Ноги касались педалей, плечи подергивались в напряжении, следуя за движениями рук, голова бессознательно кивала в такт. От непонимания, как все это может быть возможным, становилось дико и страшно. Но я продолжала играть, просто не могла остановиться. Музыке, создаваемой столь величественным инструментом, не хватало места в маленькой комнате. Она взрывалась сумасшедшим потоком, билась о стены и вытекала наружу оглушающим океаном из нот. Огромным цунами, сметающим все на своем пути. Многотонной волной, смесью изумления, страха и ужаса — моих собственных и того, кто был заперт в моем теле.
Все оборвалось резко. Исчезла комната, музыка, рояль. Остались лишь темнота и чувство невесомости. Я падала. Но падала не резко, а медленно опускаясь все ниже и ниже. Плавно, точно в замедленной съемке. А свет… Свет оставался там, наверху, куда был направлен мой взгляд. Проникал точно сквозь толщу дрожащей воды, расходясь рябью и преломляясь под разными углами. Там был чей-то силуэт — это точно, но не было возможности определить, чей.
Я хотела что-то сказать. Крикнуть. Позвать на помощь. Но боль, какая-то непонятная, сковывающая движения, резкая, она пронзила стрелой голову. Оглушила. Я дернулась из последних сил и попыталась вдохнуть, но ничего не вышло. Вода… Она наполнила мой рот, нос и ворвалась в дыхательные пути. Паника. Кашель впустил еще только больше воды в горло. И чем больше я сопротивлялась, тем сильнее кружилась голова от недостатка кислорода.
Вдруг ноги оперлись о что-то твердое. Дно. Поверхность. Но оттолкнуться не получилось. Не было сил. Ничего не выходило. Плыть не получалось. Пальцы в отчаянии царапали толщу воды, метались, расходились в стороны, но мое тело продолжало медленно погружаться на дно. В груди разливалось леденящее чувство животного страха. Неужели, это все? Меня никто не спасет?
Вода сделалась похожей на стекло. Ни солнца, ни неба наверху. Я, словно законсервированная, лежала и смотрела на расплывающуюся картинку. Мелкие-мелкие рисунки. Что-то синее. Под ними пятна, кажется, какие-то буквы. Затем перед глазами потемнело, в груди зажгло. Больше ничего, никаких ощущений. Все замедлилось, как перед самым концом. Вот и все.
— Аа-аа! — Вскочила на постели, точно ошпаренная.
Передо мной была моя комната. На постели солнечные лучики. На мне — мятая пижама. Судорожно ощупав себя, уставилась на руки, которые еще с минуту назад играли на рояле в темной комнате. Пальцы дрожали, но выглядели как обычно. Откинув одеяло, я вскочила, схватила с тумбочки телефон. Проверила — работает. Шесть тридцать утра. Что за ерунда со мной произошла, и почему я оказалась у себя в постели на втором этаже дома?
В эту секунду над губой защекотало. Словно что-то горячее скользнуло из носа ко рту. Подняв подбородок выше, коснулась пальцем влаги и поднесла к глазам. Жидкость была прозрачной, значит, не кровь. Но что? И тут я почувствовала в горле привкус воды, легкое жжение и сильно закашлялась. Согнулась пополам, пытаясь выкашлять то, чего в моих дыхательных путях не было и быть не могло. И успокоилась только минут через пять, когда дышать стало легче.
«Чертовщина какая-то».
Приняла лекарства, убрала волосы в хвост, осмотрела свое изможденное лицо в зеркало и медленно поплелась вниз. Застыла у гостевой комнаты и нерешительно коснулась ручки. Повернула. Та была заперта. Недолго думая, опустилась на колени и приникла глазом к замочной скважине. Несколько раз моргнула, вглядываясь в темноту. Невозможно было рассмотреть почти ничего через узкое маленькое отверстие в замке. Ничего, кроме большого белого пятна.
* * *
Не знаю, возможно, не стоило злоупотреблять гостеприимством, зато теперь я знала, что мой сон оказался явью. В гостевой комнате, и правда, стоял старый рояль. Для того, чтобы подтвердить свои подозрения, достаточно было взглянуть в замочную скважину при свете дня, но я не побоялась вскрыть замок ножницами, открыть дверь и войти. Убедилась — он стоял там, покрытый тонким слоем серой пыли.
Присела и заметила следы тонких пальцев на крышке. Кто-то действительно открывал ее недавно. Неужели, я? Глупости. Но сон ведь казался таким реальным: я отчетливо помнила, как носилась по двору, как входила в это помещение, как играла на инструменте. Да у меня даже вода шла носом!
Открыла крышку и в недоумении уставилась на свои руки.
«Интересно, получится ли у меня снова?»
Положила руки на клавиши, и рояль тут же издал низковатый звук. Попробовала перемещать пальцы в хаотичном порядке, но вышла только режущая слух какофония.
«Ну, же. Давай. Покажи, что ты здесь, со мной!»
Перевела дух, настроилась, снова устроила пальцы на длинной череде клавиш, и… меня даже передернуло от неприятного нагромождения бессмысленных, сумбурных звуков, взорвавших вдруг тишину дома.
— Ладно! — Обессиленно треснула ладонями по роялю и резко захлопнула крышку.
Вскочила и убралась прочь из комнаты.
Если Она привела меня к имеющемуся в доме инструменту, значит, хотела что-то сообщить. Но как? Посредством музыки? Если ее воспоминания стали частью меня самой, то тогда хозяйка моего сердца должна была знать, что я ничего в музыке не понимаю! К тому же… Если я не знала, что в доме есть рояль, то как смогла почувствовать его местонахождение она?
Кажется, я медленно, но верно продолжала сходить с ума…
* * *
Прогулка должна была привести нервы в порядок. До обеда я бродила по дому в попытках вспомнить события прошлой ночи, остаток дня провела, глядя на лист бумаги в бесплодной попытке решить, что хочу нарисовать. Да еще и кусок в горло совершенно не лез — эти кошмары порядочно меня вымотали. Позвонив в донорскую программу и направив им после этого официальное письмо-запрос на электронную почту, я оделась и отправилась в лес.
Сама атмосфера этих мест, извилистые дорожки меж высоких деревьев, тянущихся ветвями к облакам, располагали к неспешному бегу. В одном месте тропинка выходила к озеру, и можно было идти или бежать, любуясь блестящей гладью воды и слушая звонкие трели птиц.
Я бежала и все думала, правильно ли поступила, что обратилась за помощью в программу. Возможно, семья погибшей откажется не только общаться, но и предоставить мне сведения о том, кем она являлась. Что, если я не узнаю ничего о личности девушки в синем? А что, если мой донор окажется мужчиной? Тогда все запутается еще сильнее.
В любом случае, чем больше я думала на эту тему, тем сильнее уверялась в том, что поступаю правильно. Жить с этими видениями становилось все труднее с каждым днем. И я уже перестала понимать, где реальность, а где выдумка.
Воздух в лесу был чистым и вдыхался легко, врывался в легкие прохладным эфирным маслом, источаемым редкими хвойными. Сквозь листочки в траве играли золотистые солнечные лучи, травы словно спали, не тронутые ни единым дуновением ветерка. Где-то в вершинах деревьев щебетали птицы, и кроме их пения не было рядом ни душа и ни следа. Даже муравьи в огромном муравейнике возле замшелого пня трудились, таская то травинки, то сухие веточки, совершенно бесшумно.
Некоторое время я просто шла, вбирая взглядом все оттенки листвы от светло-салатного до темно-зеленого, затем немного пробежала, измарав кроссовки на выбитых коровами узких тропках, которые вились, хитро сплетаясь между собой — видимо, через этот кусочек леса перегоняли скотину. Остановилась, отдышалась, снова неспешно пошла, наблюдая за торжественным спокойствием зеленых великанов, протягивающих свои ветви к начинавшему темнеть небу.
А затем решила ускорить шаг, потому что вдруг что-то шевельнулось в густых зарослях справа. Мало ли, какой зверь или птица, страшно было с непривычки. Отбежав от этого места на приличное расстояние, сбавила ход и огляделась. Лес казался спящим и таинственным, трудно было что-то разобрать среди листвы. Я, не переставая, вертела головой, пытаясь отогнать неприятное ощущение, что кто-то из его глубин наблюдал за мной. Убегала все дальше, но, казалось, что этот незримый кто-то идет прямиком по моему следу.
Чувство незащищенности и приближающейся опасности преследовало, заставляя сглатывать от тревоги и беспрестанно смотреть по сторонам. Мне хотелось покинуть это место как можно скорее, поэтому я свернула на широкую песчаную дорогу и побежала к деревне. Внезапно кто-то совершенно отчетливо и беззастенчиво коснулся моей шеи сзади. Вскрикнув, я резко обернулась, но никого не увидела. Лес по-прежнему оставался недвижим и тих. Но чужое дыхание — я же его почувствовала! Услышала! К тому же кожа на шее до сих пор горела от этого прикосновения.
Потоптавшись на месте, что было сил, рванула по направлению к дому.
«Не оборачивайся, не оборачивайся! — Стучало в голове. — Это все игра воображения. Никого здесь нет. Просто покинь лес, и все прекратится».
Но на каждом шагу я продолжала ощущать этот взгляд. Дикий, голодный, ненасытный. Опасный. И каждую секунду продолжала чувствовать опаляющее жаром дыхание на своей коже.
Почти на окраине леса в пространстве между ветвями вдруг заметила, что небо стало темнеть, над ущельем сгустились серые, с рваными краями, тучи. Казалось, только вершины скалистой породы сдерживали эту наползающую сизую с черным пелену. Когда я выбежала к холму, все небо от берега уже заволокло пепельной дымкой. Пространство над озером затянуло туманом, гладь воды пошла разводами и непонятными бурыми пятнами.
Дело шло к грозе. Не хватало мне только попасть под ливень, вымокнуть и заболеть. Постоянно оглядываясь назад и тяжело дыша, я припустила по дороге к деревне. Оставалось совсем недалеко до населенного пункта, когда небо вдруг разрезала яркая молния. За ней последовал и оглушительный раскат грома. В вышине сильно грохнуло, затем тихо вздрогнуло, хрустнуло, а следующие раскаты уже были похожи на вздохи, плач или жалобный рев.
Спустя секунду, мне в плечи и в лицо ударили первые капли. Потом дождь полился уже почти стеной, в мгновение прошив всю одежду ледяными потоками, будто пулями. Новый раскат грома и последовавшая за ним вспышка молнии заставили вздрогнуть и испуганно взглянуть на взрывающееся грохотом небо, а когда я опустила глаза, то замерла от ужаса: передо мной возвышалась большая темная фигура в плаще с капюшоном. Когда чудище потянуло ко мне руки, из моего горла вырвался лишь сдавленный хрип.
— Нет! — В попытке отпрянуть назад, шлепнулась прямо на задницу в огромную лужу. Капли продолжали хлестать по лицу, когда я вгляделась в нависающую надо мной фигуру и ошеломленно прошептала: — Дэниел?
Глава 27
— Да ты вся вымокла, иди сюда. — Он скинул с себя объемный плащ, наклонился, накинул на меня и помог встать. — Зачем ты потащилась в лес в такую грозу?
Меня трясло от страха и холода.
— Я… я… — Стучала зубами, кутаясь в грубую ткань плаща. Дождь бился колючими каплями о поверхность земли, заглушая мой голос. — Хотела погулять…
— Но ведь объявили предупреждение по всему Северному Йоркширу!
— Не смотрела п-прогноз погоды. — Всхлипнула, инстинктивно закрывая от дождя лицо.
— Бегом домой! — Крикнул Дэниел, поправляя мой капюшон.
Теперь и он промок насквозь из-за такой дурехи, как я.
Мы побежали по холму в сторону дома. Там уже горел свет.
— Ты не говорил, что приедешь, — задыхаясь, произнесла я, пока он открывал дверь.
— Хотел сделать сюрприз, — виновато улыбнулся Дэниел, впуская меня внутрь.
Я вошла в дом, и с плаща на пол тут же стекла целая лужица воды. Меня продолжало колотить от холода, поэтому Дэниел помог мне раздеться:
— Давай, я. — Аккуратно снял плащ и повесил на крючок.
Дождь колотил по крыше так яростно, что слышно было даже на первом этаже.
— Спасибо. — Пробормотала, дрожащими пальцами убирая от лица мокрые сосульки волос.
— Тебе нужно согреться, чтобы… — Он внезапно так сильно побледнел, глядя на меня, что даже качнулся. Едва не потерял равновесие.
Мое сердце тревожно сжалось. По лицу Дэниела, мокрому от дождевых капель, нельзя было до конца понять эмоций. Не ужас, не отвращение, не испуг. Что это было? Растерянность? И почему?
Он смотрел на меня, и не куда-нибудь, а прямо на мою грудь. Проследив за его взглядом, я охнула. Из выреза расстегнутой на несколько пуговиц рубашки розовел уродливый шрам. Именно при виде него светло-зеленые глаза Дэниела распахнулись в немом вопросе.
— Ох, прости. — Спешно прихватила пальцами ткань рубашки.
Его кадык нервно дернулся. Он сглотнул и медленно перевел взгляд на мое лицо:
— Это…
— Это и есть то, о чем я не хотела говорить. — Поежилась. Мокрая одежда неприятно липла к телу, меня знобило. — Мне пересадили чужое сердце, и благодаря этому я осталась жива. Вот, что со мной было. Ты думал, рак?
Его глаза снова метнулись вниз, туда, где мои дрожащие пальцы продолжали судорожно вдевать пуговицы в петельки.
— Тебе… тебе нужно переодеться, — заикаясь, проговорил он и отвернулся. — А я пока разожгу камин.
— Х-хорошо.
И я бросилась наверх, едва не падая и путаясь в мокрых штанинах. Быстро скинув сырую одежду, приняла теплый душ, расчесала волосы и оделась. Взглянула на себя в зеркало — хорошенькая. На всякий случай застегнула платье под горло. Хоть во взгляде Дэниела и не было брезгливости, но пугать его вновь не хотелось.
— Чем это так вкусно пахнет? — Спросила, спускаясь вниз по ступеням.
В гостиной стоял приятный мясной аромат, в камине звонко потрескивали поленья, на экране телевизора мелькали кадры какого-то юмористического шоу.
— Подогрел жаркое, которое захватил по пути в ресторане. — Дэниел сидел на полу возле камина и рассматривал разложенные перед ним листы. Он тоже успел переодеться, на нем была простая серая футболка и джинсы, ступни оставались босыми. — Ты не против?
Это были мои рисунки. Несколько пейзажей, карандашные зарисовки и утренний набросок синей пастелью.
— Они… не так хороши, как хотелось бы. — Пожала плечами я и опустилась на пол рядом с ним.
За окном по-прежнему грохотало. Дождь барабанил в стекла настойчиво, упрямо и громко.
— Что это? — Дэниел протянул мне тот лист, который держал в руках.
Приняла его с улыбкой. Мне хотелось говорить о чем угодно, кроме моего шрама.
Перевернула лист. На нем был изображен ярко-синий морской конек с бирюзовым брюшком и маленьким белым плавничком на спинке. Конечно, этот рисунок выбивался из общей череды картинок с изображением природы, но именно он сегодня вышел из-под толстого грифеля пастельного карандаша. Он был милым и забавным, и не важно, почему мне захотелось нарисовать именно его, а не очередной пейзаж с нависающим над горами небом.
— Не знаю. Вроде, похоже на морского конька. — Передала лист обратно. — Ты надолго приехал? Или вернулся на совсем?
— Я… нет. Решил вырваться на уикенд. — Он с интересом уставился на рисунок. — Соскучился. По дому, по тебе… — Его брови хмурились.
Я опустила взгляд на языки пламени в камине. Нервно взбила волосы, чтобы они быстрее высохли, а, может, просто пыталась хоть зачем-то занять руки в такой неловкой ситуации.
— Почему ты нарисовала его? — Спросил хрипло.
— М? — Непонимающе взглянула на него.
— Почему именно конька? — Он мотнул головой, откладывая рисунок в сторону.
— Не знаю. — Растерялась я. — Захотелось, и все. Иногда я пишу то, что вижу, что меня волнует. А иногда это просто какие-то картинки, которые рисует воображение. Они не обязательно должны что-то значить, как тот водопад, например.
— Нет. — Дэниел удивленно усмехнулся и завел руку за спину. — Похоже, ты ясновидящая.
— Что это? — Уставилась я на длинный футляр, зажатый меж его пальцев.
Он протянул его мне.
— Открой.
Взволнованно одернув подол платья, я кашлянула. Недоверчиво глянув на мужчину, словно споткнулась о его грустный взгляд и робко отвела глаза в сторону. Осторожно вытянула руку, взяла коробочку, обтянутую бархатом. Замерла и глубоко втянула в себя воздух приоткрытыми губами.