— Ты что это выдумал?! Брось палку!
Но Дагобер почесал шею, задумчиво поглядывая на гномов, которые невольно сделали несколько шагов назад, обнаружив, что долговязый эльф сдаваться так просто не собирается, и пинков ему без потерь не навешаешь.
— Я смотрю, это те самые добрые гномы, — сказал принц, похлопывая меня по плечу, — которые всегда помогут чужаку, попавшему в беду?
— Не ёрничай! — озлилась я, сбросила с плеча его руку и снова вступила в переговоры: — Не будем ссориться, братья! Покажем эльфам, что мы не варвары! Дайте нам пройти, мы всего лишь переночуем и завтра покинем вашу деревню.
Но из-за домов выдвинулись еще гномов восемь, и все — с дубинками и камнями, а у одного даже был лук, только он никак не мог бросить стрелу на тетиву — руки дрожали.
Я вскинула руки, застонав:
— Милосердная богиня! Да вы все с ума посходили! Лук-то зачем?!
— Стрелять в тебя, наверное, — сказал Дагобер, которого эта ситуация ничуть не привела в отчаяние, а наоборот — добавила молодого задора. — Или в меня.
— Они не будут стрелять! — заверещала я, бегая между эльфом и гномами, и не зная, от кого будет больше урона.
— Почему? — нарочито удивился эльф. — Явно собираются. Пусть попробуют.
Похоже, толку от моей беготни было — чуть.
— Вы же не будете стрелять в нас, — я снова повернулась к гномам. — Я же ваш сородич!
— Ты пришел с эльфом! — крикнул кто-то из толпы.
— Он не плохой, — попыталась я объяснить, обращаясь к гномам. — Он меня спас. Эльфийские ведьмы привязали меня на болоте, а он развязал. А потом тащил на себе, потому что я хромаю…
— Мы тебя не знаем! Ты предатель! — послышалось сразу несколько голосов, и остальные гномы загудели, поддерживая кричавших, а я в отчаянье закусила костяшки пальцев.
Гномы угрожающе надвинулись, и Дагобер поднял штакетину, готовясь обороняться.
— Лучше бы тебе спрятаться за меня или за своих добрых сородичей, — посоветовал он. — Иначе прилетит.
И вдруг я поняла, что все выжидают — чью сторону я приму.
Эльф или гномы.
Сородичи или чужак.
20
Не знаю, как бы я поступила, но помощь пришла совершенно неожиданно.
— Вы что тут устроили, мальчишки? — раздался старческий голос, и ко мне подошел старый гном, приглядываясь внимательно. Даже слишком внимательно. Борода у него была опалена на конце, в морщины глубоко въелась копоть, как бывает у кузнецов.
Я беспомощно повела руками, указав с одной стороны на гномов, готовых к схватке, а с другой — на эльфа, который держал на весу штакетину, готовясь обороняться.
— С каких это пор, — сказал старый гном, обращаясь к своим односельчанам, — мы встречаем путников, попавших в беду, оружием? И с каких пор, — он посмотрел на эльфа мельком, но без особой неприязни, — гости ломают заборы?
Дагобер опустил палку, но ее не бросил. Гномы тоже присмирели, по крайней мере, лук был убран, а дубинки — спрятаны за спины.
— Ты не родственник мастера Фарина? — спросил старик-кузнец, и я кивнула в ответ.
Как он узнал меня?! Этого старика я точно видела впервые в жизни.
— Так родственник? — повторил старик.
— Правнук, — почти прошептала я, — тоже ювелир, как и он.
— Я его знаю, — объявил кузнец, успокаивающе помахав гномам, — его прадед был моим хорошим другом, а его отца я держал на руках, когда он еще пачкал пеленки. Расходитесь, не устраивайте балаган. А ты, — он взял меня за плечо, и пальцы у него были крепкими и сильными, как у молодого, — скажи своему спутнику, чтобы не ломал больше заборов. Пойдем, провожу вас до старины Кнуффи, он устроит вас на ночлег.
— Брось палку, — велела я эльфу, и тот, помедлив, поставил штакетину к забору.
— Расходитесь, расходитесь, — гном-кузнец замахал на односельчан, и те расступились, пропуская нас.
Дагобер, я и кузнец пошли по улице дальше, и я постоянно оглядывалась, опасаясь, что в нас бросят камнем. Принц Дагобер шел гордо, ни разу не посмотрев назад, показывая, что никого не боится и бояться не намерен.
— Меня зовут Регин, — говорил мне гном-кузнец, по прежнему держа руку на моем плече. — Регин, сын Теогина. Я сразу тебя узнал, ты похож на жену Фарина…
Я невольно покраснела до ушей, но гном Регин этого не заметил и продолжал:
— Ты с ней — одно лицо. Ее звали Арья Красавица, и она была самой красивой из нашего племени. Конечно, парню противно быть таким смазливым, но хорошо, что ты похож не на соседа своей мамочки, — гном засмеялся и ткнул меня в бок, предлагая поддержать шутку, но я только поджала губы.
— Не обижайся, — Регин понял мою угрюмость по своему, — не хотел сказать ничего плохого о твоей мамаше. Как ты здесь очутился? Я слышал, что Фарин и его сын погибли…
— Да, в последней войне, — сказала я. — Мы с папашей живем в Миддлтауне, у нас там лавка. Но папаша решил перебраться на новое место, и вот — мы разминулись, пока путешествовали, — я врала напропалую, но не надо было даже давнему знакомцу моего прадеда знать о моих злоключениях.
Неприятнее всего было то, что меня слышал эльф, вряд ли он слушал наш разговор внимательно, потому что физиономия у него была самая недовольная, и он скучающе поглядывал по сторонам, но мне все равно было не по себе.
— Я рад, что дело Фарина продолжается, — Регин и правда выглядел довольным. — В свое время я хотел стать его учеником, но у меня не хватило таланта. А у тебя таланта достаточно? Не посрамишь имя прадеда?
— У него редкий талант, — встрял в беседу Дагобер, и его тон мне сразу не понравился.
— Редкий? Это хорошо…
— Он с завидным постоянством влипает в разные неприятности, — закончил принц любезно.
— Это шутка, — сказала я торопливо.
Регин нахмурился, не оценив эльфийского остроумия, но потом снова заговорил о прежних временах и мастерской Фарина, которая была самой богатой и большой во всем тогдашнем королевстве.
Благодаря кузнецу, а еще больше — жемчужине, предложенной в качестве платы за кормежку и ночлег, у Кнуффи нас приняли очень радушно, ничем не выказывая, что знают о стычке на улице. Свободная комната была только одна, но по известным причинам меня это устраивало, а когда на стол поставили кашу с жареными потрохами, мир стал казаться почти прекрасным.
Регин сел в сторонке, чтобы выпить с завсегдатаями по кружке пива и дать нам с эльфом спокойно поесть. Я сразу схватила ломоть хлеба и ложку, и набросилась на еду. Все-таки, лепешки и вода — этим можно насытить желудок. А вкусная домашняя еда насыщает еще и сердце.
Я знала, что Дагобер был так же голоден, но почему-то есть не начинал — вертел ложку в руках и выглядел неуверенно.
— Что это? — спросил он подозрительно и так же подозрительно принюхался.
— Замечательное кушанье, — ответила я ему, забирая еще кусок хлеба. — Подходит и для мерзких гномов и для распрекрасных эльфов. Отлично подкрепляет силы в дороге, стоит недорого и вообще… Ты же есть хотел? Вот и ешь.
Я с аппетитом зачерпнула полную ложку каши и замычала от удовольствия.
— Так вкусно? — спросил Дагобер, забирая на ложку немного.
— Если не хочешь, отдавай свою тарелку, — ответила я с набитым ртом.
— Ага, размечтался, — фыркнул он и попробовал.
Сначала пожевал осторожно, потом растер языком, потом проглотил и кивнул, признавая еду годной.
— И правда, вкусно, — согласился он после второй ложки. — Какая-то крупа, как я вижу? Никогда не ел ничего подобного.
— Просо с потрохами, — сказала я, смазывая хлеб горчичкой.
— С потро… — он уставился на меня в ужасе. — Это кишки, что ли?!
— Они самые, — подтвердила я. — А ты чего позеленел?
Но эльф не ответил и стрелой вылетел вон из таверны. Немного выждав, я отправилась проверить, что с ним.
Красотулечка — он стоял возле бочки с дождевой водой, и его выворачивало наизнанку. Неодобрительно покачав головой, я вернулась к столу и съела свою порцию и кашу из чашки эльфа. Кишочки были чудесными. Они проваливались в желудок, как бархатные, даря приятную теплоту, а не тяжесть.
Заметив, что с ужиной покончено, Регин подсел ко мне. Ему хотелось поговорить, да и мне было интересно послушать о своем знаменитом прадеде. Дагобер вернулся, попросил воды и сел в сторонке — хмурый, грызя краюшку хлеба.
— До войны мы жили в столице, — рассказывал Регин, — это сейчас нас разогнали по резервациям, а тогда к гномам относились с почтением. Особенно после того, как Фарин сделал алмазную бабочку.
— Бабочку! — воскликнула я.
— Ты знаешь о ней?
— Только то, что она была чудом красоты и пропала во время войны.
— Я видел ее, и был горд, что мои инструменты послужили ее созданию. Ведь что бы там ни говорили эльфы, мы понимаем красоту, мы чувствуем ее, — Регин сказал это довольно громко, чтобы Дагобер точно услышал.
Принц покривился, но промолчал, а я поспешила спросить:
— О каких инструментах идет речь, папаша?
— За год до той поделки мастер Фарин заказал мне бронзовые диски и пилки. Я сработал их тайно, потому что он просил об этом.
— Но зачем?! — изумилась я. — Они не используются в нашем ремесле!
— Думаю, ими он и сделал ту бабочку, — сказал Регин, и глаза его засияли при воспоминании о былой славе. — Разве он не передал тебе этого секрета? Тебе или твоему отцу?
21
Мне пришлось повторить печальный рассказ о том, что великолепная брошь была утеряна, а дед и прадед унесли свои секреты в могилу. Регин долго молчал, а потом сказал:
— Эта война была начата эльфами. Они мнят себя великим народом, который умнее и возвышеннее всех остальных, а на самом деле могут только разрушать.
— Я все слышу, дед, — подал голос Дагобер.
— А я и не сплетничаю по углам, — ответил гном, воинственно выставив бороду. — Сказал — и еще раз повторю. Вы всегда наживались на нас, но сами ничего создать не можете. Даже ваши дворцы были созданы нами!
— Не может быть! — я открыла рот. — Я видела чудесный эльфийский дворец в Миддлтауне, там стены выложены каменной мозаикой.
— Гномская работа! — стукнул Регин ладонью по столу. — Пятый век, мастер Фазли и его команда! Мозаику делали из дробленого янтаря и садили на раствор, замешанный на яичных желтках!
— Что за бред, — презрительно сказал Дагобер. — Ты поваров с зодчими путаешь, борода.
— Гномы никогда не лгут! — изрек Регин.
Дагобер состроил гримасу, показывая, как он этому верит, а я промолчала, потому что не мне было настаивать на гномьей правдивости, но слова кузнеца поразили меня до глубин души.
— Неужели, это все гномы? — спросила я Регина. — Вся эта красота — это наши предки?
— Кому ты веришь? — опять встрял Дагобер. — Старику, который выжил из ума? Не желаю выслушивать эти оскорбления.
И он удалился за соседний стол, горделиво встряхнув золотистой гривой. Мы с Регином проводили его взглядами, правда, нас одолевали совершенно разные чувства.
— Честно говоря, удивлен, что ты выбрал в спутники эльфа, — сказал Регин. — Но если он спас гнома, то может, и не такой гадина, как остальные.
— Поверь, приятного в нем мало, — сказала я мрачно. — Но так получилось, что мы связаны с ним намертво.
— Куда идете?
— Пока не решили, — ответила я уклончиво, — шли в столицу, сбились с пути, а потом попали к оркам. Они отчего-то тоже не любят эльфов.
Регин посмеялся над этой незамысловатой шуткой, а я только хмыкнула, допив остатки из кружки.
Мы с кузнецом засиделись за полночь, пока добрый Кнуффи не начал тушить свечи, показывая, что нам пора на покой.
— Приятно было встретить тебя, — Регин вдруг погладил меня по голове, совсем, как отец. — Но до чего же ты похож на Арью! Я был влюблен в нее в годы юности, но она выбрала Фарина.
Я покраснела до корней волос, и усердно кланялась, прощаясь с кузнецом.
— Не доверяю этому старикану, — сказал эльф, когда мы понимались на второй этаж по скрипучей лестнице. — Он похож на раздавленного таракана.
— Знаешь, это глупо и подло — судить по внешности, — сказала я, останавливаясь на середине.
— Понимаю, почему тебе так должно казаться, — Дагобер посмотрел на меня сверху донизу с оскорбительным высокомерием. Я не сдержалась и ударила его кулаком в живот.
Удар вышел отменный — принц согнулся пополам и зашипел от боли. Кроме нас на лестнице никого не было, Кнуффи копошился где-то возле столов, и мы с эльфом могли выяснить отношения без стороннего вмешательства.
— Никто не давал тебе права оскорблять тех, кто недостаточно хорош собой, — сказала я раздельно. — Твоя мордочка — не твоя личная заслуга. И если тебе привелось родиться красавчиком-эльфом, то не следует слишком этим гордиться, потому что мордочку ведь можно и подправить.
Дагобер отдышался и выпрямился, и взгляд его не сулил ничего хорошего. Я предугадала его намерения и сказала:
— Тронь меня хоть пальцем — я тут всех на уши поставлю. Помни, что сотня гномов только и ждет, когда ты дашь им повод, чтобы отлупить тебя, как грушу и вышвырнуть вон. А за деревней рыскают дружелюбные орки, которые просто мечтают увидеть тебя снова, красота поднебесная!
— Слишком уж ты языкастый, — процедил Дагобер сквозь зубы, но с расправой решил повременить. — Не споткнись как-нибудь о свой длинный язык.
— Еще чего-нибудь, сударики? — высунулся из-за перил Кнуффи, решив, что мы не уходим, потому что хотим еще пива или поесть.
Дагобер резко отвернулся и взбежал по лестнице, а я помчалась за ним, боясь очередного приступа колдовского удушья.
Но едва мы оказались в комнате, беседа возобновилась.
— Ты какое-то абсолютное зло, поганый гномёнок, — сказал эльф в сердцах. — Едва я тебя увидел, сразу понял, что что-то произойдет. И точно — вся моя жизнь пошла наперекосяк, и чем дальше, тем больше всё дает крен. Что же ты за болячка такая, если из-за тебя все время проблемы?
— Из-за меня?! Ты ничего не перепутал, эльф? — я была настолько взбешена, что готова была наброситься на него с кулаками. — Ты пришел сюда даже без рубашки. А теперь сыт, обогрет и будешь спать в кровати, а не на куче лапника. И еще смеешь оскорблять моих сородичей!
— Я имею на это право, — сказал он, приближая свое лицо к моему.
— Да что ты! — я подбоченилась. — Это корона на пустой голове дала тебе право оскорблять тех, кто не смог уродиться эльфом?! Нельзя быть таким нетерпимым к другим народам, ваше высочество! Твой покойный папаша ко всем относился одинаково…
— За что и поплатился! — повысил голос Дагобер, и я озадаченно замолчала. — Моих родителей зарезали твои соплеменники, — сказал принц, — так что не надо петь песенок, про то, какие мы плохие и какие вы замечательные.
Он расстегнул жилетку и не глядя бросил ее на лавку у стены.
Я молчала, кусая губы, и не зная, как отнестись к услышанному. Покойные король и королева умерли от желтой чумы — по этому поводу в стране был траур полгода, но принц Дагобер говорит…
— Все, я хочу спать, не беспокой меня до утра, — эльф завалился в постель, стаскивая сапоги.
Стоя у порога, я смотрела, как он попытался вытянуться в полный рост, но кровать была коротка. Ворча, Дагобер перевернулся на бок, подогнул колени и закрыл глаза.
— Погаси свечу, — сказал он уже сонным голосом.
А кровать в комнате была всего одна.
22
Конечно же, свечу мне пришлось загасить — я не могла не выполнить приказ эльфа, связанная колдовством. Но спускать ему остальное не собиралась. Теперь комната была погружена в темноту, но сквозь неплотно прикрытый ставень проникал лунный свет, и я прекрасно видела лицо принца Дагобера, который собирался с чистой совестью отправиться в мир снов и грез.
— Позволь-ка спросить, — начала я ледяным тоном, скрещивая на груди руки, — почему ты занял кровать?
— А ее хочешь занять ты?
— Это было бы справедливо. Ведь я за нее платил, — напомнила я забывчивому эльфу, но тот даже бровью не повел.
— Кровать — моя, — отрезал он, — а ты можешь расположиться у порога. Слуга.