— Я старалась. Дола многое умеет и готова выполнить любую твою прихоть.
— Пусть танцует для меня, — объявил жрец. — И не прольет ни капли.
«Ого, — подумала я, — неужели девушке поставят на голову сосуд с вином?» Пару раз в неделю мы с Аришкой ходили на восточные танцы и заимствовали оттуда много движений для своих выступлений. Меня всегда восхищало умение женщин владеть своим телом и исполнять утонченные и сложные танцы. А еще я любила сочетать восточные традиции с современными стилями — публика была в восторге. Жаль, что Костик не разрешал мне выступать сольно. Я могла бы взорвать зал не хуже, чем его любовница. Дайте мне музыку, сцену и жадные мужские взгляды, и Варвара Анатольевна предстанет перед вами в совершенно другом образе.
Ход моих мыслей прервал громкий хлопок в ладоши. Брюнетка поднялась с колен и подозвала двух слуг. В их руках я заметила забавные музыкальные инструменты: небольшие флейты, состоящие из двух рядов тростниковых трубочек, связанных между собой. Затерянный в лесном массиве мир удивлял меня все сильнее.
Потупив глаза, музыканты приступили к игре. Меня поразили услышанные звуки — мелодичные, переливчатые, как весенняя капель, они словно струились по воздуху. Проникали, кажется, в самую душу и уносились высоко в раскаленное солнцем небо. Такие чистые и нежные звуки я не ожидала услышать в этом абсолютно диком краю.
Дола испуганно вздрогнула. «Вот глупая, — подумала я, — разве можно бояться танца? Что может быть прекрасней, чем двигаться в такт удивительной музыке и чувствовать полный восхищения взгляд такого мужественного и соблазнительного мужчины. А присутствие соперницы должно обострить чувства, добавить в них перчика».
Спустя минуту мне захотелось забрать свои невысказанные слова обратно. Темноволосая Амула придирчиво выбрала из всего разнообразия сосудов один, изготовленный из тыквы-горлянки. Наполнила его чем-то белым, похожим на молоко. Подошла к бледной Доле и приказала ей раздвинуть ноги. После чего ввела в ее женское естество удлиненный конец диковинного сосуда и вылила его содержимое. По моим расчетам — грамм сто молока. Удержать его в себе и при этом станцевать — настоящее испытание. Только настоящие искусницы, в совершенстве владеющие своими интимными мышцами, способны на такой подвиг.
«Вот так жрецы, вот так затейники! Заниматься сексом с обычными девушками — не для них, им подавай наложниц, способных довести до оргазма одной силой мысли. Интересно, сколько времени потребовалось наставнице для того, чтобы превратить варварку в жрицу любви. Что ж, сейчас увидим, на что годится Дола. Сочтет ли жрец ее достойной любовницей».
Рыжеволосая одалиска поднялась на ноги. Вымученно улыбнулась жрецу, вскинула вверх тонкие руки. Браслеты на ее запястьях жалобно звякнули, сочувствуя хозяйке. Слуги заиграли громче, добавили звукам страсти и ритмики.
Амула подала Доле руку и помогла ей забраться на лавку. Теперь танцовщица стояла рядом со своим господином, и он мог видеть все, что происходит с ее юным телом.
— Давай же, удиви меня, — подбодрил жрец девушку. Его речь была правильной, без тени дикости.
Мне казалось, что я снова переместилась во времени и пространстве. И из первобытного мира перенеслась в гарем восточного султана. Внутренний голос упрямо твердил, что нужно бежать. Но я не слушала его. Тут, снаружи, творилось такое, что только ядерная зима заставила бы меня это пропустить. И то не факт.
Наплевав на осторожность, я подползла ближе. К счастью, все были слишком заняты выступлением Долы и не расслышали подозрительного шуршания гальки. Да и шум музыки перекрывал остальные звуки.
Воодушевившись моим поступком, Ка тоже подползла вплотную к террасе. Любознательность победила ее первобытные страхи.
Пользуясь случаем, я впилась взглядом в жреца, рассмотрела его в мельчайших подробностях. Вблизи он показался мне еще прекраснее: рельефные мышцы груди так и манили коснуться их; золотистые волосы казались шелковым покрывалом; высокие скулы и тонкие, но чувственные губы сводили с ума. Вот только глаза… в них не было и капли нежности или хотя бы сочувствия. Жрец смотрел на Долу холодно, едва ли не равнодушно. Для него такое представление стало обыденностью, не удивляло и не вызывало дрожи желания.
На правом предплечье жреца красовалась татуировка в виде восходящего солнца с тремя лучами — такую же я видела у парня, что бросился под машину Василия. Как это было давно. Ровно одну жизнь назад.
«Выходит, тот мужчина тоже был жрецом, — пронеслась шальная мысль в моей голове. — Как бы расспросить этих красавцев об обратной дороге? Наверняка они знают, как мне вернуться домой».
Пока я размышляла подобным образом, Дола исполняла танец живота. Самые обыденные, не слишком отточенные движения. Жрецу, да и мне было скучно. Девушка двигалась, как в замедленной съемке: слишком медленно, осторожно. Она не попадала в такт музыке и не стремилась выложиться по полной. Ни тебе акробатических элементов, ни страстности, ни азарта. Но что ужаснее всего — на лице ее застыла мина мученицы. С таким выражением идут к стоматологу, но никак не на ложе любовника.
Дола явно не справлялась. Мужское достоинство жреца, прежде возбужденное предстоящим зрелищем, покоилось на бедре. Амула решила исправить эту оплошность. Она снова опустилась на колени перед господином и провела тонким пальчиком по фаллосу. Пальцы жреца стальными браслетами сомкнулись на ее запястье: на нежной коже наверняка останутся синяки.
— Не смей! — предупредил жрец. — В этом есть и твоя вина.
Он оттолкнул от себя Амулу, и та покорно распласталась у его ног. Взбешенная, зыркнула на подопечную и провела указательным пальцем по своей шее.
Дола верно истолковала этот жест. Дернулась, как от удара, и до крови прикусила губу.
Жрец протянул руку и провел ладонью по внутренней части бедра танцовщицы. На изящных, но твердых, как сталь, пальцах остался белый след от молока.
— Ты не справилась, — объявил жрец.
Хлопнул в ладоши, и музыка замолчала. Дола рухнула как подкошенная. Умоляюще взглянула на господина. В глазах ее дрожали слезинки.
— Переведете ее в нижний гарем, — объявил слугам жрец. — Из нее не выйдет достойной любовницы.
Дола еще сильнее побледнела, но не осмелилась возразить. Покорно последовала за слугами и забралась в паланкин. Она упустила свой шанс понравиться господину, и если во дворце жрецов действовали те же правила, что и у восточных халифов, — жизнь в семье Ка может оказаться куда счастливее той, что ждет девушку в нижнем гареме.
— Ты подвела меня, — холодно объявил жрец наставнице. — И будешь наказана.
— Да, господин, — Амула склонилась в поклоне. — Твоя воля — закон.
Она возвела руки к небу и запричитала:
— О, великий хранитель мира, ты даришь нам кров и пищу. Защищаешь от жестокой Калки и оберегаешь от…
Договорить ей жрец не дал. Он перекинул ее через колено и с силой опустил ладонь на ее упругую попку. Амула охнула, но даже не шевельнулась. Удар следовал за ударом, и ее округлые ягодицы стали розовыми.
Но этого жрецу показалось мало. Он приказал Амуле встать на четвереньки и прогнуться, выставив зад. Сам сорвал тонкую ветвь ивы и начал хлестать ею провинившуюся наложницу.
— Раздвинь ягодицы, — приказал жрец.
Амула охотно выполнила приказ. Прогнулась сильнее, прижала плечи вниз так, что ее пышная грудь коснулась застеленного мягким ковром пола.
Жрец отходил ее ветвью, начиная от бедер и заканчивая верхней частью ягодиц. Удивительно, но эти хлесткие удары заставили Амулу сладко постанывать и извиваться. Она сильнее раздвинула ягодицы и попросила:
— Мой господин, не жалей меня. Я заслужила настоящую порку.
Жрец усмехнулся и легко провел ветвью по чувствительному анусу наложницы. Амула всхлипнула и задрожала от предвкушения.
— Плохая девочка, — рыкнул жрец.
Его крепкий член подрагивал от нетерпения. Он походил на огромное копье с пурпурно-красным каменным наконечником, готовым в любую секунду ринуться в бой и пронзить свою безропотную жертву.
Жрец выбросил прут и запустил два сложенных вместе пальца во влажную «киску» наложницы. Добытым сокровищем он смазал готовый к его вторжению анус и вошел в него сразу на всю длину. Амула сладко вздохнула и содрогнулась в экстазе.
«Так, нам тут делать больше нечего, — решила я. — Нельзя же вот так запросто прервать половой акт любовников и как ни в чем не бывало спросить у них, как пройти в библиотеку. То есть, как мне добраться до дома. И где вообще мой дом».
Путаясь в мыслях и ветках ивы, я все же ушла не с пустыми руками. Пользуясь тем, что жрец и его наложница немного заняты, а слуги смущенно потупились в пол, все же тиснула со стола кувшин с молоком и хвост гигантской рыбины.
Правда, Ка замахала на меня руками и зашипела, но я схватила ее за руку и потащила в обратном направлении. Любопытство удовлетворили, можно вспомнить и о прилипшем к позвоночнику желудке. На корешках и орешках далеко не уедешь. Моему «реактивному двигателю» требуется нечто посущественней. Я ж не хомяк какой-нибудь, а вполне здоровая молодая женщина.
Глава 8
За то время, что мы с Ка провалялись в засаде, у меня жутко затекли ноги. Теперь быстрый бег причинял нечеловеческие мучения. Но заветный хвост рыбины в руках придавал мне сил. Кувшин я передала Ка — она бегала лучше и не расплескивала драгоценную жидкость себе под ноги.
Мы почти добрались до того места, где бросили корзины.
— Привал! — объявила я и первой плюхнулась возле выпуклого корня лиственно-хвойного дерева с голубыми ягодками черники. Причуды местной фауны перестали меня интересовать: что толку от плодов, если их нельзя есть.
Запоздало я спохватилась и заглянула в корзинку: клатч лежал на самом дне, присыпанный сверху кореньями. В тот момент мне захотелось надавать себе тумаков за столь опрометчивый поступок. Надо же: увидела белогривых красавцев и позабыла обо всем на свете.
— Ма! Зовет нас, — отозвалась Ка. — Мы идти.
— Да сейчас!.. — взорвалась я. — Бегу и роняю тапки.
Покосилась на свои стоптанные, грязные ноги и еще больше рассердилась.
— Мы так-то жизнями рисковали ради этой еды. А ты хочешь отдать ее родственникам? Поди, и две трети жрецам передашь?
Ка похлопала ресницами, почесала «корзинку» на голове. И, к моей досаде, кивнула.
Я не выдержала и громко расхохоталась.
— То есть мы отдадим жрецам часть того, что у них украли? Где логика?
Логика варварки в тот момент занималась любовью с ее принципами — в самых изощренных позах. Не привыкший к умственным нагрузкам мозг никак не мог осознать, что от него хотят.
— Жрецы. Убьют, — поразмыслив, Ка пришла именно к этому выводу. — Мы. Нарушили табу!
— Дважды за одно и то же не наказывают, — возразила я. — Раз мы нарушили табу и подсмотрели за оргией жрецов, за кражу они нас наказывать не будут. Для того чтобы убить во второй раз, жрецам вначале придется нас оживить. Вот скажи, умеют ваши блондинчики воскрешать?
Ка отрицательно мотнула «корзинкой».
— Видишь, не умеют! Значит, и не накажут, — подвела я итог. — Так что садись рядом и ешь.
Ка тяжело опустилась на землю и приняла из моих рук кусок рыбы. Положила в рот и принялась усердно жевать. На лице ее при этом отобразилось неземное блаженство. Видимо, девчонке редко перепадало что-то кроме орехов и корений.
— Ешь, ешь, — предупредила я, протягивая ей новую порцию. — Иначе не дотянешь до танцев. И вообще, судя по наложницам, ваши мужчины предпочитают пухленьких. Так?
Ка затолкала рыбу в рот и облизала пальцы, прежде чем ответить.
— Жрецы любят. Таких. Как ты, — задумчиво произнесла она. — Выбирают. Лучших танцовщиц. Сильных и крепких. Ка слабая.
Она всхлипнула и утерла глаза тыльной стороной ладони.
Мне стало до соплей жаль эту малышку. Удивительный момент, в моем мире она бы считалась красавицей: тонкая, стройная, поджарая, как молодая гончая. Личико милое, если отмыть. Но тут обычные люди жили впроголодь, и именно полнота и пышность были показателями достатка и благополучия. Ка бы откормить картошечкой с салом, отпоить говяжьим бульончиком — любой наложнице из гарема фору даст. Но с такой-то семейкой девочке точно ничего не выгорит.
Я приобняла ее свободной рукой и отхлебнула из кувшина: совсем не молоко, что-то сладкое, приторное, аж язык с небом слипся. И наверняка питательное, а это основной показатель.
— На-ка вот, отхлебни, — я передала Ка сосуд. — И скажи честно: хотела бы ты попасть в гарем к жрецам?
На этот раз варварка думала недолго. Раз нарушив табу, она стала мыслить как настоящая женщина: выслушай совет — возмутись и сделай по-своему. Запретный плод всегда сладок, и если на грушу в чужом саду повесить табличку: «Не ешь», нужно во что бы то ни стало поступить вопреки. Даже если груша окажется кислой или отравленной.
— Да, — голос Ка прозвучал очень уверенно.
— И тебя не пугает то, что тебе придется выполнять все прихоти жрецов? — переспросила я. — Поступив в гарем, ты станешь всего лишь безвольной игрушкой в чужих руках.
Ка задумчиво поскрябала длинными ногтями подбородок и отхлебнула из кувшина. Когда она вновь обернулась, я заметила в ее глазах слезы.
— Ка слабая, — в сотый раз повторила она. — Не возьмут замуж. Ка погибнет.
Это прозвучало так просто, так обыденно. Ка не жаловалась и не искала сочувствия. Она просто констатировала факт. С такими родственничками бедняжке действительно долго не протянуть.
Я приложилась к кувшину с молоком и подавила горестный вздох. Все, как в моем мире: слабой женщине остается надеяться, что прискачет прекрасный принц и избавит от всех несчастий. Заодно избавит от чувства собственного достоинства, свободного времени и планов на будущее.
— Могу научить тебя танцевать, если хочешь, — слова сорвались с губ вопреки моей воле.
Я запоздало спохватилась и чуть не захлебнулась, сделав слишком большой глоток. Но отступать было поздно: в глазах Ка зажглась надежда.
— И как Дола? С молоком? — уточнила варварка.
Я смущенно повела плечами и призналась:
— Не то чтобы я прямо так умела. Но как укрепить интимные мышцы, знаю. В теории.
— Научи! — Ка схватила меня за руку.
Вот так, вместо того чтобы искать способ вернуться домой, я умудрилась оказаться в роли тренера. Пообещала сделать то, о чем имею слабое представление. Но в моем случае нечаянно вылетевшее слово оказалось не воробьем, а настоящим дятлом, готовым задолбать до смерти.
— Значит, так, — подвела я итог. — Я сделаю то, что ты просишь. Но с одним условием: ты выполняешь все, что я скажу, и не упоминаешь при мне это противное слово «табу». Поняла?
Ка закивала так часто, что я стала всерьез опасаться, что у нее оторвется голова. М-да, ради возможности жить долго и счастливо женщина готова на что угодно. Даже танцевать под чужую флейту.
Со стороны зарослей послышалось подозрительное шуршание. Грозный окрик Ма прозвучал неожиданно, как раскат грома на безоблачном небе. Мы с Ка едва успели спрятать в камнях рыбьи кости и выбросить опустевший кувшин в кусты.
Эх, и орала старуха. Малый словарный запас нисколько не мешал ей послать нас туда, где даже раки не зимуют. Но напрасно разгневанная Ма пыталась поймать ленивиц и надавать оплеух. Сытная еда и отдых придали нам с Ка сил, как двум антилопам.
В этот вечер Ма лишила нас ужина и все собранные нами коренья ссыпала в «копилку» для жрецов. Ка приняла поступок матери как должное, а я слишком устала, чтобы спорить. Да и не до ругани мне было: в моем воспаленном мозгу зрел план побега.
От идеи обратиться за помощью к жрецам пришлось отказаться: слишком они непредсказуемы и развратны, даже по меркам моей современности. Не исключено, что они практикуют кровавые жертвоприношения и пытки во славу своей Калки. Не хотелось бы мне вместо долгожданной свободы попасть на плаху. Они прекрасны, спору нет, но мужчины из моего мира все ж милее, все ж спокойней и добрее.