербленным стенам. Наш подвал спасала груда битого кирпича, но ненадолго.