Искать сочувствия у других варваров тоже было бессмысленно. Остался один путь: смыться самостоятельно. Но для начала мне нужно было запастись едой и информацией. Конечно, из Ка собеседница, как из мухомора варенье, но все же…
Впрочем, варварка свое обещание сдержала и слушалась меня беспрекословно. Мы перестали отдавать всю собранную провизию Ма, ели вдосталь и часть откладывали на черный день, вернее — на день моего побега.
За неделю с небольшим нам удалось нарушить столько табу, что я сбилась со счета. Мы с Ка воровали с полей жрецов кукурузу, ловили в их озере мидий и, страшно признаться, охотились в дубово-осиновой роще на дождевых червей. Впервые увидев этих склизких созданий, размером с мою руку, я пришла в ужас. Но голод не тетка, а злой дядька с пустым половником. После нескольких дней жесткой диеты я поняла, что всеядна. Да и жареное на костре мясо червя оказалось на редкость вкусным и питательным — чистый белок. Деликатес, так его растак! А добытые совместно с остальной «семьей» коренья и орехи стали прекрасным гарниром к основным блюдам.
Ма, какой бы варваркой она ни была, вскоре начала подозревать нас с Ка. Еще бы, наши довольные рожи светились, как два масленых оладушка. И работать на сытые желудки мы стали активнее, и к вечеру, несмотря на длительные отлучки, наши корзины оказывались заполненными доверху.
К моему удивлению, хитрозадая старуха не стала читать нам моралей и просто-напросто потребовала свою долю краденого. При этом она произнесла гениальную фразу:
— Жрецы поймать — я не знать. Сами виноваты. Умрете.
Ага, типа я не я, и горлянка не моя. Но жрецов бояться — с голоду умереть, потому мы с Ка продолжили нарушать табу. И жизнь в диком поселении стала не такой уж невыносимой.
Пер перестал быть любимчиком Ма и теперь дулся на нас с Ка. Маменькин сынок злился и пытался гадить исподтишка. То собранные орехи «нечаянно заденет» и рассыплет по земле, то «забудет» починить наши корзины. А один раз он подложил нам в шкуры листья крапивы. Но мы с Ка его догнали и так отходили той самой крапивой, что Пер долго не мог сидеть и все время чесался.
Недалекая Мна ни о чем не догадалась, но драться больше не лезла — ни ко мне, ни к младшей сестре. Зато подозрительно косилась на мой клатч — пришлось припрятать «шкатулочку с золотым ключиком» подальше от ее загребущих лап.
Я тоже выполнила обещание, данное варварке. Ка оказалась послушной и одаренной ученицей. Она хорошо чувствовала ритм, умела двигаться плавно и чувственно. И, раз уж жрецы оказались поклонниками восточных традиций, пришлось учить варварку танцу живота. Мы начали с самых простых движений, но постепенно все больше входили в раж. Изящные, грациозные движения помогали расслабиться и снять стресс. Раскрепоститься и обрести гармонию.
После разогрева танцами, мы выбирали укромное местечко в тени и, пока стояла полуденная жара, тренировали интимные мышцы. Удивительно, я не всегда могла вспомнить таблицу умножения, а вот упражнения с причудливыми названиями «лифт», «пульсация» и «sos» прочно осели в моем мозгу.
Объяснить Ка, что от нее требуется, было непросто. Но оно того стоило. На третьем занятии, после получасовой разминки, дикарка вдруг выгнулась дугой, впилась ногтями в землю и прочертила на ней длинные борозды. В широко распахнутых глазах Ка читалось легкое недоумение, перемешанное с восхищением и страстью. С приоткрытых губ слетело восторженное восклицание. Я не расслышала слов, но, кажется, варварка вслух благодарила Кегеля за первый в своей жизни оргазм.
— Что? — испуганно спросила Ка, хватая ртом воздух.
— Что это было? — слегка ехидно уточнила я.
Она кивнула и приложила дрожащие ладошки к низу живота. Шумно вздохнула и улыбнулась, глядя на прикрытое ветвями деревьев небо.
— Это оно, наслаждение, — многозначительно произнесла я. — Помнишь, как Амула извивалась в объятиях жреца? Она тоже получала удовольствие.
Ка задумалась и нахмурила лоб.
— Зачем жрец. Если можно так?
Я не удержалась и громко расхохоталась.
— С мужчиной получается совсем по-другому. Ярче, красочней. При условии, что тебе достанется хороший любовник, а не такой увалень, как твой брат.
— Пер злой, — согласилась Ка. — Он делает больно. Видела. Не хочу так.
— Что ты видела? — заинтересовалась я. — Как твой брат занимался сексом с женщиной?
Варварка обернулась ко мне и издала глухой звук, похожий на рык. Не очень-то она любила братца. Как, в общем-то, и остальных членов своей семьи.
— Он давал ей еду, — продолжила Ка. — И делал больно. Как жрец, только сильнее. Она потом плакала. Долго.
Я вздохнула и закатила глаза: дикое общество с еще более дикими нравами. Если все остальные мужчины здесь такие же, как Пер, то гарем жрецов — лучший из вариантов.
— А почему твой брат не женился на той женщине? — все же решила выяснить я.
— Ее взял себе охотник, — улыбнулась Ка. Видно, она очень сочувствовала бедняжке. — Узнал про Пера. Пожаловался. Жрецы наказали Пера.
— Ого! — восхитилась я. Выходит, жрецы все же не зря едят своих червей. — И как они наказали твоего брата?
Ка хихикнула в кулачок и округлила глаза.
— Пера высекли. Хотели лишить силы. Тут, — Ка указала себе на промежность, объясняя, что имеет в виду. — Но Ма дала выкуп. Жрецы не забрали Пера. Но запретили покидать Ма.
Ничего себе наказаньице, сделали сына заложником матери. Теперь понятно, почему такой детина все еще живет вместе с Ма и сестрами.
— Жрецы запретили ему иметь жену? — мне снова вспомнился первый день среди варваров. — Так?
— Пер не ходит на танцы, — подтвердила Ка. — Если придет — жрецы убьют. Пера и Ма.
Кажется, у нас это называется круговой порукой. Но мне было не жалко ни Пера, ни его мать. Отвратная семейка. Ка — единственная, к кому я испытывала сочувствие. Вот ее судьба меня действительно беспокоила.
— Завтра уйду, — как бы межу прочим озвучила я свои мысли. — Дальше будешь заниматься одна. Тренируйся каждый день и зажги на местных танцах. Уверена, жрецы не пропустят тебя мимо глаз.
Ка вскочила и замахала руками так, точно собиралась взлететь.
— Не ходи. Погибнешь.
— Вот еще, — фыркнула я. — Не для того меня мама ягодку растила, чтобы увязнуть по уши в вашем первобытном компоте. Варитесь тут сами как-нибудь. Без меня.
— Другого мира нет, — настаивала Ка. — Капула держит всех.
— Не вредничай, — попросила я. — Мне здесь не место. Хочу домой, понимаешь? К себе домой.
— Калки тебя съест! — громыхнула Ка. — Не ходи.
— Да прекрати пугать меня своей богиней, — взвилась я. — Не знаю, чем там запугали вас жрецы, но на меня это не действует.
— Съест! — не отступала Ка.
Вот чтоб ее подбросило и перевернуло. Первобытная, а упрямая.
— Смотри, — я подняла ветку и стала рисовать ей на земле план их поселения. Такой, каким увидела его в дерева. — Солнечная роща огромная. А Калки у вас одна.
Ка бросилась ко мне и затоптала ногой рисунок.
— Ты чего? — возмутилась я. — Здорово же получилось…
— Табу, — вякнула девчонка.
— И рисовать нельзя? — воскликнула я. — Полная бредятина. И вообще, ты мне обещала, помнишь?
Ка сложила руки на груди и отвернулась. Подозрительно шмыгнула носом.
— Не хочу. Отпускать, — хныкнула она. — Не хочу. Отдавать Калки.
— Брось, — я обняла ее за плечи. — Калки меня не догнать. Вот увидишь. Пересеку солнечную рощу, выберусь из джунглей и дойду до какого-нибудь цивилизованного города. Попрошу помощи. Все просто.
Да уж, очень просто. Я говорила и сама себе не верила. Фигня, в процессе разберусь — таков был мой гениальный план. Но все же, для меня проще бродить по джунглям, чем киснуть в этой убогой пещере с Ма и ее старшими отпрысками.
— Слева от звезды, — примирительно пробормотала Ка. — В березняке. Рядом с песчаной черепахой.
— Чего? — я не поняла, что за тарабарщину она несет.
— Пещера, — объявила Ка. — Наша. Дом.
— А-а-а, — до меня дошел смысл сказанного, — это типа ориентир для возвращения?
Ка мотнула «корзинкой» на голове и снова шмыгнула.
— Вряд ли мне это понадобится, — предупредила я. — Но все равно спасибо.
— Сезон дождей через две луны, — произнесла Ка.
— Я запомню, — мне тоже захотелось плакать.
А еще что-нибудь разбить, кого-нибудь убить и пироженку. Срочно! Чуть меньше трех месяцев, чтобы выбраться из джунглей. Мне понадобится целый мешок удачи, никак не меньше.
Этой ночью мне почти не спалось. Тревожные мысли вились в моей голове, как рой диких пчел. Они нещадно изжалили мой бедный мозг, и тот раздулся, превратившись в некое подобие капустного кочана.
А потом пожаловал Фил. На этот раз в образе дикаря: загорелый, с длинными спутанными волосами и в набедренной повязке леопардовой расцветки. На его голове красовался венок из ромашек и папоротника. В прекрасных голубых глазах путеводной звездой горела страсть.
— Сейчас пошалим, — объявил он и протянул ко мне руки.
Откинул край моего дырявого «одеялка» и осмотрел меня с головы до ног.
— Р-р-р, какая ты сладкая, — его голос подрагивал от возбуждения.
— Уйди, противный, — буркнула я и попыталась вновь завернуться в шкуру. — Не до тебя мне.
Но Фил умел быть очень настойчивым. Он улегся рядом и властным жестом привлек меня к себе. Я ощутила жар и силу его подтянутого тела, с наслаждением вдохнула терпкий мускусный аромат.
— И что дальше?.. — спросила игриво и прикинулась невинной козочкой.
Для убедительности похлопала ресницами и плотно сжала ноги. Почувствовала приятное томление внизу живота.
Фил прижался к моим губам, его мозолистые руки заскользили по моему телу. Его прикосновения были медленными, нежными и страстными. Он методично обследовал меня всю, отдавая должное каждому участку моего роскошного тела. Поглаживал бедра, ягодицы, живот. Его чувственный рот оторвался от моих губ и стал медленно спускаться вниз. От шеи перебрался к груди, по очереди втянул в себя затвердевшие сосочки.
Мне хотелось кричать от нарастающего желания. Загрубевшие ладони, что мяли мою чувствительную грудь, доставляли невыносимое наслаждение.
Фил осторожно закинул одну мою ногу себе на бедро и замер. Я глубоко вздохнула и прогнулась навстречу. Мне не терпелось ощутить его в себе, дать волю рвущемуся изнутри желанию. Я уже чувствовала, как горячая головка его члена коснулась моего сокровенного места. Волна сладкого предвкушения прокатила по моему телу.
Я протянула руки, чтобы крепче прижать к себе Фила. Но поймала лишь пустоту. Мой воображаемый любовник опять испарился. Как всегда, в самый неподходящий момент.
— Тоже мне, добрый фей, — пробубнила я себе под нос, — всегда исчезает в полночь и не дает насладиться своей «волшебной палочкой». Может, он просто не умеет ей пользоваться?
Разумеется, Фил не вернулся и не ответил. Горестно повздыхав для порядка, я перевернулась на другой бок и все же уснула. Фантазии фантазиями, а побег по расписанию.
Глава 9
Утром, едва рассвело, мы с Ка отправились к нашему тайнику. Я забрала оттуда клатч и половину скопленной провизии.
— Бери. Все, — милостиво разрешила варварка. — Тебе нужнее.
— Ну, уж нет, — отказалась я. — Табу нарушали вместе, а трескать я одна буду? Горлянка слипнется.
— Возьми, — Ка протянула мне мешочек, похожий на кожурку от банана. — Пригодится.
Я приняла из ее рук вещицу и внимательно рассмотрела. Вспомнила: такой же мешочек был у варвара, кинувшегося под колеса такси. На ощупь ткань оказалась мягкой, немного шершавой. Сходство с кожурой банана исчезло.
— Из чего сшит этот мешочек? — поинтересовалась я.
— Пузырь, — бросила Ка. Поморщилась и похлопала себя по животу. — Не едят. Только мешок.
Я непонимающе похлопала глазами. Вот забавная девчонка, сначала объестся одуванчиков на ночь, а потом на несварение жалуется. Нашла время.
— Что за пузырь такой? — все же уточнила я. Больше из вежливости. — Какое-нибудь растение…
Ой, лучше бы не спрашивала. Знание — сила, а неведение — счастье и спокойствие. В моем случае.
— Крыса, — буднично объявила Ка. — Пузырь не едят. Делают котму.
Она любовно притронулась к переданному мне сокровищу указательным пальцем и улыбнулась:
— Мне Па подарил. Охотник. Ловил даже кулей. Когда жил.
Первым моим порывом было выбросить котомку подальше. Это ж надо додуматься: шить мешки из желчного пузыря крысы. Но оно и понятно, чего добру пропадать? Если нельзя съесть, значит, нужно найти вещи другое применение.
Я покосилась на зажатую в руке котомку — или котму, как обозвала ее Ка — и сглотнула застрявший в горле ком. Если у желчного пузыря такой размер, то как выглядит сама крыса? Как мамонт?.. О том, кто такие кули, и заикаться не стала: меньше знаю, дальше убегу.
Не стала спрашивать и о том, где водятся все эти немыслимые твари. Потом узнаю. Ага, сюрприз будет.
— Спасибо, — поблагодарила я Ка. — Но лучше оставь себе. Вряд ли у меня получится вернуть котму обратно.
Наверняка эта вещица многое для нее значила. Все же память о погибшем отце.
Ка шмыгнула носом и утерлась запястьем.
— Ты вернешься, — судя по голосу, она не сомневалась в своей правоте. — Но котму оставь. Себе. Насовсем.
— Спасибо за подарок, — я не стала переубеждать варварку.
Вместо этого решила тоже побаловать ее подарком. Пусть мой клатч не так ценен в этом мире, как желчный пузырь крысы, но все же.
К моему удивлению, Ка отказалась от презента.
— Нет, — покачала она головой. — Мна отберет.
— Ты и котму отдала, чтобы она сестре не досталась? — поддела я варварку. — Признавайся.
— Мна жадная. Злая. Ка не любит Мну, — она несколько секунд поразмышляла и добавила: — Ка любит Варю. Хорошая.
Я порывисто обняла варварку и коснулась губами ее облепленной глиной щеки.
— И тебе удачи. Танцуй, детка. И все жрецы упадут к твоим ногам.
Моя нижняя губа запрыгала, как йо-йо; на глаза навернулись слезы. Не думала, что настолько привязалась к варварке. Она стала мне настоящей сестрой, которой у меня никогда не было в той, другой жизни.
— Слушай, а ты не хочешь пойти со мной? — предложила я Ка. — Вдвоем веселее. Правда, неизвестно как долго придется идти. И крысы ваши…
— Ты вернешься, — остановила Ка мой словесный поток. — Капула никого не отпускает. Берегись богини. Увидишь свет — беги. Жрецы молятся. Калки не покидает рощи.
— Хорошо, — согласилась я.
Махнула на прощание и ломанулась через заросли лопухов. Вперед — к свободе! К мягкой кровати, теплой одежде и вкусной еде. К шопингу с подругами и пижамным вечеринкам. Да здравствует «Ашан»!
Настоящее женское счастье — далеко не бриллианты. Настоящее счастье — это когда ты лежишь себе на диване с бутербродом в одной руке и книжкой в другой, и никто тебе не мешает. Оказавшись в дикой фантазии, я поняла, как была счастлива в реальности. Извечный парадокс женской логики: добившись желаемого, мы понимаем, что оно нам на фиг было не надо.
Первые несколько метров я бежала, в один прыжок преодолевая препятствия в виде коряг и камней. Постепенно азарт иссяк, а рассудок вернулся. «Ну, и куда ты так скачешь, квочка быстролапая? — вознегодовал он. — Такими темпами быстро выдохнешься, к тому же угоришь на такой жаре».
Я резко затормозила и оглянулась: погони нет, крыс тоже не наблюдалось. И только солнце нещадно припекало макушку и страшно хотелось пить. Вот тут то и обнаружились «дыры» в моем гениальном плане.
— Дура, — обругала я себя. — Про еду ты, значит, вспомнила, а про воду кто должен был подумать? Архимед — человек и пароход?
Я осмотрелась кругом, но ни древний грек, ни названный в его честь первый паровой пароход с винтом не пришли мне на выручку. Делать им больше нечего, как вытаскивать из джунглей одичавших бабенок. Они ж оба того — памятники.
— Эх, — я доковыляла до ближайшего раскидистого дерева и плюхнулась на пятую точку. — Все придется делать самой. Плохо ты фантазируешь, Варвара Анатольевна, непроизводительно.