— Пригласить на прогулку, — чуть ли не смущенно сказал Габриэль, и Вера тотчас же добавила:
— Раз вы решили начать все заново и по всем правилам, то я сегодня буду вашей старушкой-дуэньей и прослежу за тем, как вы будете себя вести. А дальше справитесь сами.
Эльза не выдержала и рассмеялась, настолько все это было трогательно и мило. Сейчас слова Веры почти вернули ее в юность, когда Эльза верила, что мир хороший и добрый, и еще не перестала петь.
— Конечно, я согласна, — с улыбкой сказала Эльза. — Проходите в гостиную, я не заставлю вас долго ждать.
Проводив гостей и невольно пожалев о том, что не держит служанку, которая сейчас подала бы кофе, Эльза быстрым шагом направилась в спальню — собираться. Открыв платяной шкаф и вытащив вешалку с платьем, Эльза вдруг подумала: а ведь она уже успела забыть, как это бывает, когда перед свиданием тело охватывает теплым внутренним трепетом, и отражение в зеркале подмигивает и улыбается, говоря, что все идет так, как надо, что все будет хорошо.
Ей очень хотелось в это поверить.
Нырнув в платье, Эльза подумала, что все сделала правильно. Она сумела договориться с самым страшным человеком королевства о том, что они начнут поступать так, как положено при знакомстве и нормальных отношениях. Она убедила Габриэля не душить и не причинять ей боли. А там… Задумчиво взглянув на себя в зеркало и мелкими движениями подщипав щеки для румянца, Эльза подумала, что ей, возможно, повезло. В конце концов, она никто — сирота из когда-то благородного семейства — но у нее завязались отношения с племянником короля.
Как сказала бы баронесса Маргжетта, грешно упускать такой случай. Особенно учитывая, сколько народу сейчас на стороне Эльзы.
Они отправились выпить по чашке кофе в тот самый ресторанчик, где совсем недавно Эльза сидела с Беном, и Габриэль вытребовал у него обещание никогда больше не приближаться к ней.
— Здесь самый вкусный кофе в столице, — заметила Вера, когда они поднялись на веранду. — Только что-то сегодня слишком много народу.
Эльза хотела было что-то ответить — и осеклась, увидев за одним из столиков Бена, сидевшего в компании экзотической седоволосой девушки. Габриэль, который почти всю дорогу молчал, лишь иногда отделываясь от кузины неловкими репликами, взял Эльзу за руку — и она каким-то шестым чувством поняла, что дело не в том, что Бен рядом.
Дело в девушке.
— О, Бен! — воскликнула Вера, и Бен, проворно выбравшийся из-за столиков, осторожно пожал протянутую девичью руку. — Как поживаете?
— А, так вы знакомы, — проворчал Габриэль. Он словно опомнился, понял, что Бен откуда-то знает его кузину и, должно быть, понял, что с этим надо как-то смириться. Вера кивнула, одарив Бена легкой улыбкой.
— Да, мы ходили на лекции к профессору ауф Айзену, — сообщила Вера, и Бен тотчас же подтвердил:
— Всеобщие начала механики. Сидели на последнем ряду лектория и спорили про закон сохранения энергии, — он посмотрел на Веру с тем теплом, с которым смотрят на старую подругу, которая осталась только подругой, так и не став любовью, а потом обернулся к экзотической девушке и произнес: — Пойдемте, я познакомлю вас с моей сестрой.
Магда ауф Перес была бы исключительной красавицей, если бы не маска, закрывавшая половину ее лица: белый фарфор делал девушку похожей на куклу или изваяние, и Эльза вздрогнула, когда Магда промолвила мягким, почти материнским тоном:
— Добрый день, господа. Ваше высочество, я счастлива наконец-то познакомиться с вами. Бен много о вас рассказывал.
— И я рада, — Вера осторожно пожала протянутую руку и кивнула в сторону Габриэля: — Мой брат, Габриэль ауф Вилберн.
— Я знаю, кто он, — улыбнулась Магда и похлопала по свободному стулу рядом с собой. — Присаживайтесь, друг мой, посмотрю на вас. Никогда не видела второго Привратника Смерти.
Габриэль послушно сел рядом с Магдой, словно его потянули за невидимые веревки. Бен понимающе кивнул и махнул официанту, чтоб несли кофе. Магда протянула руку и легонько дотронулась до виска королевского палача — тот вздрогнул, словно от удара тока, но не отстранился от этой узкой руки, унизанной браслетами.
— Второго Привратника Смерти? — негромко поинтересовалась Вера, склонившись к Бену. — Она что, первый?
Эльза вспомнила их с Беном поездку и рассказ о том, что Магда попала в Прорыв — и выжила. Как и Габриэль когда-то.
— Да, — кивнул Бен. — Просто она действует немного иначе. Не убивает людей, а отнимает у них неизлечимые болезни и беды. Господин ауф Вилберн открывает двери перед Смертью, а моя сестра, если так можно выразиться, их закрывает.
В голосе Бена прозвучала с трудом скрываемая гордость. Он искренне уважал и любил сестру — настолько же сильно, должно быть, презирая королевского палача.
— Невероятно, — едва слышно произнес Габриэль, и Эльза, посмотрев на Магду, вдруг увидела, что на ее маске проступают тонкие золотые линии, складываясь на белизне фарфора в узор из хризантем. — Значит, вот так ты и живешь…
— Вот так и живу, — улыбнулась Магда, и убрала руку от лица королевского палача, обрывая их безмолвный разговор. Эльза сидела ни жива, ни мертва, чувствуя, что сейчас происходит что-то невероятно важное не только для Габриэля, но и для всех.
Встретить второго Привратника Смерти! Невероятно!
— Надолго ты в столицу? — поинтересовался Габриэль. Все остальные, сидевшие за столом, словно стали второстепенными персонажами при разговоре главных героев — это чувство не оставляло Эльзу, и, отпив кофе, она не почувствовала вкуса.
Магда казалась ей одновременно прекрасной и пугающей. Она хватала Смерть в обнимку и швыряла на обе лопатки, она побеждала, и ее поле под красным небом было засеяно белыми хризантемами.
— Возможно, навсегда, — призналась она. — Мне нужно сменить климат, на юге слишком жарко. Ну, а ты?
Габриэль вдруг обернулся к Эльзе, словно искал поддержку, и его лицо обрело какое-то растерянное и почти испуганное выражение — оно напугало Эльзу так, что у нее даже живот заболел.
— А что я? — спросил Габриэль, стараясь выглядеть невозмутимым и не показывать, насколько его потрясла эта неожиданная встреча.
— Твое будущее выглядит очень расплывчатым, — призналась Магда. — Твоя судьба решается в эти дни, и только от тебя зависит, какой дальше будет твоя жизнь. Ты должен сделать выбор… я затрудняюсь сказать, что именно ты должен выбрать. Но, Габриэль, ты либо продолжишь жить, как жил, среди своих нарциссов, либо…
Магда умолкла и неопределенно пожала плечами.
— Либо смогу ожить в мире живых, — закончил Габриэль. — Да, Магда. Я понимаю, о чем ты.
* * *
Привратники Смерти и сами в определенном смысле мертвы. Для того, чтоб выполнять свою работу — тяжелую, угрюмую, ту, которая растаптывает дух и иссушает плоть ежедневным соприкосновением с тьмой — им надо утратить себя. В принципе, это и есть смерть. Так Габриэлю говорил его наставник Иоахим ауф Митт, тогдашний королевский палач. Узнав о том, что у него наконец-то появился преемник, господин Иоахим даже улыбнулся, впервые за несколько десятков лет.
У Габриэля было поле с нарциссами. Господин Иоахим проводил свободное время в оранжерее, выращивая белые кустовые розы — в точности такие же цветы, должно быть, заполняли его внутренний темный мир под багровым небом. Однажды маленький Габриэль видел, как королевский палач, проходивший по оранжерее, быстрым движением сорвал испорченный бутон в глубине кустов так, что не дрогнули ни цветы, ни листья. Стоит ли говорить о том, что после его смерти белый розарий иссох за какие-то сутки…
— Ожить в мире живых, — согласилась Магда. — Так и есть.
Вера осталась в компании брата и сестры ауф Перес, решив, что ее роль дуэньи уже выполнена, и молодые люди дальше смогут справиться и без нее, и Габриэль с Эльзой неторопливо побрели по улице в сторону набережной. Габриэль подумал, что судьба ходит по кругу. Они начали именно в этом месте и снова сюда вернулись. Оставалось надеяться, что сегодня обойдется без Прорывов.
Сегодня это место было залито ярким солнцем, гуляющий народ бродил по набережной, стоял на изящных изогнутых мостах и рассаживался в прогулочные лодочки. О Прорыве, который случился здесь совсем недавно, все уже успели забыть. У подножия памятника победителям-морякам весело отплясывали мимы в белых безразмерных балахонах, представляя картинку из жизни северян, отличавшихся добродушием и завидным тупоумием. Зрители были благодарными — они смеялись, аплодировали, и в коробочку для подаяния, стоявшую неподалеку от мимов, так и сыпалась медь и мелкое серебро.
Но мимы Эльзу не заинтересовали. Она практически тянула Габриэля за руку, чтоб отойти от памятника подальше, и, когда белые балахоны остались позади, то Габриэль спросил:
— Что с ними не так?
— Я их боюсь, — смущенно призналась Эльза, словно говорила о чем-то по-настоящему стыдном. — С самого детства. Мне всегда казалось, что там не люди, что там… — она замялась и добавила: — Что там какое-то зло. Оно просто притворяется человеком, чтоб подобраться поближе и ударить.
— Очень может быть, — задумчиво согласился Габриэль. — Зло часто надевает личины. А мне этого делать не надо, меня и так все видят.
Он надеялся, что Эльза не обратит внимания на то, какими взглядами их провожают гуляющие. Неоднозначная внешность Габриэля притягивала чужие взгляды, в которых плескалось понимание: вот идет королевский палач. Человек, который убивает. А сейчас, надо же, с девушкой, не повезло ей, бедняжке…
— Ты не зло, — сказала Эльза таким тоном, который не оставлял пространства для спора. — Мне, во всяком случае, хочется так думать.
— Надо же, — усмехнулся Габриэль. — Иногда мне хочется того же самого.
Некоторое время они шли молча. Чуть дальше от памятника, не доходя до причала, где останавливались прогулочные лодочки, украшенные разноцветными лентами, была белая ротонда — там сейчас играл маленький оркестр, и певица, высоченная и настолько рыжая, что делалось больно глазам, пела какой-то старинный романс о любви. Габриэль слышал его в далеком детстве, когда еще были живы родители: отец пел его матери по вечерам…
Эльза остановилась и некоторое время слушала приятный, не по-женски низкий голос певицы, а потом, когда романс закончился, вдруг призналась:
— А ведь я когда-то тоже пела…
По ее лицу скользнула тень, и Габриэль подумал, что видел такие лица у людей на кладбищах. Стоишь у могильного холмика, поросшего травой, и понимаешь, что все, что было и имело какой-то смысл, давным-давно прошло, мечты и чувства высохли, и их развеяло пылью по ветру — и от этого понимания чувствуешь не грусть, а светлую печаль.
— Почему ты перестала? — спросил Габриэль и добавил: — У тебя приятный голос.
Эльза посмотрела на него так, словно пыталась понять, до каких границ можно доверять Привратнику Смерти, а потом ответила:
— Потом Сандини меня бросил. С тех пор я больше не пела.
«Значит, я правильно сделал, что подхолостил его», — подумал Габриэль, а вслух сказал:
— Я бы хотел послушать, как ты поешь, — Эльза посмотрела на него чуть ли не с мольбой, словно боялась, что он ее заставит, и Габриэль поспешно добавил: — Не настаиваю, конечно. Только если сама захочешь.
Теперь оркестр играл легкий народный танец, и возле ротонды уже кружилось несколько пар, в основном, из молодежи. Габриэль смотрел на них — воздушных, невесомых, счастливых — и не знал, что чувствует. Неужели вот это и есть счастье? Обычное, человеческое, простое — сжать в объятиях девушку и танцевать с ней просто потому, что тебе это нравится…
Он, разумеется, умел танцевать, этому учили всех принцев и принцесс, и какое-то время Габриэль даже делал успехи — потом ему стало скучно, и он почти забросил танцы, а потом стал Привратником Смерти, и его начали занимать другие вопросы. Он почти забыл о том сладком восторге, который иногда накрывал его в те моменты, когда он скользил по паркету.
— Потанцуем? — вдруг произнес Габриэль неожиданно для самого себя.
Эльза посмотрела на Габриэля с каким-то веселым удивлением, словно не ожидала, что он в принципе способен предложить что-то похожее. Возможно, она даже хотела отказаться, но музыканты вскинули смычки, зазвучала новая мелодия, и Габриэль подхватил Эльзу и закружил в танце.
Лица людей, стоявших возле ротонды, смазались, закружившись в цветном хороводе. На какой-то миг Габриэлю стало тяжело дышать, а горло и грудь стянуло мучительным спазмом. Музыка несла его и Эльзу куда-то прочь от набережной, от города, от людей, которые сейчас удивленно смотрели на королевского палача и его спутницу. Габриэль даже почувствовал прикосновение страха, вдруг подумав, что он что-то делает не так, и в висках застучали знакомые молоточки.
Он взглянул на Эльзу и вдруг удивленно обнаружил, что девушка счастлива. Глаза ее были закрыты, словно Эльза спала, а на губах танцевала счастливая и чуть смущенная улыбка, будто сон, который ей снился, был очень хорошим, будто она вернулась в детство и юность, еще не опороченные ни Сандини, ни Привратником Смерти. Сейчас Эльза казалась невесомой, бабочкой, летящей вверх по солнечному лучу. Сейчас она всей своей сутью принадлежала простому счастью — жить, танцевать, любить жизнь и наслаждаться ею.
Боль в груди усилилась, словно и душа, и тело протестовали против того, что делал Габриэль. Привратнику Смерти не положено танцевать, это для него слишком смешно и несерьезно. И в то же время что-то твердило, что не стоит быть таким, как господин Иоахим, который улыбнулся всего два раза за всю свою долгую жизнь.
Это не было грехом — это было хуже любого греха. И он, Габриэль, совершал этот грех с пятнадцати лет.
Музыка иссякла, словно вода, и, когда танцующие пары остановились, Габриэль несколько мгновений не мог поверить, что на этом все и закончилось. Грудь и горло по-прежнему сдавливали невидимые пальцы, почти не давая дышать, но, несмотря на это, Габриэлю было легко и свободно. Эльза в его объятиях казалась легкой-легкой. Она смотрела на Габриэля, и в ее глазах был свет.
— Что скажет этикет, — негромко произнес Габриэль, — если я решу тебя поцеловать?
Кажется, на них смотрели — разумеется, королевский палач и его подруга привлекли всеобщее внимание. Кажется, те, кто сейчас собрался слушать музыку у ротонды, негромко говорили именно о них. Но Габриэлю было все равно.
— Ничего, — так же негромко откликнулась Эльза. — Потому что я сама тебя поцелую.
И осторожно, будто боялась спугнуть то чувство, что возникло между ними, прикоснулась губами к его губам.
* * *
Вечер завершился так, как и полагалось по этикету.
Габриэль проводил Эльзу домой, и, когда она предложила ему чашку кофе, ответил:
— Лучше в другой раз. Если уж мы начали по правилам, то будем их придерживаться.
И Эльза почему-то очень обрадовалась. Закрыв дверь за Привратником Смерти, она задумчиво прошла в гостиную, всем телом ощущая то непривычное чувство, которое возникло между ними сегодня. Встав у окна, Эльза увидела, как Габриэль прошел немного в сторону перекрестка и махнул рукой, останавливая экипаж. Кучер посмотрел на своего седока с нескрываемым страхом, Габриэль устроился на скамье, и экипаж быстро двинулся в сторону центра.
Эльза поежилась и энергично растерла руки. Их «как бы настоящее первое свидание» прошло хорошо, так, как и полагалось. После истории с Сандини Эльза перестала петь и была уверена, что никогда и ни с кем больше не захочет танцевать — но сегодня она танцевала.
Господи, она не могла в это поверить. Все это словно случилось с кем-то другим, а не с ней. Эльза чувствовала себя цыпленком, который выбирается из скорлупы и видит, что мир-то на самом деле огромный, прекрасный, полный чудес и удивительных событий, мир гораздо больше, чем она могла бы себе представить. И Эльзе казалось, что Габриэль испытал сегодня что-то похожее.
Он тоже выбирался из скорлупы. Он пробовал оставить позади поле нарциссов под низким багровым небом. Наверняка ему было тяжело и трудно — но Эльза откуда-то знала, что Габриэль тоже чувствует себя счастливым.