Меня немного озадачило, откуда он за мной наблюдал. Я стою тут достаточно давно, чтобы не заметить такую роскошную и — что говорить! — очень редкую даже для нашего крупного города машину. Но эта мысль сразу же улетучилась, я подошла поближе и, ни на что особо не надеясь, робко спросила:
— Вы, случайно, не знаете, где улица академика Касаткина?..
И приготовилась к тому, что он наморщит лоб, мотнет головой и скажет:
— Рад бы помочь, но, к сожалению, о такой улице слыхом не слыхивал.
И тогда я сяду в трамвай, поеду домой, выкину фальшивое завещание на несуществующую квартиру в мусоропровод и сяду писать статью.
Ах, если бы в тот момент я так и поступила!..
Но неожиданно он спокойно сказал:
— Конечно, знаю. Это совсем недалеко. Садитесь на заднее сиденье.
И в этот момент я испытала точь-в-точь такое же ощущение, как вчера с Павлом Корсаковым, когда не могла вспомнить, как попала в свою прихожую. Я как-то моментально оказалась сидящей внутри лимузина, не помня при этом, ни как открывала дверцу, ни как закрывала ее изнутри.
Какие-то мимолетные провалы в памяти. Точно, заработалась!
Лимузин покатил по улице адмирала Ласточкина, увозя меня от дома Саши Дуганова к дому моего отца. В салоне было мягко, просторно и тепло. Я придвинулась поближе к окну, чтобы видеть дорогу, но окна были сильно тонированы и ничего, кроме каких-то размытых очертаний, видно не было.
— А где находится эта улица? — спросила я у водителя.
— В самом центре города. Большая, широкая улица, больше похожая на проспект.
И об этой большой, широкой улице не знали пятеро таксистов! Просто диву даешься, как недобросовестно некоторые относятся к своей работе!
— А кто живет в этом районе?
— В основном, богатые и очень богатые люди. Квартиры там стоят дорого, простым смертным, — он неприятно усмехнулся, — не по карману.
И добавил:
— Я, например, тоже живу на проспекте Касаткина.
Значит, моя семикомнатная квартира все-таки существует.
И скоро я ее увижу!
Меня охватило сладостное предвкушение.
— А на каком общественном транспорте лучше добираться до улицы Касаткина? — Я решила выжать из владельца лимузина максимум информации.
— Простите, как вас…?
— Марта.
— Видите ли, Марта, контингент, населяющий проспект Касаткина — правильнее называть не улица, а проспект, — не ездит на общественном транспорте. Но для исключительных, так сказать, случаев существует пятнадцатый трамвай.
— А откуда он ходит? — Я, как ни странно, не могла припомнить, что когда-либо встречала в городе пятнадцатый трамвай.
Ответ меня весьма озадачил.
— Отовсюду.
Я хотела возразить, что так не бывает, но тут водитель мягко затормозил и, обернувшись ко мне, произнес:
— Вот мы и приехали. Всего доброго.
Я на мгновение встретилась с ним глазами и — опять странное ощущение, уже испытанное вчера — словно заглянула в мертвенную бездонную пропасть. В теплом лимузине вдруг стало очень холодно, но холод был не живой и понятный, как, например, трескучий веселый мороз в канун Нового года, а могильный, безмолвный, засасывающий. Я почувствовала, что уже теряю сознание, и тут же обнаружила, что стою на твердой земле перед ярко сияющей витриной магазина. Воспитание намекнуло, что следует сказать спасибо странному русоволосому человеку, как-никак, он очень меня выручил; однако лимузина и след простыл. Подивившись в который раз, я огляделась по сторонам и с изумлением заметила, что на улице уже смеркается, хотя, по моим ощущениям, должно было быть где-то около часу или двух, как говорили в старые времена, пополудни.
В этот момент где-то сзади раздался явственный бой часов.
Я повернула голову и увидела чудной красоты здание, похожее на башню или ратушу.
Часы пробили семь раз.
Я обалдело уставилась на огромный циферблат.
Семь часов!
Неужели я провела у белокурого красавца столько времени?..
Впрочем, я провела бы еще в два раза больше, будь у меня такая возможность…
Но такой возможности нет и уже не будет.
Подумав об этом, я невольно вздохнула.
Ну ладно, займемся делами насущными.
Стараясь выкинуть из головы прекрасного юношу, я еще раз взглянула на магазин, возле которого меня высадил незнакомец в лимузине.
Магазин выглядел как вполне обычный супермаркет. Внутри маячили полки с товаром, и я вспомнила, что еще не обедала (или не ужинала?). Тут же проснулся зверский аппетит. Пожалуй, стоит зайти и купить чего-нибудь перекусить, вряд ли в квартире есть съестное.
Выйдя из супермаркета минут через двадцать, обвешанная пакетами, я посмотрела на номер дома — 27 — и двинулась наугад в сторону стоящих неподалеку больших домов. Будем надеяться, что дом номер девятнадцать находится среди них. Он должен быть совсем рядом.
В этот момент часы на ратуше пробили девять.
Я не поверила собственным ушам. Я что, находилась в маркете два часа? Хотя, надо признать, случается иногда и такое, в магазине время летит очень быстро, но все-таки два часа — это уже чересчур.
Коря себя за нерасторопность, я прибавила шаг и вскоре среди группы высоток обнаружила девятнадцатый дом. Найти его, к счастью, оказалось легче, чем я ожидала. На углу висела яркая табличка с подсветкой.
Вспомнив указания Павла Ивановича Корсакова, я открыла дверь подъезда и очутилась перед широкой лестницей с резными перилами из черного дерева.
— Ух, ты! — не сумела я сдержать восторга.
Это тебе, фройлейн Марта, не дугановская четырехэтажка.
Справа располагался современный, тоже широченный, лифт. Судя по его дверце, в нем можно было перевезти зараз небольшое стадо коров. Хотя кто повезет в квартиру стадо коров?.. Странно, что мне пришла в голову подобная ассоциация.
Интересно, на каком этаже моя квартира?
В памяти невольно всплыли слова адвоката: «В вашем новом доме, фройлейн Марта, по лестнице не находишься…»
Сгорая от нетерпения, я вошла в лифт и выяснила, что квартира № 64 находится на двадцать первом этаже. Что касается лифта, то в нем вполне смогли бы жить, причем, практически не мешая друг другу, четверо иногородних студентов. Трехместные комнаты в общежитии института, где я училась, были немного меньше.
Сооружение медленно поползло наверх, с каждой секундой приближая меня к квартире моего отца.
Наконец лифт остановился, двери раздвинулись, я вышла, и прямо передо мной возникла огромная высокая дверь, судя по всему, из мореного дуба, с массивной деревянной ручкой и табличкой с надписью «64» и чуть ниже «профессор философии В.К. Краузенштайн».
В безмолвном оцепенении я остановилась перед этой дверью.
ГЛАВА 3
К этой двери ключ подошел идеально, и она, приоткрывшись с глухим скрипом, пропустила меня внутрь. Оказавшись в кромешной темноте, я стала ощупывать стену в поисках выключателя, и, когда поиски увенчались успехом, зажегся неяркий свет, и я, наконец, увидела помещение, в котором оказалась.
Я стояла в большой прихожей, отделанной, на мой взгляд, в стиле девятнадцатого века; впрочем, в стилях я мало что смыслю. С изумлением осмотрела я антикварный шкаф, дорогой паркет, старинную люстру, оленьи рога, выполняющие роль вешалки, потемневшее зеркало в деревянной раме — казалось, что действие происходит в каком-то заброшенном замке, а не в современной квартире, расположенной в доме с лифтом. На стене висел стилизованный под старину телефонный аппарат. Из прихожей вели три двери — две налево и одна — прямо, а справа располагалась лестница на второй этаж.
Надо же, квартира занимает два этажа!..
Заперев изнутри дверь на несколько замков и цепочку из литого серебра, я сняла ботинки, повесила куртку в красивый шкаф из красного дерева и переобулась в мягкие тапочки с вышивкой и кожаной отделкой, стоящие у двери. Они, очевидно, когда-то принадлежали отцу, так как оказались мне очень велики, но другой обуви поблизости не было.
Я решила начать осмотр с центральной комнаты — ею оказалась большая гостиная, выполненная все в том же, не определенном мною, стиле, с диваном и креслами старинной немецкой фирмы, о чем свидетельствовали замысловатые клейма, картинами в тяжелых рамах, несколькими древними египетскими папирусами с изображениями богов, фараонов и сфинксов, и греческой напольной вазой. На небольшом круглом столике с позолоченной каймой стояла красивая фарфоровая статуэтка в виде девушки, играющей на лютне. На стене висели большие необычайной красоты часы с тяжелыми гирями, украшенные мозаичными портретами незнакомых дам и господ в одеждах королев и мореплавателей. В углу располагался большой камин с затейливой решеткой, отделанный настоящим нефритом, а рядом с камином, у стены, прилегающей к нему с другой стороны, стояло очень красивое пианино черного цвета, с подсвечниками по бокам. Широкие двойные двери, которые до этого я видела только в кино, вели из гостиной в столовую. Она тоже была очень просторной, с большим обеденным столом посередине и рядом стульев с изогнутыми ножками; в старинном буфете с прозрачными стеклами обнаружился сервиз из китайского фарфора: тончайшие блюдца и чайные чашки с причудливыми узорами в китайском стиле: разноцветные утки-мандаринки, китайский император в своем паланкине, духи камней, крестьяне с мулами, и все это было выписано чрезвычайно искусно. Тут же находились изящные бокалы из богемского стекла уже более позднего периода, позолоченные (или золотые?!.) столовые приборы, японский глиняный чайник, тоже расписной, по-видимому, ручной работы, и еще много всего диковинного. Пройдя сквозь полукруглую арку, из столовой я попала в кухню, где некоторые приметы цивилизации не дали мне окончательно впасть в иллюзию. Например, кухонный интерьер, кроме прочего, составляли вполне современная газовая плита и деревянные окна нового образца. В кухне тоже была дверь, которая вывела меня к лестнице, только с другой стороны. Вернувшись в прихожую, я продолжила свои исследования и открыла первую дверь слева. За ней оказалась уютная туалетная комната. Стены здесь были зеркальными, ванная напоминала небольшой бассейн и была выложена мрамором цвета оливок; на полочке висело несколько новеньких полотенец, очень нежных и мягких на ощупь. Последняя дверь на первом этаже вела в кабинет. По стилю он практически не отличался от гостиной: та же тяжелая деревянная мебель темных, глухих тонов, письменный стол, обтянутый добротным красным сукном, большой пятирожковый подсвечник, шкафы почти под самый потолок, с фигурными ручками, набитые какими-то старыми книгами, преимущественно на старонемецком языке…
На втором этаже я обнаружила две роскошно обставленные просторные спальни с большими окнами с низкими широкими подоконниками и еще одну комнату, служившую, скорее всего, гардеробной. Между гардеробной и одной из спален находились еще одна ванная и туалетная комнаты. Вдоль широкого коридора висело несколько светильников, а возле лестницы — такой же, как в гостиной, телефонный аппарат.
Сказать, что я была в немом восхищении — это не сказать ничего.
Не квартира, а мечта!
Радость переполняла меня, выплескивалась наружу, и было необходимо с кем-нибудь ею поделиться.
Я подошла к телефону в раздумье, кого бы поразить оглушительной новостью и, возможно, даже пригласить на рюмочку абсента, как вдруг раздался резкий телефонный звонок.
— Прибыли, фройлейн Марта? — услышала я голос Корсакова. — Ну, каковы ваши впечатления о наследстве?
— Выше всяких похвал, — искренне ответила я. — Я и предположить не могла, что папа жил в такой ослепительной роскоши!
В то время как мы с мамой перебивались с хлеба на воду.
— Да уж не бедствовал! — За этой фразой последовал короткий смешок.
Мне вдруг захотелось узнать об отце больше.
— Павел Иванович…
— Да, уважаемая фройлейн?
Когда же он перестанет называть меня «фройлейн»?!
— Вы ведь близко знали моего отца. Каким он был? Чем занимался? Какую жизнь вел?
— Это не телефонный разговор, Марта Вильгельмовна.
А может, его и пригласить?.. Попросить захватить абсент, отпразднуем новоселье, а там, за разговором…
— Сегодня навестить вас никак не получится.
Он что, мысли мои читает?..
— Да и абсент каждый день не пьют, тем более такими, извиняюсь, лошадиными дозами. Это благородный напиток, напиток богемы.
А кто мне отмерял дозы? Не вы ли, батенька?
Я специально мысленно четко проговорила эту фразу. Что он ответит? Если продолжит эту тему, значит…
У меня даже сердце заколотилось.
— Кстати…
???
— Вы уже видели портрет?
— Портрет?.. — О портрете я совсем забыла.
— Он находится в гостиной.
Никакого портрета в гостиной я не могла припомнить.
— Еще не видела.
— Ну, как же так, фройлейн Марта?
Мне показалось, что его тон стал холоднее.
— Я еще не успела как следует все осмотреть, — смущенно объяснила я.
— Я думал, вам интересна личность вашего отца…
Как он ревностно следит за этим портретом! Что же в нем такого особенного?..
Ладно, в этот необыкновенный вечер прощу ему его занудство.
— Хорошо, сейчас спущусь и посмотрю.
— Вы его сразу увидите.
Сразу я его уже не увидела.
— А теперь желаю вам спокойной ночи, время уже позднее.
Я тоже пожелала ему спокойной ночи и повесила трубку.
И начала спускаться по лестнице в гостиную, чтобы увидеть, наконец, портрет моего отца.
На этот раз я увидела его сразу. Удивительно, как я могла его не заметить? Портрет висел на самом видном месте, прямо напротив двери, рядом с часами. Если сказать откровенно, он меня немного удивил. Я ожидала увидеть обычный портрет, скажем, по грудь или по пояс, где крупным планом выписано лицо. Или, учитывая специфику отцовского жилища, какой-нибудь портрет в старинном стиле, например, в средневековом костюме с жабо, и парике. Такой портрет гармонично вписался бы в интерьер гостиной.
Но висящий передо мной портрет был очень необычным. На дальнем фоне картины чернел непроходимый лес. Перед лесом протекала неширокая, но бурная река, через реку был перекинут мост, и вот на этом мосту, опершись правой рукой на перила и подбоченясь, стоял молодой мужчина, высокий, худощавый, в красивом камзоле и высоких сапогах, как у наездника, и пронзительным взглядом смотрел, казалось, мне прямо в глаза. Он стоял в самом конце моста, там, где река смыкалась с лесом, хотя, на мой взгляд, было бы лучше поместить его фигуру посередине, поближе к веселому зеленому лугу на переднем плане картины, куда выводил мост через реку. Вглядевшись повнимательнее в черты лица мужчины, я отметила, что он, безусловно, привлекателен, однако никакого сходства с собой, как ни старалась, не нашла.
И — странное дело — чем пристальнее я его рассматривала, ЧЕЛОВЕКА, КОТОРЫЙ БЫЛ МОИМ ОТЦОМ, КОТОРОГО Я НИКОГДА РАНЬШЕ НЕ ВИДЕЛА, КОТОРЫЙ ЗАВЕЩАЛ МНЕ ЧУДЕСНУЮ КВАРТИРУ С ЛЕСТНИЦЕЙ, — тем сильнее мне хотелось отойти и опрометью кинуться вон из гостиной. Но оторвать взгляд я не могла, будто он приковал к себе мои глаза.
В эту секунду тяжелые гири на часах шевельнулись, и часы стали мерно отбивать время — десять.
Я перевела взгляд на циферблат и сразу вспомнила о статье.
Отчего-то стараясь не смотреть на портрет, я осторожно выскользнула из гостиной, плотно притворила дверь и издала вздох облегчения.
Ну и напугал меня папаша!
Наскоро поужинав, я решила, что пора определяться с ночлегом.
Расположиться на ночь я решила в одной из спален, оформленной в зеленоватых тонах. Она напоминала номер «люкс» в гостинице. Тут было меньше старины, имелись радиоприемник и маленький телевизор, а узкая дверь вела на балкон, больше похожий на веранду.
Побродив немного по комнате, я, наконец, устроилась на постели, достала блокнот и принялась писать. К счастью, работу удалось закончить довольно быстро, мысль бежала сама, я лишь успевала водить ручкой по бумаге.
(А что делать, если ноутбук остался дома?)