— Ладно, приехали раньше, а мне и радостней.
Я кивнула, снова обняла няню и тревожно спросила:
— Адиль тебя совсем не навещает?
Адиль — единственный сын нянюшки Олены. Он полукровка, как и мы, служит в Тайной Канцелярии, выполняет особые поручения. Я видела его всего пару раз, давно очень. Не уверена, что узнаю его, если мы вдруг неожиданно встретимся. Адиль ненавидит Дарранат и не выносит дэйвов. На то есть свои причины — когда-то из-за дэйва погибла его сестра, дочка нашей нянюшки. И тот дэйв не понес заслуженного наказания. Что поделать, двадцать лет назад времена были совсем другие, не слишком радостные для полукровок.
— Да где там, — махнула рукой нянюшка. — Он сейчас на границе, выполняет какое-то секретное поручение. А может и не на границе, кто ж его знает?
— И не пишет?
— Да кто я такая, чтобы мне писать, — грустно улыбнулась Олена. — Всего лишь мать. Он вырос, я ему уже не нужна.
— Зато ты нам нужна, нянюшка. Знаешь, как нам не хотелось возвращаться сюда? Тея тебе непременно расскажет, а я скажу, что ты и няня Вера единственные здесь, кого мы по-настоящему рады видеть.
Женщина зарделась, улыбнулась и поспешила в коридор, чтобы принести мой заказ. А я вздохнула и с грустью посмотрела ей вслед. Наша нянюшка была очень доброй, но Кровавые пески изменили ее куда сильнее, чем даже нас с Теей. Она иногда заговаривалась, иногда на нее нападали приступы паники, иногда она слишком сильно нас опекала.
Когда-то Паэль намекала Инару, что не стоит доверять наши жизни больному человеку, но он знал, чувствовал, наверное, что Олена для нас не просто няня, она единственная наша связь с прошлым, опора, потеряв которую мы просто развалимся на части. Поэтому он проигнорировал желание Паэль, но чтобы и за нас не беспокоиться приставил к Олене личную няньку-служанку, которая стала ее подругой и компаньонкой на много лет. С няней Верой нашей Олене было не одиноко. Кстати, где она?
Не успела я озадачиться этим вопросом, как обе няни появились на пороге моей комнаты с горой булочек и кувшином молока. А вслед за ними шла Тея, уже успевшая переодеться.
— Что? — воззрилась на меня подруга, озадаченная моим удивленным взглядом. — Няни обещали сплетни.
— Да? — еще больше удивилась и обрадовалась я. Видимо, мы и впрямь вернулись замученными, если нянюшки так расщедрились.
* * *
Мы с Теей очень любили такие вечера сплетен и неприличных историй, которых две чудные старушки набирались во дворце, наблюдая и подслушивая за их обитателями. Что не говори, а в наших нянюшках таились такие глубины, что даже сам руководитель Тайной Канцелярии нам бы сейчас позавидовал.
Нянюшки начали говорить только тогда, когда мы наелись до отвала и сыто улеглись на подушки прямо на полу, потирая слегка раздувшиеся животики. И первое, что мы услышали…
— Паэль готовит бал дебютанток.
— Эка невидаль, — фыркнула Тея. — В чем сплетня?
— А в том, милая, что бал этот на Инарчика нашего настроен, для него готовится, — многозначительно прошептала Олена.
— Да ну, Паэль каждый год готовит этот бал, и каждый раз с надеждой, что брат выберет себе жену из тех кандидаток, что она подобрала, — скептически заметила принцесса.
— Все оно так, — поддержала подругу няня Вера, — но на этот раз, кажется, и сам повелитель не против инициативы матери.
— Чушь! — убежденно выдала Тея, и я была с ней полностью согласна.
Это все, конечно, понятно. Неженатый правитель не может дать наследника, а значит, каким бы сильным он ни был, власть остается недостаточно прочной.
Паэль уже лет пять пыталась втолковать эту простую истину своему упрямому сыну, но он каждый раз игнорировал ее. С одной стороны — это понятно, у него есть я. Ни один дэйв в здравом уме не откажется от своей истинной ради союза с другой женщиной. Это все равно, что видеть свежий, вкуснейший вишневый торт и продолжать жевать пресные лепешки. Безумие. Но, зная пунктик повелителя на счет моей безопасности, боюсь, что в своем желании меня защитить, он способен даже жевать пресные лепешки до конца жизни. Эта внезапная мысль меня совсем не порадовала.
— И кого же прочат в будущие повелительницы Илларии?
— Ну, там несколько кандидаток, — протянула няня Вера.
— Но в основном, это девушки из Домов Совета, — закончила няня Олена, а мы с Теей напряглись. И было от чего. Выбор-то получается не слишком богатый.
В Совет входили восемь Домов, включая правящий. Одно место не принадлежало никакому Дому. Его возглавлял наш куратор — Эйдан Хорст, представляя интересы всех полукровок Илларии. Второе место принадлежало деду Агеэра. Третье — Дому Экхар, где дочерей не было, только невыносимый Эйнор Экхар и его старший брат — Рейнор. Четвертое было закреплено за Домом Дерр, и, насколько я знаю, у них была только одна дочь — Нариэль Дерр — связующая Сирель на нашем вызове. Пятое кресло занимал дом де Лиар, где было две дочери Сирель и Тариэль. Шестое место принадлежало Дому Эклир — Солнечному дому, но в этом доме дочери отсутствовали, и седьмое занимал Дом Астер — Дом Призрачного ветра. Это был особый Дом, оплот воинов, как Агеэра, со своими традициями, правилами, взращенными веками обычаями. Он был также закрыт и неприступен, как вход в святилище Матери всех драконов. И я понятия не имела, были ли в этом Доме дочери.
— Итак, насколько я могу судить, кандидаток всего четыре: Нариэль Дерр, Сирель и Тариэль де Лиар и ты, Клем…
— Эй! — возмущенно уставилась я на расхаживающую из угла в угол подругу. — Я в отборе не участвую, прошу вычеркнуть мою кандидатуру.
— Почему? — искренне удивилась Тея. — Неужели ты никогда не мечтала стать повелительницей? Не мечтала о моем брате? Хочешь сказать, что мой брат не достоин твоей любви?
Я скривилась. Подруга явно переигрывала, но мне придется что-то ответить, и желательно, правдоподобное.
— Повелительницей? Я? Боги упасите. И, Инарчик, конечно, всем хорош, но не забывай, у него есть огромный недостаток, перечеркивающий все его прекрасные черты.
— Это какой же? — уперла руки в бока Тея и рискнула предположить: — Он жутко упрямый?
— Нет, у него есть матушка.
— О, да… — выдохнула она. — Убийственный аргумент. Ладно, тебя вычеркиваем. Остаются трое: Нариэль, Сирель и Тариэль.
— Думаю, мы обе понимаем, кого из этой тройки надо убрать, — заметила я.
— Не сомневаюсь, что именно эту кандидатуру, дорогая Паэль и выберет в качестве своей протеже, — сникла Тея.
— Девочки, кого вы имеете в виду? — хором спросили нянюшки.
— Сирель де Лиар, — также хором ответили мы.
— И что же в ней не так? — не поняли няни.
— Все! — продолжили хором отвечать мы, а Тея решила развить мысль.
— Она глупа, как пробка, высокомерна, раздувается, как жаба от своей исключительности, задирает нос до потолка и не любит полукровок.
— В общем, она стерва, — заключила я.
— Поправлю, глупая стерва, но очень наглая.
В этом я была с подругой полностью согласна. Я не могла представить Сирель в роли повелительницы Илларии даже в самом страшном кошмаре, я вообще не могла никого представить в этой роли, кроме себя. Не то, чтобы я жаждала стать повелительницей, нет, да и не возможно это, но я жаждала Инара, и этим все сказано.
— Сирель? Сирель де Лиар? Главная кандидатка на роль моей будущей сестры? — негодовала Тея со всей присущей ей эмоциональностью. Я тоже негодовала, но по другому поводу. Не причастен ли к этим слухам сам повелитель? Я вот ни капли не сомневаюсь, что в упрямом своем желании скрыть мое существование он готов будет жениться хоть на Сирель, хоть на чудище морском. Или меня замуж выдать. А что? Уверена, и эту возможность он продумывал не раз. Гад!
В общем, мы с Теей приуныли и последующие сплетни слушали уже вполуха. Нянюшки это поняли и велели нам ложиться спать.
Завтра будет тяжелый день. Завтрак с Паэль, встреча с дедом, кто знает, какие еще неприятности нас поджидают во дворце. Так что вскоре я осталась одна в своей старой, но все еще очень уютной комнате и даже розовые шелковые обои навевали не раздражение, как раньше, а легкую ностальгию и грусть. Скоро мне исполнится двадцать, и я больше не смогу вернуться сюда. Я выйду из-под формальной опеки Правящего Дома и стану реальной собственностью деда.
— Да уж, перспектива не радостная, — сообщила я своему отражению в зеркале, хмурому и печальному. Права няня, у меня глаза страшные. Может, потому, что улыбаюсь редко. И шрам этот над бровью красоты не прибавляет. Наоборот, еще больше внимание к глазам привлекает. — Челку что ли отрастить? А зачем? Кого ты соблазнять собралась, глупая?
Инара никакие челки не переубедят. Но если он женится, я умру или, что более вероятно, прибью его первой.
С этими мыслями я и забралась в постель, представляя, все тысячи способов, которыми могла бы покалечить Инара. Впрочем, тысячи скоро сократились до нуля. Я припомнила, что он повелитель и не убиваем. Жаль только, что и его невероятное упрямство тоже неубиваемо. Вот его бы я точно попыталась чем-нибудь проткнуть или отравить, или испепелить, или…
* * *
— Клем! Клем!
— Мама!
— Нет, Клем. Уходи, беги, беги отсюда скорее.
— Нет, мама, нет.
— Послушай меня доченька, послушай. Ты должна бежать. Найди тетю Мариссу и Тею. Найди их.
— Мама…
— Я очень люблю тебя, цыпленок.
— Мама…
— Я всегда буду любить тебя. Всегда. А теперь беги, беги так быстро, как только можешь. Беги…
Что-то взорвалось, кругом огонь, все в дыму, запах гари в носу, сердце бешено колотится, готовое вот-вот разорваться. И глаза матери, страшно испуганные, не за себя — за меня.
Мне снился кошмар, страшный, безумный, больше похожий на воспоминание. Всегда одно и то же: огонь, взрывающийся купол, смерть, запах гари и мама, велящая мне бежать. А я не могу, ноги прирастают к земле, все внутри цепенеет, я только вижу, что кто-то большой подходит ко мне, касается лица и шепчет: «я не убиваю ангелов». На этом месте я всегда просыпаюсь в холодном поту от собственного крика, а после дрожу под одеялом не в силах согреться и успокоиться. Когда Тея это видит, она ложится рядом со мной, крепко обнимает, как в детстве, и я успокаиваюсь. Жаль, что сегодня не попросила ее остаться, и я совсем одна в темноте, дрожу, как осиновый лист, и никак, никак не могу согреться.
Не думала, что сон напугает меня настолько, что я буду плакать, чувствовать такое страшное, почти дикое одиночество, и не сразу пойму, что…
— Тшш.
Я вздрогнула, услышав…
— Слишком мало времени прошло, я все еще могу чувствовать тебя.
— Уходи.
— Уйду, когда ты успокоишься, — ответила большая, с человеческий рост тень, сотканная из дыма, который так напугал меня во сне. Но эту тень я знала, я любила ее, и поэтому позволила ей к себе прикоснуться. Холод исчез, заменившись легким оцепенением. Тень приняла очертания человека и расположилась рядом, едва касаясь одеяла. — Легче?
— Немного. Но тень не заменит тебя настоящего.
— Знаю.
— Но настоящий никогда не придет, — продолжила я свою мысль.
— Верно, — не стала лгать тень.
Я промолчала. Хотела сказать тени, чтобы убиралась, но не смогла. Страшно стало снова остаться одной в темноте. Да и так я хоть на мгновение могу представить, что он и правда лежит рядом, смотрит на меня своими мерцающими глазами, в которых бушует пожар. Уверена, где-то там так и есть.
— Посылать тень опасно.
— Не сегодня. Почему ты плакала?
— Кошмар приснился, — но он и сам это знал.
— Все тот же?
— Нет, другой. Я маму видела и пожар, и голос…
— Голос?
— Он сказал что-то, но…
— Что? — напряглась тень, а я, сама не знаю почему, не стала продолжать.
— Ничего. Я просто надеюсь, что это был сон, глупый, дурацкий сон.
— Тее тоже снятся сны.
— Я знаю. Ее все еще мучает это.
— Она рассказывала тебе?
— Нет, никогда. А тебе?
— Боюсь, что мне бы она рассказала в последнюю очередь.
Тень замолчала, как и я, но тишина не пугала меня больше, не давила на уши. Мне было хорошо, спокойно, ведь он рядом, пусть даже только мысленно.
— Ты поэтому не хочешь, чтобы мы были вместе? Из-за них?
— Зачем ты задаешь вопросы, на которые знаешь ответы?
— Хочу услышать от тебя. Хотя бы так. Ведь в реальности ты мне этого не скажешь.
— Клем…
— Прости, я знаю, что причиняю боль. Давай просто полежим. Завтра будет тяжелый день.
— Мне жаль, что я ничего не могу сделать.
— Ты ничего не хочешь делать, а это разные вещи, — резче, чем хотела, проговорила я. — Когда-нибудь у деда может получиться. Когда-нибудь, я буду достаточно тебя ненавидеть, чтобы согласиться. Ты смиришься? Можешь не отвечать. Я и так знаю ответ.
— Клем… — снова прошептала тень, но на этот раз в голосе звучали нотки отчаяния.
— Не надо. Я уже успокоилась. Ее миссия выполнена. Ты можешь отпустить ее.
— Я побуду еще немного. Пока ты не заснешь.
— Я в порядке, правда. Приступ паники прошел. Теперь я злюсь.
— На меня?
— И на себя тоже. Ты делаешь мне больно, а я позволяю тебе делать это.
— Прости.
— Мы оба ее причиняем друг другу. Мне страшно. Завтра мы снова встретимся, и ты пройдешь мимо, так, словно мы вежливые незнакомцы.
— Так надо.
— Я знаю. Но от этого не легче. Иногда мне хочется выдрать это чувство из груди и просто забыть обо всем. О тебе.
— Знаю, мне тоже иногда этого хочется.
Но больше прикоснуться, отпустить себя, почувствовать, любить в открытую, никого и ничего не боясь. Это были наши общие мысли. Инар не сказал о них, но слов и не нужно было. Я просто чувствовала это, всю ту любовь и страсть, что он испытывал и так тщательно подавлял. Я вздрогнула от этого страшного, опасного чувства, отодвинулась. Тень перестала сверкать, источать его мысли.
— Прости.
— Даже представить страшно, что будет, если ты выльешь всю эту лавину на меня наяву.
В ответ тень улыбнулась.
— Твои чувства тоже доставляют неудобства, особенно, когда ты на меня смотришь.
— Поэтому я стараюсь не смотреть.
— Знаю.
— Я люблю тебя, Инар, — вдруг прошептала я, чтобы он просто знал, хотя он и так все знал, только вслух не сказал. Это я могла безнаказанно чувствовать и говорить, а он… для него даже слово — борьба с самим собой, и появление тени здесь и сейчас — проигранный бой. А я даже не знаю, какого исхода для нас бы хотела. В любом случае, мы все равно проиграем. — Уходи, пожалуйста.
Тень еще немного повисела в воздухе, а после испарилась, как и ощущение его присутствия. Я вздохнула, перевернулась на другой бок и почти сразу заснула, напоследок подумав о том, что вместе с теми, другими чувствами, он явно использовал что-то еще, иначе так быстро я бы не успокоилась.
ГЛАВА 7 Ненавистный дом Агеэра
Завтраки с Паэль стали для нас с Теей настоящей традицией, правда меня не приглашали, но Тея отказывалась и вовсе туда ходить без меня. Всем пришлось смириться.
Паэль была прекрасна. Вот кто и может в свои годы выглядеть потрясающе, так это повелительница Илларии. На ней было золотое платье из парчи, маленькая диадема с огромным желтым топазом, неизменный атрибут власти, и взгляд, чуть снисходительный, чуть покровительственный, но всегда нежный и теплый. Да, Паэль умела прятать свои чувства за масками, но, в чем стоило отдать ей должное, так это в том, что она никогда не опускалась до прилюдного выражения чувств. Она могла откровенно пренебрегать и ненавидеть наедине, но никогда на людях, ведь это не соответствовало правилам поведения в высшем свете, которые она неукоснительно соблюдала и требовала соблюдать других. Инар им следовал, Тея — нет. Она делала все возможное, чтобы разозлить мачеху, а та, в свою очередь, делала все возможное, чтобы принцесса никогда не чувствовала себя частью Правящего Дома. И ей это очень хорошо удавалось.
На завтраки с Паэль собирались приближенные к ней первые лица Илларии и те, кого она приглашала. Это был своеобразный маленький прием, куда стремились попасть все, потому что если тебя не пригласили, значит, ты в опале, значит, никто больше не пришлет тебе приглашение на бал, не позовет на раут, не нанесет визит. За этим тщательно следили ее подданные, во главе со статс-дамой эрисой Далиан Флемор.