Пожалуй, прежде она пряталась где-то в боковых переборках. Но сейчас меня больше интересовало не то, откуда она взялась — а то, почему Скевос перекрыл выход с яруса только теперь. Отпала нужда в том, чтобы я совала свой нос в шкафы на нижнем ярусе? Или случилось что-то ещё?
Или же предстоит выгрузка какого-то груза — скажем, тех же шкафов. И он не хочет, чтобы я путалась под ногами.
В общем, теперь мне было нечем заняться. Совсем.
Время тянулось медленно. Я походила по своей комнате из угла в угол, повалялась на койке, от скуки сделала на ней «березку». Потом ещё одну. Сходила на кухню, что-то съела без особого интереса. Полазила по кухонным шкафам, снова вернулась в комнату…
Полное безделье оказалось страшной вещью. Когда Скевос наконец появился, я была готова на что угодно — лишь бы заняться хоть чем-то.
Он влетел в мою комнату, и, не говоря ни слова, раскинул по кровати кусок самой настоящей ткани. Угольно-черной, не блестящей, а матовой, поглощавшей и свет, и взгляды.
Я схватилась за отрез, готовая шить, кроить, сбивать масло, молоть зерно — что там ещё делали в древности? Забивать мамонтов…
— Это шелк с Неларии. — Довольно сказал Скевос. — Нашел в одном месте. Цвет попался удачный, как раз для работы в духе отцов-основателей. Можешь капать на него жиром, вытирать об него руки — цвет и фактура этой ткани скроет все.
Я вспомнила о той авантюре, в которую собирался втравить меня Скевос. И впервые с того момента, как он предложил сходить на прием к местной элите, ощутила азарт, а не сомнение пополам с неуверенностью.
— Вот украшения. — Вдруг объявил хозяин корабля.
А потом высыпал поверх шелка целую пригоршню сияющих штучек.
Я разворошила кучку, рассматривая. Черные камушки с неровной поверхностью, какая бывает у необработанного янтаря. Внутри каждого горит огонек, опушенный иглами бледно-голубых и синих лучей.
— Живые кристаллы. Я выбрал оттенок, который подойдет к твоим глазам… Наташа.
Скевос наблюдал за мной от изножья кровати. Спокойно так наблюдал, со снисходительностью во взгляде. Чувствовалось, что это не первые кристаллы, которые он дарит женщине.
— Благодарю. — Церемонно сказала я. Повертела в руках неровный камешек, не имевший ни оправы, ни каких-то нитей. — А как их цепляют на себя?
— Живые кристаллы держатся на теле сами.
Скевос шагнул вперед, взял один из камушков. Протянул ко мне руку и коснулся кристаллом ямки между ключиц. Потер кожу камушком, неторопливо разжал пальцы, не забыв как бы случайно коснуться кожи под ямкой. Этак скользко, ласкающее…
Я дернулась, отступив на шаг назад.
Ощущение от неровной, шелковистой поверхности кристалла, потершегося о кожу, было теплым, нежным… и не только. Мне вдруг стало не хватать воздуха — и я глотнула его, приоткрыв рот. Где-то рядом начала сыпаться замедленно-хрустальная трель крохотного колокольчика.
Сам кристалл, прилипнув к коже, так и остался в ямке между ключицами. Я скосила глаза — камень сиял неровно, выплескивая лучи иглами. Как бриллиант, который медленно крутят под лучами солнца.
— Живые кристаллы с Донегарта. — Медленно сказал Скевос. — Прилипают к телу, если потереть о кожу. Чтобы снять, достаточно сильно потереть другую сторону и тут же убрать руку. Слышишь звон? Так кристалл отвечает на ласку. Есть женщины, которые трут их постоянно, чтобы привлечь к себе внимание. И делают это на приемах. Некоторые кладут кристаллы на живот во время любовных ласк. В такие моменты звон становится звонче, резче, быстрей…
— Колокольчик был бы надежнее. — Сказала я, пытаясь скрыть смущение. — Навесила себе на шею, и ходи, звенькай… Значит, нужно смастерить наряд из этой ткани? А нитки, ножницы…
— Вот. — Скевос швырнул на кровать маленькую шкатулку. Выложил рядом пару туфелек, без каблуков, выглядевших так, словно их сшили из черных лепестков неизвестного цветка. — Зайду за тобой через два часа. Поторопись.
Я сначала кивнула, а потом бросила взгляд себе на руки. И с такими ногтями идти на прием? Лак, объеденный местным гель-вместо-душа, давно облупился. Про волосы я вообще молчу…
Но Скевос уже вышел. Ладно, решила я. Будем играть Золушку, к которой фея так и не явилась.
Когда хозяин корабля стукнул мне в дверь, прежде чем войти — проявив таким образом небывалую для себя любезность — я уже была готова. И, кинув взгляд в зеркальную панель на боковой стене, объявила:
— Войдите!
Влетевший в комнату Скевос был облачен в черный комбинезон. На одно плечо накинут громадный, во весь рост, серый шарф, закрывающий половину тела. И чем-то напоминающий римскую тогу.
Ястребиное лицо, пока он разглядывал меня, не выражало никакого волнения.
— Наташа, увидев вас, они не забудут это зрелище никогда. Вы так блистательны…
— Ну ещё бы, с таким количеством кристаллов. — Пробормотала я.
Решив не мудрствовать, черные камушки я налепила на руки, плечи и обнаженную часть груди как попало. И на лоб, кое-как изобразив из них цепочку. Поэтому казалась сама себе сейчас пародией на новогоднюю елку. Наряженную в гирлянду..
С другой стороны, сиять, так сиять — поскольку целью было всего лишь произвести неизгладимое впечатление. И не важно чем, элегантностью или роскошным декором.
Волосы я мыла всего день назад, и снова пользоваться суровым звездным шампунем не рискнула. Блестели они чистенько, а наэлектризованность с них уже сошла. Я стянула их в хвост лентой, отрезанной от края отреза, и на этом с прической покончила.
Из отреза получилось два угольно-черных саронга, верхний до бедер, нижний до пят — я решила, что как минимум традиционную длину вечерних нарядов сохраню. Вышло у меня черное платье в греческом стиле, подхваченное узлами на груди и бедрах. Края ткани под ними, чтобы не расходились, на живульку были подшиты частыми стежками.
Про себя свое творенье я назвала прет-а-порте а-ля-Камышин — и хихикала над ним, пока налепливала кристаллы на кожу перед зеркалом.
— Вы великолепны. — Серьезно объявил Скевос. — Сдержанно, изыскано — и совершенно не похоже на то, что носят местные красотки. Это, кстати, главное. А теперь вперед, изумлять Рирсу и весь Фогенс-Лул — потому что прием у канцлер-фрей уже показывают по всем инфосетям планеты…
В уже знакомом мне отсеке под жилым ярусом нас ждал горуд, та самая летучая машинка. Мы загрузились — и полетели.
Небоскребы Рирсы, столицы Фогенс-Лула, вонзались в белесое небо изготовившимися к старту звездолетами. Горуд несся над поблескивавшей между ними серебряной лентой — внизу протянулась то ли местная магистраль, то ли река с идеально ровными краями.
Зал для приемов оказался громадным тентом из полупрозрачного материала, похожего и на пластик, и на стекло одновременно. Тент установили в саду с синеватыми деревьями, увитыми цветами — я так и не поняла, растут ли громадные розовые соцветия прямо на стволах, или кто-то нацепил на них гирлянды, изображавшие натуральное цветение.
Горуд припарковался на приподнятой круговой эстакаде, возвышавшейся над оградой сада. Мы вышли и нам под ноги тут же сунулось плоское белое блюдце. Скевос шагнул на него, за руку втянул меня. Снизу блеснуло, тонкий голос что-то пропел. Потом сделал паузу и сообщил уже на слегка искореженном русском:
— Канцлер-фрей и весь Фогенс-Лул рады приветствовать у себя дочь сара Ивана Васильевича Грозного.
Скевос, повернувшись ко мне, что-то сказал. Голос, исходивший то ли от блюдца, то ли вообще из пустоты, тут же заявил:
— Этот диск — наше место на время приема. И вот что, Наталья Ивановна…
Мой спутник провел ладонью по груди своего черного комбинезона, потом поймал мою ладонь, надел на запястье цепочку — затейливую, похожую на черно-серебряный жгут.
— Это переводчик. Когда ты будешь далеко отсюда, он тебе понадобится.
Рядом приземлился ещё один горуд — покрупнее нашего, с каким-то загадочным механизмом на крыше. Оттуда вышла пара…
Я уставилась на них до неприличия пристальным взглядом.
Скевос, сказав, что одеваются здесь легко, здорово приуменьшил. Дама, вышедшая из горуда, была практически вообще не одета. Высокая, выше меня, стройная и ослепительно-красивая. Серебряные волосы, улетающие вверх массой вздыбленных, круто завитых локонов, опушены бахромой из кристаллов, сбегающих по шее.
Правая рука и левая нога обвиты цветочными гирляндами, между ними налеплены камушки навроде моих, только брызгающие искрами лучи в них — сиреневые и розовые. Пониже пупка колыхается лепесток ткани, неизвестно как прилипший к золотисто-розовой коже. Фиговый листочек будущего…
И наискосок, от правого плеча к левому бедру, прихотливо тянется дорожка из сияющих кристаллов.
И все.
Пока я пялилась на голую девицу, Скевос что-то сказал, приобнял меня за плечи и прижал к себе.
Я, может, и дернулась бы — но тут белый диск, на котором мы стояли, спорхнул с эстакады и полетел над дорожками сада, огибая деревья.
Пока мы плыли мимо древесных исполинов в синеватой листве, я спросила:
— Кстати, а чем придется разводить огонь на этом конкурсе?
— Вам все дадут. — Скевос чуть повернул голову, окатил меня пристальным взглядом. — И зажигающее устройство, и куски древесины. Остальное будет зависеть от вас. Однако не беспокойтесь, Наталья Ивановна…
Вообще-то я была Андреевна, ну да ладно.
— Как я уже сказал, главное — запомниться послу с Зейтула. А победа… что ж, она не помешает — но не является нашей целью.
Диск, на котором мы стояли, нырнул под сень вознесенного в небеса тента. Под его куполом, над головами собравшихся, оказались установлены гигантские экраны. Как раз сейчас на них красовались наши со Скевосом лица, и мелодичный голос объявлял о чем-то.
Переводчик, вделанный в белый диск, сообщил лично для меня:
— Наша гостья, дочь Ивана Васильевича Грозного, саря одной из планет Содружества Даль! Наталья Ивановна! И её спутник, капитан Скевос, сын и потомок семейства Калирис!
Парочки на соседних дисках дружно повернулись ко мне. Я в ответ тоже окинула взглядом местное общество — и почувствовала себя монашкой, случайно заскочившей в бордель.
Редкая из дам, паривших под тентом на белых дисках, была одета хотя бы в подобие купальника. Кое-кто обошелся одними цветами и украшениями. Такого количества обнаженной плоти я в жизни не видела.
Мое импровизированное черное платье, закрывавшее тело от груди до щиколоток, выглядело тут не скромным — а кричащим, чуть ли не угрожающим…
Обнаженные девицы глядели на меня широко раскрытыми глазами. И Скевос наблюдал искоса, сбоку. Уголок твердо очерченных губ подрагивал, словно он сдерживал улыбку.
Ах ты ж зараза, мрачно подумала я. Ведь именно такого результата он и хотел — не зря же принесенного им отреза с избытком хватило на два саронга. И цвет у ткани оказался непроглядно-черным…
Но деваться было некуда, а целью было впечатлить всех присутствующих. Я выпрямилась, вскинула подбородок.
И, милостиво улыбнувшись тем, кто на меня глазел, по-королевски сделала им всем ручкой. В смысле, вскинула руку и покрутила в воздухе кистью.
Диски, плававшие вокруг на разных высотах, торопливо слетелись в нашу сторону. Скевос что-то вполголоса сказал, подставка у нас под ногами медленно поплыла вперед по проходу, оставленному другими дисками.
Я, держа на лице милостивую улыбку, продолжала разглядывать публику под тентом.
В отличие от дам, мужчины оказались одеты более сдержано. Правда, имелось нескольких красавцев, наряженных в одну набедренную повязку. Животы в кубиках, плечи и бедра украшены сияющими кристаллами — Аполлоны в брильянтах, да и только.
— Это сыновья лучших семей Фогенс-Лула. — Пояснил Скевос, заметив мой взгляд. — Им ещё в детстве сделали модификацию тела — усилили кости, отработали рельеф мышц, чтобы он сохранился навсегда, без упражнений. А ещё им проводят постоянную генную терапию, так что они проживут лет триста, не меняясь. Такими же красавцами, как сейчас…
Обалдеть, подумала я. Спросила:
— Что за генная терапия?
— Не знаю, поймешь ли ты… им дают вирусы с геном каталитического компонента теломеразы, одного из ферментов, который производится в клетках организма. Терапия безумно дорогая, потому что для каждого приема порцию вирусов синтезируют отдельно. Если ген, полученный с вирусом, подействует на организм хоть чуточку сильнее, чем это требуется телу именно в данный момент времени, все кончится ускоренным ростом опухолей во всех органах, на коже, в костях…
— Не слишком ли рискованно для мальчиков в кристаллах?
Скевос ответил вполголоса:
— Нет, если все делается под контролем медиков и аналитической аппаратуры. Зато это дает триста лет жизни. Немалый срок.
— А дамам из лучших семей вирусы не дают?
Мой спутник окинул взглядом стену из обнаженных тел, увитых цветами.
— Дают, конечно. Дочери лучших семей тоже имеют свой кусочек бессмертия. Но их трудно отличить от тех, кто просто молод. Только красавцы-долгожители Фогенс-Лула выделяются своей одеждой на фоне простых смертных…
— А зачем? — Я ответила прямым взглядом очередному Аполлону с полотенчиком на бедрах, спланировавшему сверху на своем диске. Тот лениво усмехнулся — и продолжил разглядывать меня в упор. Взгляд у него был спокойный, даже слегка апатичный. — Или тут раздеться донага — это показать свое высокое происхождение?