— Не дрожи, — велел Кощей, приняв мой страх на свой счет, — не обижу.
А я просто не смогла ему сказать, что конкретно сейчас боюсь совсем не его и вот прямо сейчас ни за что на свете не согласилась бы слезать с его рук. Пусть он хоть на части переломается, но на этот пол я ни за что на свете добровольно не спущусь.
На счастье Кощея и его едва ли бессмертных нервов, из полутемного, по-особенному мрачного коридора под теплые солнечные лучи вышли мы раньше, чем паника накрыла меня с головой и я, не щадя свои кости, полезла ему на шею, с мольбами и стенаниями.
Замок его и впрямь умел подавлять волю и вселять ужас…
А на улице, под ясным небом, под раскатистый рык десятников, поскуливание волков и звоном мечей, Бессмертный понес меня мимо боища — просторной, утоптанной и уснащенной (не опечатка) для тренировок поляны, где упражнялась его лохматая дружина.
Я сжалась, готовая к ненужному вниманию, но оборотни, демонстративно не обращали на нас внимания — стоило Кощею пройти мимо кого-то из волков, как те начинали рубить друг друга с еще большим рвением.
Нас старательно не замечали, не желая нарваться на недовольство своего царя.
И это оказалось так странно, так удивительно и непривычно…и совсем не похоже на простое и понятное человеческое поведение, где любопытство завсегда сильнее здравого смысла было.
Мы прошли вдоль казарм и большой добротной бани к неприметному и скромному домику, пристроившемуся на краю волчьего жилья. Кощей нес меня к ведовке и знахарке, к жене самого Лешего, к Елове.
Как шептались домовые, не хуже людских кухарок любившие посплетничать, перебралась поближе к Бессмертному ведовка с полгода назад. Поссорилась с мужем да и ушла. И возвращаться все так же не планировала, отвергая все попытки Лешего помириться, игнорируя его извинения и вроде как присматриваясь к Вою. Не то, чтобы он был ей очень нужен, но бесовская ее натура требовала позлить обидевшего ее мужика. Несмотря даже на то, что он нечисть и хозяин леса.
Дверь открылась раньше, чем Кощей ступил на невысокое крыльцо, в три ступени. На пороге, уперев кулачек в крутое бедро, нас встретила невысокая, полнокровная и неожиданно молодая девица. Темный глаз, темный волос и непривычная смуглость лица…единожды глянув на нее, расхочешь злить такую женщину в принципе.
Раньше я еще задавалась вопросом, как же Леший мог жениться на простой ведовке, а сейчас получила ответ: Елова была невообразимо сильна и ничуть не тушила бушующей мощи своего могущества, как это делал Кощей, или те же братья Змеи, или Водяной. Она упивалась своей силой и не желала ее смирять.
— Хоть так познакомимся. — не здороваясь заявила она, смерив меня взглядом. Не Лихо, конечно, но отсутствие защитного кольца я почувствовала остро. Эта тоже могла так глянуть, что сглаз налипнет не хуже грязи в дождливый день.
Будь моя воля, знакомиться с ней я бы не стала ни за что, но кого бы тут интересовало, чего я желаю?
Кощей оставил меня на попечение Еловы и ушел, с облегчением передав заботу обо мне ведовке.
И это был самый злодейский поступок из всех злодейских поступков…лучше бы он меня съел, честное слово.
Сначала Елова выправляла мне вывихи и заговаривала синяки и ссадины, отнимая боль и возвращая моему телу возможность двигаться. Потом погнала мыться и вместе с водой смыла все злые мысли и недобрые слова, что успела навешать на меня Лихо, а вслед за этим выдала на замену моего сарафана свой, не такой нарядный и немного жмущий в груди, но сухой и чистый.
А потом заварила чай, усадила меня за стол и небрежно отмахнувшись от искренней благодарности, на долгих три часа утопила меня в пространных размышлениях на довольно необычную тему.
Говорила она том, какой Кощей умный, справедливый и ответственный — я слушала с безнадежным смирением. Нахваливала она Бессмертного по довольно простой причине: он дал ей убежище и защиту от Лешего. И неизвестно сколько бы мне пришлось все это слушать, и совсем непонятно насколько сильно я бы успела пропитаться благосклонностью ведовки к Бессмертному, если бы на исходе дня, под несчетную чашку горячего чая, из уже в пятый раз разогретого самовара, беседу нашу не спугнул трусливый стук.
— Чего еще? — голос Еловы окреп, стряхнул чарующие нотки, разросся, стал властным и громким. Повелительным.
— Там это… Тугарин царевну просит. — не открывая двери, отозвался волк, от волнения хрипло поскуливая. Видать, что-то важное случилось…
— Идти надо. — решила я, поспешно отставив чашку. Чаевничать, конечно, приятно, а уж сбор у ведовки был просто дивный, но такими темпами я и сама рисковала проникнуться к Бессмертному симпатией. Уж больно ладно о нем эта бесовка пела…бежать пришло время.
Елова не стала останавливать, кивнула, принимая мои слова и просто повела рукой в сторону двери, разрешая идти.
И я пошла. На крыльце, переминаясь с лапы на лапу, ждал меня большой волк, с интересными, темными подпалинами на серой шерсти и порванным ухом. Потертая кольчуга тускло отражала рыжий свет заходящего солнца и совсем ему не шла, но носил ее оборотень, вот странное дело, с гордостью.
— Я проведу. — рыкнул он.
И провел. И довел. И Тугарин мне очень обрадовался. И Горыныч тоже. И Кощей даже здесь был.
И лучше бы я еще пару литров чаю в компании Еловы выпила…
Привел меня волк на замковую стену, аккурат к мощным, несокрушимым воротам, под которыми верхом на боевом коне сидел богатырь. А рядом с ним, привязанная чембуром к седлу, пофыркивая стояла Марька. Исхудавшая, со спутанной гривой и репеями в хвосте, но живая, бодрая и разгневанная. Не привычная смирно за жеребцом следовать.
— Василиска, я все хотел спросить, да как-то забывалось, ты чья дочка будешь? — озабоченно спросил Горыныч, когда я встала рядом с ним, впечатленная открывшейся картиной.
Богатырь был высок, широкоплеч, и складен. Сила, затаившаяся в его теле, вполне соответствовала видной невооруженным взглядом, устрашающей мощи. Такой и реку вспять повернет, и гору в пыль перемелет.
— А есть разница? — напряглась я.
— Нет разницы. — отрубил Тугарин.
— Даже если она дочка Медного царя? — хохотнул его брат. — Илья Муромец, почитай, только по его приказу и мог бы явиться.
А я не знала, стоит ли мне плакать, или смеяться. Это в сказаниях светлых за суженой своей, злодеем уворованной, жених едет, на деле же, не Иван меня вызволять отправился, а богатырь наш славный, Илюша. Не верил в своего сына царь, али сам жених смелости в себе не сыскал за мной приехать…интересно было бы узнать.
— Разве в Тридевятом царстве царевны есть? Царя же боги сыновьями одарили. — нахмурился Кощей.
— Сильный мы интерес проявляли к соседним государствам? — вопросом ответил Тугарин. — Вот же она, Василиса, рядом с тобой стоит, а внизу Илья, царем за дочкой своей посланный.
И никого не тревожил визит богатыря, на Муромца они смотрели без опаски, с любопытством, а я едва заставляла себя дышать. Сердце билось где-то в горле и дробный стук его болезненным эхом отдавался в затылке.
Он же сейчас княжну ему вернуть потребует. Он же сейчас…он же…
Илья нашел меня взглядом, осмотрел высовывающиеся из-за каменного выступа плечи, голову, короткие волосы и вновь повернулся к Кощею. Открыл рот, чтобы раскрыть перед всеми мой секрет.
А я стояла, онемелая и все гадала, съедят меня они, или брезгливо богатырю передадут?
— Девчонку не отдадим. — отозвался Горыныч на невысказанное требование, забив не сорвавшиеся с губ слова богатырю в глотку. — Поворачивай туда, откуда прибыл.
— Значит, биться будем. — скупо порешил Илья, не став пререкаться и спорить. — Правила ты знаешь.
— Правила, — проворчал Змей, — до смерти желаешь биться?
Правила здесь знали все. Даже я. И по правилам этим похититель и вызволитель должны были в битве сойтись, так издревле повелось, так уж не одна царевна спасена была…если приданиям верить. Но, вот беда, после близкого знакомства с нечистью я бы не решилась им верить. Уж если какая царевна таким способом домой и возвернулось, то только от того, что нечисти она разнадобилась (не ошибка).
— К чему это? Мне твоя смерть без надобности. Слово дай, что девица достанется победителю. Жених ее ждет, печалится.
— Жених, — негромко передразнил богатыря Горыныч, — что ж ты, царевна, не сказала, что сосватанная уже?
— Так ведь это…
— Поди от него и спасалась на тропке-то. — высказался Тугарин.
— Кто будет свободу Василиски отвоевывать? — деловито спросил Горыныч. Будто бы просто так, для порядка, а сам уже и меч на поясе поправлял и к стене примерялся, подгадывая, как ее половчее перемахнуть. О том, что под нами саженей семь он вроде бы и не думал.
— Знамо дело, тот, в чьем доме она гостит. — отозвался Тугарин, выжидательно глядя на Кощея.
— Шутить со мной вздумал? — прищурился тот недобро.
— Потом голову с меня снимешь, — нетерпеливо сказал Змей, — а пока защити Василису.
— Все ж знают, что царевны — девки особенные, приученные беспамятства влюбляться в своих спасителей. — пробормотал Горыныч, не желая, чтобы слова его до меня дошли. А они дошли, никогда я на слух не жаловалась потому что. Но виду не показала, что слышала, во-первых, потому что не хотелось гнев Змеев на себя навлекать, во-вторых, потому что не царевна я, а у княжеских дочек сборка-то посложнее будет.
— Это ж Илья, самый сильный богатырь, только тебе, батюшка, его победить можно, — зашел с другой стороны Тугарин.
Бессмертный недолго постоял в мрачном раздумье, наблюдая за тем, как богатырь не торопясь, степенно и с достоинством, отвел коней с дороги, не озаботившись привязать своего хотя бы к ветке дерева, как одним движением вытащил полуторный меч из притороченных к седлу ножен. Махнул им, будто перышком, приноровился и вновь к воротам обернулся, противника своего ожидая.
— Негоже ожиданием топить. — прогудел Илья.
Кощей цыкнул совсем не по царски, небрежно скинул зипун — Тугарин едва подхватить его успел, не дав упасть на холодный камень.
— Меч мне.
Горыныч с готовностью подал свой оружье, лихо, выхватив его из ножен. В бледных лучах самодовольно блеснуло лезвие, длинное, украшенное рунами и залитое золотом.
Я затаила дыхание. За спиной моей, нервно переминался волк, так и не додумавшийся покинуть это небезопасное место.
Кощей не примерялся, не готовился к прыжку, он вроде бы даже не пошевелился, просто в одно мгновение смазанной, темной тенью ухнув вниз.
Я не взвизгнула, но не потому, что не испугалась, просто не успела выпустить из себя этот страх, а потом уже было поздно визжать. Да и глупо.
Кощей приземлился мягко, пружинисто, словно не с замковой стены прыгнул, а с крыльца княжеского дома.
Илья, не впечатленный демонстрацией силы, повел плечами, разминая мышцы и двинулся на своего противника.
— Твоя воля. Будем биться.
— С третьего удара положит. — вдруг выдал Тугарин.
— Ну нет, это ж, все-таки Илья. — не согласился Горыныч. — С седьмого.
Пока они развлекались, я погибала от нетерпения и страха.
В это именно мгновение, после непростого дня, после стольких непростых дней, после странных приключений, знакомств и забот у меня появился реальный шанс вернуться домой. Вырваться из плена непонятной, подчас опасной и такой непривычной нечисти.
И вместо того, чтобы радоваться, я каменела от ужаса. Потому что на полном серьезе, не в силах запрятать недостойное желание так глубоко, чтобы иметь возможность сделать вид, будто его и не было…я надеялась, что победит Кощей. Оправдываясь тем, что он меня все равно отпустит, что я вернусь сама, что я смогу еще немного побыть здесь.
Перед реальной опасностью вернуться обратно домой, к постылому жениху и еще возможной свадьбе, опасность свернуть себе шею под взглядом Лихо утратила свою остроту и растеряла добрую долю грозности. Я хотела немного отсрочить неизбежное, пожить еще чуть нетерпеливым ожиданием возвращения к отцу. Я всего лишь хотела иметь цель в жизни, и совсем не хотела, чтобы она вот так просто воплотилась. Только не сейчас.
Пусть потом. Позже…как-нибудь.
Илья занес меч, нависая над Кощеем, укрывая его своей тенью от рыжих лучей засыпающего солнца. Я отсчитывала удары своего сердца, лихорадочно размышляя о том, чего еще не сделала.
А не сделала я многого…
Не успела повыспрашивать у Бежаны что она думает о своем царе, доводя ее этим до истерики. Не нагрянула к домовым с щедрым предложением устроить бунт и вытребовать для них человеческих условий труда (едва ли они им вообще нужны, но план-то хорош!). Не поискала на Купальскую ночь в лесу цветущий папоротник, а ведь в этих местах он точно должен был цвести.
— Василиска, ты чего замерла? — поинтересовался Горыныч, первым заметивший мой пришибленный вид. — Не убьет Кощей богатыря, он чужую жизнь бережет.
Странно было услышать такое заверение, когда внизу ровно в это мгновение Илья с сосредоточенным видом теснил Бессмертного. Тот уворачивался, отступал и лишь трижды поднимал меч, от чего Тугарин недовольно сопел. Его слово оказалось не верным.
Кощей на фоне Ильи казался совсем не страшным, словно дворового щенка против царской гончей выставили.
Однако же, покружив немного вокруг врага, позволив ему помахать мечом, продемонстрировать и разворот плеч и богатырскую мощь, Кощей без каких-либо видимых усилий легко обезвредил противника — когда на землю брызнула красная, горячая богатырская кровь я не поверила своим глазам. И очень боялась, что бойцы по примеру наших дружинников сейчас в рукопашной сойдутся.
Не сошлись.
— Я вот все спросить тебя хотел, — говорил между тем Горыныч, будто пытаясь отвлечь меня от того, что творилось у стен, — тебя в детстве как звали? Не Василисой же? Девок же, все приласкать желают, так ведь?
— Вясяткой я была. — рассеянно ответила ему, умолчав о том, что и по сей день Васяткой оставалась. Дядька не любил что-то менять.
Вдумчивое молчание Змеев отвлекло таки меня от сражения. Да и смотреть там было уже не на что, Илья, неловко державший меч в левой руке мог считаться уже заведомо проигравшим. Кощей хранил на лице выражение смертельной скуки и это раздражало. Богатырь вон, воюет, старается, а этот даже вспотеть не удосужился…
— Что не так? — спросила я, не в силах игнорировать настолько внимательные взгляды.
— Ты же царевна. Как царевну можно было Васяткой звать? Кто осмелился?
— Воевода батюшкин. Он и верхом меня ездить учил, и стрелять.
Лица Змеев, пытавшихся осмыслить неожиданную информацию я решила считать наградой за все мои злоключения и невзгоды.
В этот счастливый час, на исходе дня приключилось две победы. Не очень значимая победа Кощея над богатырем, и моя блистательная — над мировоззрением двух чешуйчатых братьев.
Илья уезжал один, оставив Марьку мне.
Я порывалась спуститься, чтобы хоть раны богатырю помочь перевязать, но меня не пустили. Боялись, видимо, что вскочу на могучего коня да и ускачу от них в алеющий закат.
— Сам справится. — проворчал Горыныч, все еще не сумевший представить, как я, в образе исконной царевны, во всех своих сарафанах, с косой да в кокошнике, пытаюсь стрелять из лука. Ну не мог он помыслить, что для этого я в мужскую одежку наряжалась и волосы туго заплетала, чтоб не мешались.
Чтобы я не рыпалась, пока Илья у ворот возится, Тугарин на всякий случай меня за плечи приобнял. И стояла я бледная, растрепанная, с не до конца отмывшимися разводами чернил на лице, в чужом, не по размеру подобранном платье, и смотрела как от ворот, вдаль по дороге уезжает моя надежда на спасение.
И горевать по этому поводу не думала.
Только…странно немного было. Если Кощей даже с Ильей Муромцем справиться в силах, то что же за беда в его жизни приключилась, которую он сам побороть не может?
И если не может он, то кто сказал, что смогу я?
Глава 5. О змеях, родственниках и угрозах
Домовые оказались неуступчивыми, упрямыми, неподкупными… просто невообразимо верными. Настолько верными, что мне становилось грустно от их молчаливого укора.