— Надо же, — только и сказал.
Айслу уже переключилась на другое.
— Там и про Абулхаира есть… Пап, вот я думаю, мама меня не просто так подкинула. Что-то заставило её так поступить! Ну не бросают детей, заворачивая в нарядную одежду, тем более, со знаком рода, да ещё оставляя рядом дорогое украшение. Как считаешь?
— Не знаю, — осторожно ответил Виктор. Он и сам не раз об этом думал. Но внушать дочке ложную надежду не хотелось.
— Да точно, что-то случилось. Я тут на форум Астаны залезла. Сейчас в Казахстане модно свой род знать. Найду тех, кто со мной одного рода и спрошу, не пропадал ли где ребёнок четырнадцать лет назад. Представляешь, мне снилось прошлое: я там — ханская внучка. Не дочь, а внучка! Вот здорово бы на самом деле, как во сне: увешанная коврами юрта, степь, вся в тюльпанах, скачущие лошади: гнедые, белые, чёрные.
— Всё это, конечно, звучит красиво, — кивнул отец и с улыбкой добавил: — Но, Айслу, ты же терпеть не можешь отдых на природе. А тут, представь, посреди голой степи, никаких удобств, даже не умыться, как следует, сотовый не ловит, Интернета нет.
— Фу, папка, какой ты сегодня неромантичный! — Девочка соскочила с дивана, взяла книжки. — Пойду, почитаю. А спать под телевизор вредно. Ой! Забыла! — Айслу затормозила на полпути и обернулась. — Папуля, а можно…
— Нет, — твёрдо ответил Виктор, прекрасно знающий этот вкрадчиво-просительный тон.
— Ты же даже не дослушал!
— Дочь, дай переварить твою новую причёску. Ну, ладно, говори.
— Можно я сделаю маленькую татушку? Тамгу моего рода, — выпалила быстро девочка.
Всю расслабленность с Виктора словно сдуло. Он вскочил. Лицо стало жёстким, суровым.
— Ты не знаешь, о чём просишь. Родовыми знаками помечали вещи, клеймили домашний скот и рабов. Рабов!
— Пап, не сердись, я только спросила, — перепугалась Айслу.
Отец, заметив это, смягчился:
— Давай договоримся, никаких татушек до твоего совершеннолетия.
— А потом можно будет?
— Айслу!
— Хорошо, договорились, — девочка, заметно успокоившись и повеселев, отправилась в свою комнату.
Виктор обругал себя: разве можно так пугать ребёнка из-за собственного ночного кошмара. Уже несколько ночей ему тоже снилось прошлое. В давнем чужом прошлом, его клеймили как раба. Виктор, словно наяву, чувствовал боль от раскалённого тавра, и, вскрикивая, просыпался. Непонятно откуда пришло знание: увиденное во сне — то, что произошло с одним из его предков. Но почему тогда такая острота ощущений? Почему на месте предка он сам? Виктор сделал зарубку в памяти: спросить у Айслу, раз уж она так историей интересуется: кто и когда угонял в рабство жителей Орской крепости. Растревоженный мыслями он отправился в мастерскую и работал до темноты.
А ночью сон вновь пришёл. В нём что-то поменялось, возможно, из-за разговора с дочерью. Те же невысокие коренастые азиаты, он сам, его товарищи по несчастью, уже заклеймённые, связанные и сломленные. Виктор понимает, что именно не так. Краем глаза видит неподалёку троих ребятишек. Два мальчика и девочка. Те, из его детства. Он взрослый, а они остались детьми. Это почему-то не удивляет. Но появляется мысль: нельзя кричать, нельзя пугать девочку. Не оглядываясь, Виктор видит её встревоженный и сочувствующий взгляд. Мальчишки смотрят по-другому, с любопытством. Прикосновение раскалённого металла на этот раз не заставляет кричать, а пробуждает волю и решение — бежать при первой возможности. Притворившись покорным, Виктор идёт с остальными пленными. Он чувствует спиной взгляд девочки. Приходит осознание: что-то необъяснимое, очень важное, связывает их судьбы. Возникает желание обернуться…
Мелодичный трезвон помешал. Сон закончился. «И дёрнул чёрт завести будильник», — раздосадовано подумал Виктор.
Глава 13. Зов крови
Приближался День Рождения дочери. Виктор вновь ощутил беспокойство. Немного тревожило его и то, что девочка практически всё время проводила за изучением истории и в Интернете на казахстанских молодёжных форумах.
— Отдохни, ты же на каникулах, — как-то сказал он.
Айслу оторвалась от монитора и с возмущением высказала:
— Вам, взрослым, не угодишь! То «ты мало читаешь», то «ты много читаешь». Ты определись что ли. Кстати, что там с кафе?
— Заказал. Вас десять будет? — уточнил Виктор. Они решили, что Айслу отметит праздник в кафе с друзьями, а на следующий день дома с родными.
— Ага, десять, — машинально ответила дочь, уже набирая какой-то текст.
Виктор успел уловить введённый запрос в поисковик: «Легенды о хане Абулхаире», но, подумав, что некрасиво подглядывать, отправился в мастерскую к своей мозаике. Он успел выложить кусочек неба, когда вошла Айслу. Девочка была возбуждена. «Что-то интересное нашла», — подумал Виктор и не ошибся.
— Пап, ты представляешь, любимую жену Абулхаира звали Лунная красавица, то есть Айслу, как и меня! Она была дочерью бедняка. Другие жёны её презирали, но и сильно завидовали. Хан даже дочь, ей рождённую, любил больше, чем всех сыновей-наследников. И эти ведьмы-жёны отравили Лунную красавицу! Воспользовались тем, что хан уехал к своему русскому другу Кирилову в крепость. Кирилов — основатель Орска, — всё это девочка выпалила на одном дыхании.
— Отдышись и немного помедленней, — улыбнулся отец.
— Так вот, — продолжила Айслу, усевшись на край стола. — Хан долго горевал. Похоронил он свою любимую рядом с могилами основателей рода. Папа, по всему выходит, это киргизские могилы на горе Полковник. Ой! — тут Айслу в изумлении уставилась на отца. — Ты меня там и нашёл. Ты поэтому именно этот участок взял в аренду? Ты знал?
— Нет, дочь, не знал. Но продлил аренду я не только из-за яшмы. Выкупившая право добычи на горе фирма — чужаки, которым нет дела до истории края и до каких-то могил. Это единственный способ их сохранить.
— Я всегда говорила, ты — лучший! — воскликнула девочка. Соскочила со стола, обняла сидевшего на стуле отца, звонко чмокнула в щёку.
Накануне Дня Рождения Айслу стала непривычно серьёзной и задумчивой и обратилась к отцу:
— На самом деле я родилась сегодня?
— Скорее всего, да, — кивнул Виктор. — Родилась ты вечером или ночью, но записали в документах день, когда я тебя нашёл.
— Пап, — тон дочки стал ласково-просительным. «Сейчас ещё какой-нибудь подарок вытрясет», — решил Виктор и был несказанно удивлён продолжением фразы. — Пошли сегодня вечером на гору Полковник к могилам.
— Зачем?
Айслу рассказала об ещё одной легенде, гласившей, что на могилах можно загадать желание.
— Какое желание ты хочешь загадать? — с подозрением поинтересовался Виктор.
— Хочу встретиться с мамой. Пап, ну пожалуйста.
— Хорошо, сходим, — согласился Виктор. При виде просиявшего личика дочери, он понял, что означает выражение: «на душе кошки скребут».
Даже любимая работа с яшмой не приносила облегчения. В голове крутился детский стишок Заходера. Виктор много стихов читал дочке вслух, когда та была маленькой, но запомнился этот. «Бедный страус, несчастней не сыщешь отца. На яйце он сидел до конца: терпеливо, упорно, упрямо. Из яйца, наконец, появился птенец и заплакал: а где моя мама». «Вот и я такой страус», — мрачно думал Виктор. И не помогали мысли, что вся затея с горой только детские фантазии. Он чувствовал, там, у могил, действительно произойдёт что-то важное. Больше всего хотелось не пойти, отвлечь Айслу, не пускать. Но он понимал — так делать нельзя. К вечеру Виктор сумел взять себя в руки. Однако вид собравшейся дочери, вновь заставил сердце сжаться. Девочка поверх футболки с шортами надела бархатный камзол, расшитый серебряной нитью. На шею — бусы из яшмы.
— Чтобы мама меня сразу узнала, — объяснила она то, что было понятно и без слов.
По степи шли молча. Смеркалось, на небе показалась бледная луна. Ветер, всё ещё тёплый, обдувал лица. Кузнечики прыгали из под ног в разные стороны, стрекотали сверчки. Где-то вдалеке слышался лай собак. А вот звуки города остались позади. У подножия горы, Айслу взяла отца за руку. Виктор улыбнулся девочке и ободряюще подмигнул. Так, взявшись за руки, дошли до почти сровнявшихся с землёй холмов. Взлетевшая тёмная птица заставила девочку ойкнуть и прижаться к отцу.
— Не бойся, это всего лишь ворон, — почему-то тихо сказал Виктор.
Они немного постояли. Потом Айслу, видимо собравшись духом, отняла руку, подошла ближе к могилам и произнесла:
— Лунная красавица, верни мне маму. Пожалуйста.
Сначала казалось, ничего не происходит. Затем стало тихо-тихо, успокоился ветер, умолкли сверчки. Воздух перед могилами словно превратился в прозрачную занавеску из тюля. За этой занавеской стояла женщина. Виктор зажмурил глаза, вновь открыл. Видение не пропало. Красавица, одетая в национальные одежды, смотрела на Айслу с такой любовью, с какой может смотреть только мать. Откуда-то раздался нежный голос, обращавшийся к девочке. Виктор почему-то понимал каждое слово.
— Ты из прошлого. Вот твоя мама. Она доверила тебя будущему, чтобы спасти. Если захочешь, можешь вернуться к ней.
Женщина, видимо, тоже слышала голос, она ласково улыбнулась и протянула руки.
Айслу, с криком: «Папочка, не отдавай меня ей!», развернулась и кинулась к отцу. Виктор прижимал к себе всхлипывающую дочь, успокаивающе гладил по голове. Он всмотрелся в ставшее печальным лицо женщины, узнал её: повзрослевшая девочка из снов, и понял, что их связывало — дочь. Родная ей, и ставшая родной ему. Виктор и женщина из прошлого, не отрываясь, смотрели друг на друга. Им не нужно было слов. Вёлся молчаливый разговор взглядами. В свой Виктор постарался вложить и силу любви к дочери, и обещание сделать всё для счастья девочки. Женщина поняла и смирилась с выбором Айслу. Глаза у неё стали наполняться слезами. И не только у неё. Виктор, сморгнул непрошенную влагу. Этого было достаточно, чтобы дверь в прошлое закрылась. Женщина исчезла.
Глава 14. Будущее и прошлое
Воздушный шёлк растворился, забирая мостик в будущее. Карлыгаш до боли в глазах всматривалась в даль, но ни дочь, ни того, кто её вырастил, больше не увидела. Она не роптала на судьбу. Будущее спасло её девочку, но не захотело отдавать обратно. Это справедливая плата. Здесь ребёнка сразу после рождения ждала смерть, там — жизнь. Карлыгаш вытерла краем платка глаза. Помимо воли на губах появилась улыбка: какая красавица дочь, даже в нелепой одежде и с ужасающе подстриженными волосами. Женщина заметила камзол и бусы и поняла, девочка тоже услышала зов и шла на встречу с ней. А её спутник… Карлыгаш на мгновение показалось — это Егор, но, вглядевшись, увидела, что ошиблась. Просто похож. Вспомнился брат, его любимое выражение: «Все русские на одно лицо». Хотя, может, сходство не случайно, и Лунная красавица доверила ребёнка потомку мастера.
Карлыгаш села на землю, обхватила руками колени и закрыла глаза. Как драгоценные камни перебирала мгновения встречи с дочерью, стараясь надёжно сохранить их в памяти. Ветер донёс шуршание травы и чьи-то шаги. Карлыгаш насторожилась и вскочила, повернувшись в ту сторону. Сердце забилось пойманной птичкой. Егор. На этот раз не показалось, это был Егор. Завидев Карлыгаш, он кинулся к ней, прижал к себе, отстранил, вглядываясь, прошептал:
— Ты… Ласточка моя, неужели это ты? — опустился на колени, обхватил её ноги и уткнул голову в складки платья. Даже сквозь плотную ткань Карлыгаш чувствовала обжигающее дыхание. Она опустила руку на непокорные кудри мастера. Тоже почему-то шёпотом произнесла:
— Егор… — и растерялась. Встреча, о которой мечталось все эти годы, состоялась. Вот он, возлюбленный. Почему же нет бесконечной радости, счастья?
Егор поднялся, взял руки любимой женщины в свои. Вновь вгляделся в лицо:
— Ты стала ещё краше, Ласточка. И у тебя муж, — в голосе прозвучали ревнивые нотки.
— Муж и два сына, — кивнула Карлыгаш.
— Разве у нас с тобой не дочь?
— Дочь. Она растёт в приёмной семье. Её любят, — Карлыгаш, побоявшись расплакаться, быстро спросила о другом: — Как ты?
— Картину закончил яшмовую, по заказу губернатора. Представляешь: степь, красные и жёлтые тюльпаны и кони, гнедые, чёрные, белые. Летят, обгоняя ветер!
Карлыгаш залюбовалась полным вдохновения лицом Егора. После недолгого молчания спросила:
— А семья?
— Деток двое, пацанята, жена покорная… Да, незачем об этом. — Егор махнул рукой и внезапно заговорил горячо, прерывисто: — Ласточка моя… Давай с тобой убежим, возьмём дочь и убежим… Меня в Екатеринбург на завод звали мастером по яшме, дом обещали, денег не меряно… Бежим… Сейчас… Судьба наша — быть вместе!
Карлыгаш широко раскрыв глаза смотрела на Егора. Осознаёт ли, что предлагает? Он готов бросить семью, забрать дочь у тех, кто любит девочку, уверен, что и она бросит сыновей, готов пожертвовать всем… кроме яшмы. Неужели так изменился за это время? И тут жаром обдало воспоминание. Она, гордая ханская дочь, стоит на коленях перед возлюбленным в приспособленной под мастерскую юрте. Молит: «Бежим! Сейчас! Наша дочь уже шевелится, ещё немного, и станет видно живот. Отец уехал, а брат доверяет мне. Пока ничего не знает. Бежим!» А в ответ: «Я дал слово твоему отцу, что управлюсь к началу лета. Слово мастера! Никто не скажет, что Егор Белов не держит обещанья. Нам нельзя бежать сейчас. Приедет хан, и я сосватаю тебя. Не страшись, Ласточка».
Нет, Егор не изменился. Изменилась она сама. Больше не приводила в восторг верность мастера своему делу. Появилась мысль, которая раньше ни за что бы не возникла: «А звал бы он меня так же, если бы не была завершена картина?»
Егор нетерпеливо спросил:
— Согласна, ненаглядная моя?
— Нет, Егор.
— Но почему? Почему?!!
— Потому что не оставлю сыновей. И потому, — тут Карлыгаш произнесла то, что осознала только сейчас: — Потому, что я люблю своего мужа.
Егор отшатнулся и дёрнулся, словно от удара. Даже в наступивших сумерках было заметно, как побледнело его лицо.
— Нет, неправда, не можно так! Ты моя! Моя! — Он схватил Карлыгаш за плечи и яростно затряс. — Моя! Слышишь? Никому не отдам!
Собрав всю волю, подавив жалость, женщина резко приказала, как камчой стегнула:
— Отпусти!
Егор послушался, вспышка ярости прошла так же внезапно, как и началась.
— Но как же так, Ласточка? — спросил жалобно.
— Прощай, Егор, — Карлыгаш провела рукой по щеке бывшего возлюбленного и побрела прочь. Пройдя несколько шагов, не выдержала и обернулась. Показалось, между ней и мастером преграда из воздушного шёлка. Карлыгаш мысленно произнесла: «Спасибо, Лунная красавица. Ты позволила заглянуть в будущее и встретиться с прошлым». Она печально улыбнулась. Прошлое тоже взяло свою дань — там осталась первая отчаянная горькая любовь.
Женщина распрямилась, подняла голову и ушла, больше ни разу не оглянувшись.
Глава 15. Жизнь пёстрая, как яшма
Егор просидел около киргизских могил всю ночь. Вернулся домой, когда коров уже выгнали в стадо. Матрёна во дворе вешала на верёвки бельё. «Когда постираться успела? — мелькнула мысль. Царапнуло чувство вины: — Видать, не спала, бедная». Жена повела себя неожиданно. Выпрямилась, уставила руки в боки и грозно спросила:
— Где шлялся, ирод?
Чувство вины сразу пропало. Как смеет вот так, с ним, с главой семьи? Вчера только каждое слово ловила, а это поди ж ты!
— Не твоя печаль!
— Ах, не моя?! — Матрёна подхватила простыню, свернула жгутом и изо всей силы хлестнула Егора по лицу, еле прикрыться рукой успел. А разъяренная женщина лупила мужа со всей дури, приговаривая: — Получай, вражина. За киргизку. За жизнь мою поломатую. За яшму проклятущую!
Егор закрывал лицо и голову от довольно чувствительных ударов. Он новыми глазами посмотрел на жену, раньше такую покорную и смирную. Матрёна, раскрасневшаяся, в сбившемся платке, растрёпанная, была чудо, как хороша. Не баба — огонь. Егор одной рукой перехватил простыню, другой прижал к себе жену и припал к её губам в крепком поцелуе.
Старики Беловы сидели у окна и смотрели в соседний двор. Они всё видели. Старуха сначала подхватилась бежать туда, но была остановлена грозным окриком отставного вояки: