Все было как вчера, но в то же время всё было иначе. Леди Рюген уже не восторгалась сэром Эдейлом и делала вид, что не замечает насмешливых взглядов других фрейлин, а я… А я только и думала о нем, и мне совсем не хотелось язвить на его счет.
Мои сестры были разнаряжены в пух и прах, а отец был весел, предвкушая настоящий бой. Хотя я считала, что поединок до крови — совсем не развлечение. И королю можно было бы вести себя посуровее, не выказывая радости, что один из его гостей сейчас будет ранен, а может и убит.
Убит.
Сердце мое словно кто-то сжал холодной рукой.
Что я почувствую, если сэр Лукас, обезумевший в жажде добиться реванша, преуспеет больше, чем вчера?
«С каких это пор ты стала такой чувствительной? — с издевкой сказала я сама себе. — Не иначе благородный сэр Эдейл покорил тебя обходительностью и рубинами. Захотелось красивых платьев и туфель? Да он даже именем твоим не поинтересовался!».
Но как бы я ни старалась казаться безразличной, все равно не могла оторвать взгляда от всадника с черно- желтым гербом, выехавшего на поле.
Рэндел Эдейл еще не надел шлем, и ветер играл прядями темных волос. Рыцарь пустил коня особым шагом — боком, вдоль деревянного щита, приветствуя зрителей, и это было очень красиво и необычно. Под копыта сразу полетели цветы и ленты, а дамы словно взбесились и едва не прыгали на поле.
Когда он проезжал мимо нас, то нашел меня взглядом и чуть заметно покачал головой — словно укоряя за вчерашнее бегство, а потом улыбнулся одними глазами. На его перчатке по-прежнему красовалась моя пряжка — блестела, отражая солнце, и мне показалось, что между мной и этим совершенно незнакомым рыцарем натянулась и задрожала невидимая нить — звонкая, как струна, и необычайно прочная, как навощенная веревка.
Он сказал, что я — его судьба. Неужели такой мужчина и правда верит в судьбу? И неужели мне, всегда находившейся в тени сестер, суждено просиять? Поверить в это было так же трудно, как в то, что солнце может сойти с неба, чтобы поклониться мне. Но в груди разгоралось жаркое пламя, будто и в самом деле солнце снизошло на меня, проникло в кровь и воспламенило ее.
Конь рыцаря удалялся, но я продолжала чувствовать сэра Эдейла так близко, как не чувствовала ни одного мужчину в своей жизни.
Сейчас он победит и вдруг… вдруг подойдет к отцу и попросит меня в жены?.. При всех, с почтением и любовью?..
От одной мысли об этом мне стало трудно дышать, и я оттянула ворот платья, немедленно вспомнив, как вчера ворот моего платья оттягивал сэр Эдейл, чтобы поцеловать меня в шею.
— Похоже, его совсем не заботит, что придется сражаться боевыми копьями и мечами, — заметила леди Слим. — Сэр Лукас хмурится, а сэр Эдейл выглядит таким довольным. Я бы даже сказала — счастливым.
Услышав это, я не могла усидеть спокойно, но моего волнения никто не заметил, потому что дамы были увлечены совсем другой особой.
— Возможно, он счастлив, что вчера смог отдохнуть перед боем, — многозначительно произнесла одна из фрейлин.
— Или же провел ночь в очень приятной компании, — подхватила леди Слим, захихикав, и леди Рюген чуть не заскрежетала зубами.
Сэр Лукас угрюмо смотрел поверх холки своего коня, и когда герольд в последний раз предложил отменить поединок до крови, свирепо мотнул головой, отказавшись от примирения.
Герольд приблизился к сэру Эдейлу с тем же предложением, но тот тоже покачал головой — правда, без свирепости, очень спокойно.
Король благословил начало боя, помощники герольда сняли с копий защитные чехлы и проверили мечи соперников. Оруженосцы подали своим господам шлемы и поднесли копья.
— Началось! — леди Слим в нетерпении взмахнула платочком. Герольд подал знак к началу поединка, и рыцари погнали коней.
Я не смогла справиться с собой и зажмурилась за секунду до того, как копья ударили в щиты. Я услышала чудовищный грохот и вздрогнула, пожалев, что не заткнула уши. Зрители вскрикнули, как один, а потом над полем разлетелся многоголосый вопль — восторженный и горестный одновременно.
Фрейлины молчали, хотя на них это было совсем не похоже, а потом леди Слим потрясенно прошептала:
— С одного удара! Это и правда впечатляет… Только тогда я осмелилась открыть глаза.
Сэр Эдейл восседал на коне, как ни в чем не бывало, и я вцепилась в деревянный щит, стараясь сдержать радость, так и рвущуюся наружу.
Сэр Лукас лежал на земле, раскинув руки и ноги, засыпанный ощепками от сломанного копья и расколотого щита. Оруженосцы бросились к нему, и герольд задумчиво потер подбородок, ожидая, когда поверженного рыцаря осмотрят.
Но и без этого было понятно, на чьей стороне сегодня удача.
Победитель погнал коня по краю поля, помахивая толпе, и люди лезли по головам, стараясь оказаться в первом ряду.
Я прекрасно их понимала — сейчас мне тоже больше всего хотелось закричать, вскочить, замахать руками и бросить свой рукав, в надежде, что рыцарь поймает его…
Сэра Лукаса избавили от шлема, поднесли воды, и рыцарь поднялся, оттолкнув слугу, который подставил господину плечо.
— Еще не побежден! — крикнул сэр Лукас бешено, и толпа снова восторженно завыла, ожидая продолжения поединка.
— Все правильно, — сказала леди Слим, — крови-то не было!
— А вам всенепременно нужна чья-то кровь? — не смогла я промолчать.
— Полно вам, леди, — ответила она со смешком. — Можно подумать, вам не нравится!
— Я не упырь, чтобы мне нравилась чужая кровь, — ответила я.
Леди Слим предпочла закончить этот разговор, а герольд объявил, что по правилам сэр Эдейл может продолжить бой верхом, в то время как сэру Лукасу полагалось сражаться пешим, раз он не усидел на коне.
Но сэр Эдейл кивнул оруженосцу и спрыгнул на землю, доставая меч и снимая шлем, чтобы сражаться наравне с сэром Лукасом.
— Какое великолепное безрассудство, — сказала леди Альва. — А ведь мог бы победить следующим ударом.
— Мужчины обычно ведут себя, как драчливые петухи, — прорезался голос у леди Рюген. Говорила она презрительно и громко, чтобы услышали все сидящие рядом.
— Всё верно, — поддержала я ее. — Мужчины — драчливые петухи, а женщины — безмозглые курицы. Уже и голову отрубили, а все хлопает крыльями.
Выпад был лишен деликатности, и леди Рюген наградила меня тяжелым взглядом — куда только девалась вчерашняя игривость.
— Поединок продолжится на мечах! — объявил герольд. — Сэр Эдейл не пожелал сражаться верхом!
— Что-то мне подсказывает, что сэр Эдейл уедет из Санлиса героем, — пропела леди Слим. — Как он решительно настроен… Словно добивается руки и сердца принцессы…
— Зато и сэр Лукас сейчас пойдет напролом, — заметила леди Альва. — Ему уже терять нечего, и так Эдейл обошел его во всем. И зачем только он затребовал настоящего поединка?..
— Скорее всего, тоже мечтает о принцессе.
Медовый голосок леди Слим раздражал, как жужжание пчелы. Страшно хотелось развернуться и прихлопнуть надоеду. Но сэр Лукас вскинул меч и пошел на противника, и мне было уже не до леди Слим. Да что там! Мне были безразличны все на этом турнире, кроме… одного человека.
Сэр Лукас атаковал стремительно, надеясь сломить противника наскоком. Сначала ему и в самом деле удалось потеснить сэра Эдейла, но вскоре стало ясно, что сила не на его стороне.
Боевые мечи мелькали, как серебристые рыбки. Я вынуждена была признать, что это очень красиво — когда двое сражаются насмерть. Страшно, но красиво.
— Да он играет с ним, — озвучила леди Слим то, что заметили все — сэр Эдейл, отступая, водил противника за собой по всему полю, не нанося ударов, а только лишь обороняясь.
Но как обороняясь!
Как будто отгонял надоедливого комара!.. Казалось, ему даже лень было шевелить рукой, но его меч всегда становился на пути меча сэра Лукаса, и тот не мог пробить эту ленивую защиту.
Постепенно сэр Лукас терял терпение — движения его стали судорожными, резкими и беспорядочными. И тогда сэр Эдейл перешел в наступление. Никто не заметил быстрого движения, а я — тем более, потому что меня ослепил блик на клинке, но сэр Лукас получил обидный удар по уху мечом плашмя, и это вызвало уже не восторг, а хохот.
Да, толпа жестока — и вчерашний любимчик, беззастенчиво побиваемый сегодня, уже не вызывал сочувствия, а только насмешку.
Леди Альва покачала головой и произнесла:
— Только бы сэру Лукасу хватило ума остановиться. Уже все поняли, что ему не победить.
— Как же сдаться, если принцесса Ольрун смотрит? — шепотом сказала леди Слим.
— Но и у сэра Эдейла терпение не безгранично, — возразила леди Альва.
— Зато безгранична гордыня, — вставила леди Рюген.
— Вам это, несомненно, виднее, милая леди, — сказала я, и немедленно привлекла к себе внимание.
— Мы с вами как будто поменялись ролями, — леди Рюген придвинулась ко мне по скамье. — Вчера я горела, а вы были холоднее льда, а сегодня настала моя очередь язвить, а вы, вроде, защищаете сэра Эдейла? Произошло что-то, о чем мы не знаем?
Леди Слим дернула ее за поясок, но остановить леди Рюген было уже так же сложно, как вразумить сэра Лукаса, который дико заорал, подбадривая себя, и бросился в очередную атаку.
— Конечно, произошло, — ответила я, посмотрев на леди Рюген, хотя больше всего мне хотелось смотреть на поле.
— Ночью мне приснился сон — святая Кандида сошла с небес и сказала, что я была ужасно несправедлива по отношению к Эдейлу, потому что он — самый богобоязненный и целомудренный из всех рыцарей мира. Ночь перед этим боем он провел в посте и молитве, презрев мирские соблазны. «Ты должна молиться о нем, дочь моя, — сказала мне святая Кандида, — потому что рыцарей, способных противостоять благородным блудницам, в этом мире осталось очень, очень мало. Да что там, только сэр Эдейл и остался, а остальных всех испортили».
Леди Слим не смогла удержаться от смеха, хотя и пыталась. Она повалилась на соседку, а та фыркала в рукав, как будто ее щекотали за два бока.
Леди Рюген побледнела, но пересилила себя и улыбнулась.
— Святая Кандида являлась вам во сне? — спросила она. — Это ведь покровительница вашей матери, леди Кандиды? Кажется, ваша матушка тоже была из благородных и… испортила вашего батюшку в юности?
В отличие от леди Рюген, я не побледнела — наоборот, кровь бросилась мне в лицо. Но я ответила улыбкой на улыбку:
— Вы совершенно правы, дорогая леди. И именно поэтому святая поручила мне бичевать пороки нынешнего мира, чтобы исправить грехи моей матери.
— Лучше бы вы ушли в монастырь, там грехи замаливаются быстрее, — посоветовала мне она.
— На этот счет святая Кандида никаких распоряжений не давала, — призналась я.
Неизвестно, как далеко зашла бы наша перепалка, но в это время толпа дружно ахнула, а герольд закричал:
— Первая кровь! Бой окончен! Опустите мечи!
Мы все жадно воззрились на рыцарей, а я неожиданно для себя припомнила молитву святой Кандиде — всю, от начала до конца, обшаривая взглядом сэра Эдейла и страшась увидеть кровь на нем. Но нет, он не был ранен. А вот сэр Лукас удивленно поднял руку, заглядывая под перчатку.
Сэр Эдейл не пожелал ранить его серьезно и лишь оцарапал запястье противника. Но этого оказалось достаточно — бой считался законченым.
— Это колдовство!.. — завопил сэр Лукас, но его голос утонул в море восторженных криков, и никто не слушал, что пытался сказать проигравший.
Отец хохотал так, словно смотрел потешное представление, а потом приказал играть фанфарам, чтобы объявить конец турнира и победу Эдейла.
Посрамленный сэр Лукас убрался с ристалища — не совсем сам, ему с огромной учтивостью, несмотря на возражения, помогли герольд с помощниками, а сэру Эдейлу подвели коня.
Сев в седло, победитель сделал круг почета по полю и остановился у королевской ложи.
Я чувствовала себя так, словно за плечами выросли крылья, и мне вот-вот предстояло улететь в синее небо.
— Вы порадовали нас своим искусством, сэр Эдейл! — отец торжественно взял с бархатной подушки, которую ему поднесли, золотой венец, и надел его на копье, которое сэр Эдейл положил на край королевской ложи. — Подарите это украшение самой прекрасной, самой достойной и милой девушке, — торжественно провозгласил отец, — и ее объявят королевой любви и красоты по вашей воле!
Рыцарь склонил голову в знак благодарности, а отец необыкновенно расщедрился и продолжал:
— Но еще вы поразили нас своим благородством и великодушием, добрый сэр! И поэтому заслуживаете особой награды. Я разрешаю вам просить о чем душа пожелает, и все, что в моих королевских силах, будет выполнено!
— Поистине, королевская награда, — прошептала леди Слим. — Кому же он поднесет венец?
Мои сестры сидели розовые от волнения, но мачеха смотрела на рыцаря подозрительно. Наверное, материнское сердце подсказывало ей, что все закончится не так, как надеются ее дочери. Я тайком вытерла вспотевшие ладони о подол платья. Я не могла даже дышать, ожидая, что произойдет сейчас.
А потом всё случилось.
— Этот золотой венец, — сказал рыцарь, переводя взгляд с одной моей сестры на другую, — я хочу преподнести самой прекрасной девушке на свете. Леди Кирии Санлис.
Ольрун ахнула, Стелла приоткрыла рот от удивления. Мачеха ничем не выказала недовольства, но сидела неподвижно, как статуя в саду. Отец смущенно кашлянул в кулак, зачем-то посмотрев сначала на Ольрун, потом на Стеллу, и вполголоса сказал:
— А где Кирия?
Я очнулась, только когда леди Лин схватила меня за плечи и встряхнула, что-то вереща прямо в ухо. Я не понимала ни слова из того, что она говорила, как будто мою способность думать отсекли колдовским мечом. Медленно, как во сне, я поднялась со скамьи, и рыцарь, заметив, куда были устремлены взгляды всех зрителей, повернул голову в мою сторону.
Брови его чуть дрогнули, но потом лицо окаменело, и улыбка пропала, словно стертая чьей-то властной рукой. Прошло несколько секунд, прежде чем он направил коня к нам, и я услышала отца:
— Вот и Кирия, — сказал он с преувеличенным удивлением. — Зачем только она туда забралась, скажите на милость?
— Отсюда лучше видно, отец, — сказала я. — Прошу простить меня за самовольство.
Я говорила, а сама не могла оторвать взгляда от золотого венца, горевшего на солнце. И такое же солнце — обжигающее, радостное — зажглось в моем сердце.
Венец покачивался на древке копья, подплывая все ближе, и это казалось чудом. Краем глаза я заметила, как закусила платочек леди Рюген, и сразу почувствовала себя королевой. А что? Чем я хуже Ольрун и Стеллы? Почему бы не признать первой красавицей меня? Тем более, что первый рыцарь турнира решил, что я — его судьба и предлагал мне руку и сердце.
И ведь он даже разузнал, кто я, хотя вчера и имени не спросил. Значит, чудеса случаются на свете. Вот именно так — приехал неведомый принц из далекой страны, победил всех рыцарей на турнире и захотел в жены меня. Меня — незаконнорожденную, нелюбимую королевскую дочь, бесприданницу, девицу в потрепанных туфлях.
Все смотрели на меня, и это было… восхитительно. Я не удержалась и скосила глаза на королевскую ложу — один вид ошарашенных сестер и мачехи, бледной, как смерть, доставил мне огромное, ни с чем не сравнимое удовольствие. Я честно попыталась вспомнить о добродетели всепрощения, но солнце так ликующе играло на золотых пластинах венца — что я послала в тартарары все мысли о прощении.
Это был мой триумф, и надо наслаждаться им, а не переживать по поводу посрамленных красавиц-сестер.
Золотой венец покачивался совсем рядом, я сняла его с древка копья и надела на голову. Зрители взорвались приветственными криками, а я сделала в сторону рыцаря полупоклон, в полной мере ощущая тяжесть золота — теперь так же, как и Стелла, я не могла наклонить голову, и вынуждена была держаться очень прямо.
Фанфары трижды протрубили в мою честь, а отец хлопал в ладоши с таким рвением, будто я и в самом деле была его любимой дочерью.
— А сейчас награда и для вас, сэр Эдейл! — воскликнул он, когда восторги немного поутихли. — Просите! Любое желание!
Мачеха бросила на него быстрый взгляд, но тут же опустила ресницы, хотя губы ее сжались в узкую полоску. Зрители притихли, ожидая, что скажет победитель.