Дальше последовал пространный рассказ вроде того, что я слышала от своих сестер: «В отражении луны фея покажет будущего мужа… Мисси Луп бросила шпильку и увидела второго конюха…Все это — чистая правда…». Я подперла голову рукой, с трудом сдерживая смех, и представляя, как сэр Эдейл и его брат крадутся ночью к ручью Феи, чтобы бросить шпильку в отражение луны и увидеть будущую жену. Но почему — шпильку? Что бросают благородные рыцари? Может, охотничьи ножи? Или головки от стрел?
— Вы не верите! — Эдит резко прервала рассказ о чудесах феи из Норсдейла и уставилась на меня с осуждением.
— А зря.
— Оставим это, — предложила я. — Каждый имеет право верить или не верить, и на чужую веру или неверие нет воли даже у королей.
— Вы такая умная, — сказала Эдит, но в ее устах это прозвучало вовсе не комплиментом. — Если что-то понадобится — звоните в колокольчик или просто крикните, миледи. Доброй ночи.
Она ушла вслед за Хайди и Бет, ступая тяжело и крепко, а я приспустила полог и легла на бок, подсунув ладони под щеку. Я глядела на огонек свечи и думала, что хорошо бы раздобыть какую-нибудь записочку от сэра Эдейла, чтобы сравнить почерки братьев.
И почему это герб одного брата — волк, а другого — сухое дерево?..
Глава 7.
Предсвадебные хлопоты
Надо ли говорить, что никакой будущий муж мне не приснился. Проснувшись, я не вспомнила ни одного сна, но на душе было гадко, словно снилось что-то мерзкое.
Не успела я откинуть одеяло, как в комнату вплыли мои новые горничные — все умытые, одетые, в белоснежных чепцах, готовые служить. Наверное, они встали давно, и ждали, пока проснусь я.
После утреннего туалета я была наряжена в зеленое платье, мои простые золотые серьги-колечки были с презрением отправлены в шкатулку, а вместо них Эдит продела мне в уши куда более внушительные — в виде цветочных гирлянд, тонко сработанных из золота и крохотных изумрудов.
— Мы уберем волосы в сетку, чтобы серьги были видны, — приговаривала она, укрощая при помощи щетки и гребня мои непослушные кудри, а на шею я бы посоветовала миледи вот этот медальон — он хорош, но достаточно скромный, чтобы не затмить серёг.
— Согласна с вами, — тут же ответила я, потому что такие тонкости относительно украшений мне были неподвластны. Я бы обошлась и прежними серёжками, и не увидела ничего плохого в том, чтобы надеть жемчужное ожерелье, которое вчера ссудила мне мачеха.
Впервые утром я не знала, что делать.
Обычно я просыпалась вместе с сестрами, одевалась и причесывалась сама, пока возле Ольрун и Стеллы хлопотали их горничные. Потом мы молились, прогуливались по саду и шли к завтраку.
Но что полагается делать просватанной девице?
Поразмыслив, я все же открыла молитвослов и с сосредоточенным видом прочитала молитвенное правило, а потом направилась в сад. Две горничные остались в комнате, а Эдит отправилась со мной.
— Вам вовсе не нужно везде сопровождать меня, — сказала я ей, когда мы спускались по лестнице. — Я в доме своего отца, не заблужусь, и ничего со мной не случится.
Эдит посмотрела на меня с сомнением, и ответила, что ее миссия — быть всегда рядом со мной, чтобы выполнять любое мое желание.
— Пока у меня одно желание, — заверила я, — побольше узнать о милорде Сомареце. Вы видели его? Какой он? Вопросы Эдит не понравились.
— Он хорош, миледи, — ответила она сухо и замолчала.
Что ж, этим мне пока пришлось успокоиться, тем более что мы с Эдит вышли в сад и я сразу увидела сестер. Обычно они валялись на травке, сидели в беседке, щипая розы, или сплетничали, укрывшись в сиреневых кустах, но сегодня Ольрун и Стелла топтались возле статуи у входа. И, судя по тому, как они встрепенулись, увидев меня — именно меня и ждали.
Глаза их расширились, и Ольрун беззвучно ахнула, ощупывая взглядом мое платье, золотой поясок, сумочку с бубенчиками… Я просто услышала, как застонала душа моей сестрицы, но волосы Ольрун снова были распущены — похоже, мачеха строго следила, чтобы шпильки не попались никому в руки.
— Кирия! Ты такая красивая! — с придыханием произнесла Стелла. — Какое платье!
— Нравится? — я не могла упустить возможность похвастаться, и с удовольствием показала платье со всех сторон, повернувшись вокруг себя.
— И сумочка… — Стелла подбежала, протягивая руки, и сразу же вцепилась в сумочку, позванивая бубенчиками. — Из парчи, Кирия!
— Да, — ответила я небрежно. — И бубенцы такие милые…
Ольрун подошла, ступая мелкими шажками. Она чуть не плакала — губы подрагивали.
— Там привезли в подарок несколько книг, — сказала я, потрепав Стеллу по щеке. — Отдам их тебе. Мне все равно некогда будет читать. У замужней женщины мало времени на развлечения.
— О! Спасибо!.. — Стелла благодарно прижала руки к груди. — А покажи туфельки?
Я показала и туфельки, и расписала великолепие остальных подарков. День и солнечный свет прогнали нервозность и страхи, и я упивалась своей новой ролью. Вряд ли теперь сестрам пришло бы в голову заставлять меня нырять в озеро.
Эдит держалась поодаль, но посматривала на моих сестер с неодобрением, а те вроде как не обращали на нее никакого внимания. Но Ольрун вдруг спросила — нарочито громко:
— Что сказал по этому поводу сэр Вильям?
Краем глаза я сразу заметила, как встрепенулась и насторожилась моя горничная.
— А что он может сказать? — пожала я плечами с самым равнодушным видом. — Отец все равно не давал разрешения на наш брак. Если у сэра Вильяма и были какие-то надежды, я к ним не имею никакого отношения. Я — Санлис, для нас долг и честь превыше всего.
Ольрун скривилась, а Стелла разглядела мои серьги с изумрудами и завопила от восторга.
— Ты уже мерила то ожерелье, с рубинами? — спросила она жадно.
— Нет, надену к подвенечному платью, — ответила я.
Признаться, это ожерелье мне не хотелось надевать вовсе. Я бы предпочла что-то другое, пусть и не такое роскошное. Но вряд ли меня станут об этом спрашивать.
— Папа сказал, устроит сегодня праздник, — доверчиво поверяла мне Стелла. — И сегодня, и завтра, и каждый день до свадьбы. Это чудесно, правда? Вот повеселимся!
Это и правда было чудесно. Особенно для меня, которой раньше был заказан путь на королевские торжества. Конечно, до свадьбы оставалось всего несколько дней, но даже их можно провести так, чтобы помнить потом всю жизнь.
Стелла пожелала тут же получить обещанные книги, и я попросила горничную распорядиться принести их в спальню сестер. Эдит хмуро кивнула. Скорее всего, она считала, что я поступаю неправильно, передаривая подаренное будущим мужем, но я ничуть не жалела, что нашла способ избавиться от этих многофунтовых фолиантов. Везти их в Норсдейл, откуда они приехали? Пожалейте лошадей! А вот Стеллу это развлечет долгими зимними вечерами.
Зато я с удовольствием наведалась в конюшню, чтобы посмотреть лошадь, которую для меня по поручению короля приобрел сэр Эдейл.
Донован, увидев меня в новом платье, ничем не выказал удивления.
— Пришли полюбоваться на свою лошадь, леди? — спросил он таким тоном, словно я каждый день заглядывала в конюшню в бархатном платье. — Хорошая лошадь, скажу я вам.
— А что скажешь про меня? — спросила я, приподнимая подол и выставляя на обозрение бархатную туфельку. Старик будто бы только сейчас заметил мои обновки и кивнул:
— Как по мне, так вы всего этого и раньше заслуживали, леди. Только вид у него был не очень довольный.
Я прошла с ним до стойла, где жевала овес чудесная кобыла-двухлетка. Я протянула ей припасенный кусок хлеба, и она милостиво приняла подношение, обнюхала мне руки и ткнулась атласной мордой мне в щеку. Надо ли говорить, что я полюбила Бальди тут же и безоговорочно. Ласково заговаривая с ней и поглаживая по холке, краем глаза я замечала, что Донован становился все мрачнее и мрачнее.
Наконец, я не выдержала.
— Ну-ка, выкладывай, — потребовала я. — Что у тебя на душе.
Он ждал этого, и ответил мне тут же, поправляя шапку с тощим петушиным пером:
— Не думал я, что вы согласитесь на этот брак. Темное место этот Норсдейл.
— С чего ты взял? — спросила я, помедлив, и радость от щедрых подарков жениха тут же померкла, а сердце захолодило, как от сквозняка.
— Слуги рыцарей говорили, — пояснил Донован. — Очень я переживаю за вас, моя милочка. Будьте там поосторожнее. Держите нос по ветру, да помните, что чем дальше на север — тем больше колдунов…
— Они рассказывали тебе что-то? — перебила я его. — Или говори толком или замолчи, и не пугай страшными сказками.
— Разве же про такое говорят открыто? — обиделся он. — Все больше недомолвками и намеками. Про черных нетопырей и оборотней, что рыщут по лесам в тамошних краях. Так что не выходите из замка без охраны.
Я нахмурилась, а потом засмеялась:
— Оборотни? Нетопыри? Что за чушь. Неужели ты купился на детские побасенки? Расскажи мне еще про ручей с феями, куда надо швырять шпильки, чтобы узнать будущее.
Донован проворчал что-то о том, что в каждой побасенке есть доля правды. Но я прижалась щекой к гладкой шее Бальди и спросила насмешливо:
— Много ты видел оборотней за свою жизнь? А упырей? То-то же. И нечего меня пугать. Я и так сама не своя от сюрпризов последних дней.
— Я сказал, а вы уж сами решайте — верить или не верить, — он упрямо скрестил на груди руки. — По мне, так смахивает на правду. Чего только про этих северян не рассказывают.
— Уверена, что в тамошних краях про нас врут еще бессовестней, — сказала я. Донован только покачал головой и переменил тему:
— У меня для вас тоже есть подарок, леди.
Мне стало совестно, что я посмеялась над ним. Конечно же, Донован говорил от чистого сердца, и он в самом деле волновался за меня. Пожалуй, он был единственным, кто всегда принимал участие в моей жизни — с малолетства, как я себя помнила, и до сегодняшнего дня.
— Извини, — я оставила лошадь и подошла к нему, погладив по плечу. — Конечно, я приму к сведению все, что ты мне сказал. И твои советы — самые ценные подарки
— Есть кое-что получше, — пробормотал он. — Вот, прикупил специально для вас у нашей зеленщицы, матушки Клотильды, — он достал из-за пазухи и протянул мне шкатулку размером в ладонь. Обыкновенную деревянную шкатулку с металлическими уголками и замочком-штырьком.
— Хм…Очень мило. Что это? — я открыла крышку и обнаружила внутри шкатулки сухие листья. От них пахло терпко и сильно. — Это мята?
— Нет, не мята, — Донован оглянулся, не подслушивает ли кто, а потом поманил меня пальцем, чтобы придвинулась ближе. — Таких растений нет в наших краях. Если вы разотрете листья и всыплете щепотку или две в бокал с вином, то выпив, будете спать, как бревно от заката до полудня. Я сам проверял. Даже сны не снились. Клотильда дает это снадобье тяжелобольным, чтобы крепко спали.
Я медленно закрыла крышку и посмотрела на Донована, прищурив глаза, а потом сказала:
— Понимаю… Благодарю тебя. Это как раз то, что нужно.
Старик снял шапку и неуклюже мял ее в руках.
— Решите сами, леди, как этим распорядиться, сказал он грубовато, но этим совсем меня не обманул. — Только если ваш муж будет уж очень вам неприятен, сможете оттянуть первую брачную ночь… прошу прощенья. Я пойду, еще коней господских чистить и кормить.
Он повернулся и пошел прочь, но я догнала его и повисла у него на шее.
— Все… ну, все… — бормотал он, пытаясь от меня избавиться. — Что за нежности со слугами, леди? Но я расцеловала его в обе щеки и только тогда отпустила.
И все же слова Донована встревожили меня. Конечно, слуги всегда болтают глупости, и даже мои сестры верят в сказки про предсказания женихов. Но кто знает, что там в головах у этих северян? Если их король и первый рыцарь верят, что фея источника пророчествует им судьбу?
К вечерней трапезе меня снова переодели — на этот раз в темно-синее платье, подобрали синие бархатные туфельки в тон и новые украшения. Я должна была признать, что вкус у Эдит был безошибочный. И когда я появилась в большом зале, где уже собрались гости, у Ольрун вытянулось лицо.
— Опять новое платье! — с восторгом приветствовала меня Стелла.
Она уже получила книги и начала пересказывать мне, что прочитала, хотя это было ужас, как скучно.
Баллиштейнцы сидели рядом с отцом, и первое, что я увидела — огромный синяк под левым глазом сэра Эрика. Он немного стеснялся и старался повернуться ко мне правой стороной.
— А что это с нашими дорогими гостями? — спросила я у сестер.
Я не слишком рассчитывала на ответ, но Ольрун желчно ответила:
— Служанки сплетничали, что вчера эти дикари с севера устроили у себя потасовку. Не знаю, что они там не поделили, но вот этот вот — который выиграл турнир, избил того, который самый молодой.
— Сэр Эдейл избил сэра Годвинсона? — не поверила я. — Из-за чего?
— Слишком много фалернского, как говорят, — ядовито сказала Ольрун. — Вот они, твои будущие родственники. Я слышала, у них там на севере принято бить жен. Плеткой, — она посмотрела на меня, но, не увидев ужаса в моих глазах, добавила: — И палкой. Толщиной в руку.
Стелла испуганно всхлипнула, а я сказала, чуть улыбаясь:
— Ты права. Я тоже слышала, как служанки сплетничали, что бьют тех жен, которые слишком много обсуждают мужчин. Совсем как ты сейчас. Поэтому я буду заинькой — ни слова ни про кого не скажу. Хоть пусть все с синяками появятся.
Ольрун поджала губы, и ссора иссякла, так и не начавшись толком.
На самом же деле, синяк сэра Эрика не давал мне покоя. Неужели это — подарок от сэра Эдейла? Этот господин еще и буйный пьяница? Я не отказалась бы найти в брате короля еще пару-тройку пороков и недостатков, но сэр Раскел что-то шепнул Эрику, указывая на меня, и юный рыцарь с готовностью подошел к нашим креслам.
— Отец спрашивает, понравились ли вам подарки, леди, — любезно обратился он ко мне.
— Понравились, благодарю, — ответила я чинно, понимая, что нельзя выказывать ни пренебрежения, ни особого восторга. Меня не учили этикету и светской беседе, но от сестер я кое-что узнала, и теперь была рада, что не ударю в грязь лицом. Леди должна воспринимать все так, словно жизнь идет мимо нее.
— А что понравилось больше всего? — продолжал учтивую беседу Эрик.
— Книги! — выпалила Стелла.
— Лошадь! — сказала я одновременно с ней.
Эрик засмеялся, и мы со Стеллой тоже позволили себе улыбнуться, а Ольрун только нахмурилась, но на нее уже никто не обращал внимания.
— Хорошо, что вы подошли, хочу кое о чем вас попросить, — я благожелательно рассматривала юношу, и он с готовностью подался вперед, показывая, что исполнит любой приказ быстро и с радостью. — Возьмите вон то блюдо с изюмом и инжиром, — показала я, и присядьте рядом с нами.
Взяв блюдо с лакомствами, Эрик сел на скамеечку у моих ног, и мы со Стеллой с удовольствием стали по очереди таскать сладкие виноградные ягоды.
— Почему у сэра Эдейла на гербе — сухое дерево? — спросила я. — Ведь герб Норсдейла — нападающий волк. Разве у братьев не один отец?
— Один, — несколько смущенно признался Эрик. — Только сэр Эдейл, с вашего позволения, никогда не носил фамилию Сомарецов.
Я забыла про изюм, услышав это. Ольрун заметно оживилась и придвинулась ближе, чтобы не пропустить ни слова.
— Хотите сказать… — начала я.
— Сэр Эдейл — незаконнорожденный, — подтвердил мои догадки Эрик. — Хотя и старший. Его матерью была леди Леттис, фрейлина покойной королевы Глорианды, матушки короля Альфреда. Покойный милорд Сомарец так и не признал его, но когда сэр Эдейл в битве при Гамельшире заслонил короля Альфреда от стрелы в упор, то был пожалован фамилией и получил герб. И теперь сухое дерево, где все это произошло, будет украшать герб Эдейлов до скончания веков, чтобы напоминать о верности и чести.