— Ты тоже чья-то пара? — продолжал допытываться Ник.
— Наверное, — я пожала плечами, постаравшись перебороть свои страхи.
В самом деле, чего это я? Гладков сказал, что Ник обязательно перерастет все эти «мелочи», да я и сама вижу улучшения. В последнее время Никитка стал гораздо общительнее и посторонних почти не боится. А в школе у него даже друзья появились, о чем я уже сколько времени мечтала.
— А почему тогда ты одна? — нахмурился Ник.
Светлые брови смешно сошлись на переносице, а на лице появилось немного упрямое выражение. Вылитый дед.
— Разве ж я одна? У меня ты есть, а больше мне никто не нужен, — как можно беззаботнее улыбнулась в ответ, и почувствовала, как больно кольнуло сердце.
Ой, вру… Нужен. Еще как нужен. Только я ему без надобности.
Никитка нахмурился еще больше, пытливо вглядываясь мне в лицо.
— А я когда вырасту, тоже найду себе пару, да? — спросил он.
— Конечно, найдешь.
— Обязательно?
— Да.
— Ну вот, значит, будет у тебя помощница и не придется чужих в дом брать, — неожиданно выдал сын и соскочил с табуретки. — Спасибо, ма. Я наелся.
Он шустро отнес тарелку к раковине и повернулся ко мне.
— Я пойду, поиграю?
— Иди, сынок, — кивнула в ответ.
Ник тут же умчался к компьютеру, и вскоре из комнаты уже слышались звуки пальбы и громкие довольные возгласы.
Я усмехнулась. Да уж… С тех пор, как Яр принес нам эту старую железяку, прошло всего пару месяцев, а сынка уже умудрился освоить технику и рубится теперь в какую-то сумасшедшую стрелялку с видом заправского геймера.
Я поднялась из-за стола, собрала посуду, вымыла ее и сложила в сушку.
Бросив полотенце в машину к остальным вещам, запустила стирку, достала коробку с вязанием и уселась в любимое продавленное кресло. В нем еще моя бабушка вечерами сиживала. Я его ни на какое другое не променяю!
В кухне уютно тикали ходики, тихо жужжала машинка, изредка порыкивал холодильник, тоненько звенели спицы. Я накидывала петли, стараясь не сбиться со счета, и раздумывала, сумею ли довязать свитер за оставшиеся два дня. По всему выходило — успею. Мне только горловина осталась и манжеты. Справлюсь.
А дальше мысли свернули на обычную прозу жизни.
За костюм Ядвига трешку даст. Молоко и мясо в город отвезу, считай, еще двадцатка. Как раз на ремонт детской хватит. А там и до спальни доберусь. Может, у Янки займу. Или кредит возьму.
Я накинула добавочную петлю и вздохнула.
В соседней комнате гремела компьютерная мышь, которой сражался мой Никитка, за окном крупными хлопьями валил снег, машинка натужно тряслась и ходила ходуном, наращивая обороты. Обычный вечер обычного дня. Такой же, как сотни других.
Грех жаловаться на судьбу. У меня есть самое главное — мой ребенок. А мужчины… Что ж, не везет мне с ними, ну и ладно. Как-нибудь сама проживу.
Я подняла глаза и бросила взгляд на еле видную за тучами луну. Она исподтишка заглядывала в окно и тихо наблюдала за мелькающими в моих руках спицами, а мне неожиданно стало так хорошо и спокойно, что захотелось придумать для себя что-то приятное, вроде утешительного приза. Может, в город с Ником на выходных смотаться? Сходить в кино, поесть мороженого, купить какую-нибудь мелочевку. А что? Нужно же себя как-то радовать? Решено. Если успею разобраться с делами, обязательно устрою нам с Никиткой развлекательную программу. Настоящую и безоговорочную.
***
Утром я проспала. Впервые за последние шесть лет, между прочим. Разнежилась чего-то, залежалась и не услышала будильник. И теперь мы с Никиткой собирались в бешеном темпе.
— Дневник взял? А сменку?
Я металась по дому, торопясь втиснуть в оставшиеся несколько минут все утренние дела.
— Мам, все я взял, идем уже, — нетерпеливо встряхнул головой Ник.
— Так, животину покормила, кур закрыла, — я озабоченно нахмурилась, пытаясь вспомнить, что еще не сделала. — Стоп. Мясо из морозилки забыла достать.
— Мам, я пойду, а то опоздаю, — ребенок переступил с ноги на ногу и покосился на дверь. Порой я жалела, что отдала его в школу так рано, но, с другой стороны, не сидеть же ему дома, пока я торчу на работе? Да и общение со сверстниками Никитке только на пользу.
— Ладно, беги, — кивнула в ответ и тут же спохватилась. — Стой, Ник!
— Ну, мам! — тут же возмутился сынка. — Я уже большой.
— Я помню.
Ухватив упирающегося сына, поцеловала его и подтолкнула к двери.
— Вот теперь иди.
Дверь в сенях хлопнула, и Никитка вылетел из дома.
«Большой…» Конечно, как же… Почти мужчина. А ночью, когда снятся кошмары, все равно к маме под бок приходит.
Усмехнувшись, вытащила из морозилки окорочка, бухнула их в раковину и сполоснула руки. Все. Можно было уходить. Время пошло.
Быстро выскочила из дома, втиснулась в машину, вставила ключ в замок зажигания и нетерпеливо скривилась. Моя красавица торопиться не желала. Она интеллигентно чихнула, пару раз фыркнула, немного подумала и только после этого заработала.
— Давай, девочка, просыпайся, — бормотала, постукивая по рулю.
И почему, когда торопишься, все вокруг кажется таким медленным?
Я с трудом дождалась, пока прогреется двигатель, выехала за ворота, бегом вернулась, чтобы их закрыть, а потом захлопнула дверцу и рванула с места. Выезд из поселка, два километра проселочной дороги, указатель — до работы доехала за считанные минуты.
И привычно улыбнулась, разглядев среди заснеженных лип белокаменную усадьбу. Высокую, всю какую-то воздушную, с изящными колоннами и красивыми портиками. Жаль, полюбоваться ей времени не было.
Бросив «Калину» на стоянке перед воротами, добежала до парадного входа, рывком распахнула дверь, влетела в холл и тут же врезалась в чью-то мощную грудь.
— Твою ж дивизию! — громко выругалась, потирая ушибленный нос.
— А ну, не выражайся! — строго цыкнул Чадов.
Черт! Только его здесь не хватало! Вот уж точно, если утро не задалось, то и весь день таким же будет. Интересно, чего Чадов забыл в усадьбе? Он тут не частый гость, да и прошлое совсем не его конек. Тогда что ему нужно?
Все эти мысли пронеслись за одну секунду, а уже в следующую я попыталась выбраться из крепких рук, но Сэм не позволил. Он встряхнул меня за плечи и оглядел внимательным взглядом. Видимо, желал удостовериться, что со мной все в порядке.
— А то что? — с вызовом посмотрела в сумрачные темно-желтые глаза. — Сладкого лишишь?
— И лишу, если нужно будет, — спокойно кивнул волк и строго спросил: — Почему опаздываешь?
— Проспала, — буркнула в ответ.
Тоже мне, начальник нашелся!
— Ясно.
В суровом лице что-то дрогнуло. Шрам, пересекающий щеку, некрасиво дернулся, и я почувствовала, как в душе шевельнулась тоска.
— А ты чего здесь забыл? — не желая прислушиваться к непонятным ощущениям, вывернулась из железной хватки и отступила на безопасное расстояние. Терпеть не могу, когда кто-то трогает без разрешения.
— Дело есть, — как всегда немногословно ответил Чадов.
Он подтолкнул меня в сторону кабинета.
— Что за дело? — устроившись за столом и кивнув волку на кресло, уточнила я.
Сэм не торопился с ответом. Он медленно обвел глазами комнату, задержался взглядом на фотографии Никитки и достал сигареты.
— Будешь?
Я отрицательно покачала головой.
— Чего так?
— Бросила.
— Ну и правильно, — кивнул Сэм, прикуривая. Он затянулся и поглядел на меня тяжелым, оценивающим взглядом.
Ненавижу, когда так смотрят! Точнее, когда Чадов так смотрит. Такое ощущение, будто он все время ожидает от меня какой-нибудь пакости и пытается ее предупредить. А с чего, спрашивается? С самого первого дня, как я в Лог вернулась, Сэм относится ко мне с каким-то враждебным недоверием. Хотя, я, вроде, ничего плохого не делаю, живу тихо-мирно, никуда не хожу, ни с кем особо не общаюсь. Дом да работа — вот и все места передвижения. Ну еще в город изредка выбираюсь. А этот… Врага какого-то во мне видит.
— О чем ты хотел поговорить? — открыв книгу учета, уставилась на мелкие строчки. Они расплывались перед глазами, но я упорно пялилась в них, пытаясь сосредоточиться на цифрах.
— Знаешь об охотниках?
Чадов глубоко затянулся. По кабинету поплыл горький дым, и у меня запершило в горле.
— Тех, что ищут оборотней? — перелистывая страницу, уточнила я. — Да, слышала.
— Они могут появиться в поселке, — глухо сказал Сэм.
Я подняла голову, с удивлением глядя на невозмутимого Чадова. Тот поднес сигарету ко рту каким-то странным, немного дерганым жестом, и это настолько выбивалось из обычного поведения безопасника, что я насторожилась еще больше.
— С чего ты так решил?
Я смотрела в некрасивое жесткое лицо и чувствовала, как неспокойно становится на сердце. Черт! Своему чутью я привыкла доверять, оно меня еще ни разу не подводило.
— Бродят слухи, — неопределенно ответил Сэм. — На всякий случай постарайся быть настороже. Сейчас, конечно, не сезон, экскурсии редко бывают, но, сама знаешь, береженого бог бережет.
Чадов снова придавил меня тяжелым взглядом. Я почувствовала, как волоски на шее встали дыбом. Твою дивизию! Чего он на мне свою силу показывает?
— Постараюсь, — хмуро ответила волку. — Что-то еще?
— Это все, — поднимаясь, ответил Сэм.
Он пошел к двери, но на пороге остановился.
— Скажи Никитке, чтобы на улицу без нужды не высовывался.
— Все так серьезно?
— Инга, не иронизируй. Сделай, как говорю.
Чадов развернулся и вышел, а я осталась сидеть, раздумывая над его словами. Вообще-то, Сэм не зря волнуется. Охотники — реальная угроза нашего мира. Сколько существуют оборотни, столько же существуют и охотники. Мы — две стороны одной медали. Звериная сила и ловкость одних уравновешиваются отменным чутьем и способностями других. Черное и белое. День и ночь. Мы даже в устройстве иерархии похожи, и у нас, и у них она одинаковая: Совет, в который входят самые сильные и уважаемые; военные: десятники, боевики, разведчики, охранники; и особняком стоят одиночки. В случае охотников — идейные. А у нас еще и мирное население добавляется. И именно из-за этого мирного населения у волков связаны руки. Попробуй повоюй, когда на тебе женщины и дети, которые должны жить в безопасности.
Я подперла щеку кулаком и задумчиво уставилась в окно. В воздухе кружились снежинки. Медленно, плавно, красиво… К вечеру опять сугробы наметет, и дорога до Лога превратится в непроходимое препятствие. Может, это и неплохо?
Мысли вернулись к тому, что сказал Чадов.
Если кто-то из охотников пронюхал о нашем поселке, это беда.
Может, Сэм ошибся? Чужаков у нас не бывает, разве что экскурсии в музей приезжают. Да и те, в основном, местные, из района. А в сам поселок посторонним вход закрыт — частная охраняемая территория. Волчий Лог у нас что-то вроде элитного поселка для богатеньких, как думают в округе. А что? Хорошая легенда. Места красивые, заповедные: лес, речка, озеро, чистый воздух. Где ж еще уставшим от суеты столицы «олигархам» жить? А то, что в поселке не одни миллионеры живут, так это никого не касается.
Я захлопнула книгу, поднялась из-за стола, сменила сапоги на рабочие туфли и вышла из кабинета. Нужно было проверить новую экспозицию. Вчера мы выставили на специальном столике отреставрированный чайный сервиз, но у меня осталось ощущение какой-то незавершенности. Будто чего-то в нем не хватает.
— Доброе утро, Ирина Николаевна, — войдя в зал, улыбнулась смотрительнице.
Невысокая худощавая оборотница в ответ торопливо кивнула. Седые волосы, стянутые в низкий узел, красивый шерстяной платок на плечах, прямая юбка и удобные туфли — Хрусталева выглядела типичным музейным работником. Да она и была таким работником. Она даже жила при музее, в маленькой сторожке у ворот, и почти не покидала усадьбу, оставаясь и смотрителем, и сторожем, и завхозом. Работал у нас и официальный сторож, Кузьмич, но на того надежды было мало. Вроде и хороший мужик, но запойный. Как нахлынет на него, так, считай, потерян из списка живых на неделю. Но ведь жалко дурня, не выгонишь — у него в Сосновке сноха-вдова, а у той трое мальцов, всех кормить нужно.
— Залы в порядке?
— Да, Инга Яновна. Зоя полы помыла. Сказала, послезавтра придет. Оно и правильно, посетителей сейчас нет, грязь носить некому.
Хрусталева поправила сползающие с носа очки. Зоя тоже была из Сосновки, соседней с Волчьим Логом деревни. И тоже одна тянула семью, в которой было двое ребятишек и парализованная бабушка. Я и взяла-то своих деревенских сотрудников только потому, что тем деньги нужны были так же отчаянно, как и мне когда-то. И Егора уговорила. Альфа не хотел чужих брать, опасался, что те могут что-то неположенное увидеть. А что тут увидишь? Усадьба от Лога в двух километрах стоит, у нас тут ничего «неположенного» не бывает. Я грустно хмыкнула. Не музей, а общество помощи одиноким бабам.
— Хорошо. Давайте мы с вами вчерашнюю экспозицию проверим. Хочу посмотреть на нее свежим взглядом, — отвлеклась от невеселых мыслей.
— Да-да, конечно.
Ирина Николаевна поднялась со стула, суетливо одернула платок, и мы пошли в соседний зал, в котором когда-то была гостиная семьи Брагиных.
Комната, несмотря на огромные размеры, казалась уютной. Мебель в стиле модерн, тяжелые, затканные витиеватыми узорами шторы, ковры на натертом, сверкающем желтизной полу, рояль.
Я подошла к стоящему между кресел чайному столику и замерла, разглядывая хрупкий фарфор, прозрачным озерцом застывший на темной лаковой столешнице.
— Кажется, все, как при хозяевах было, — задумчиво улыбнулась Хрусталева.
Ирина Николаевна когда-то прислуживала деду нынешнего альфы и, несмотря на прошедшие годы, хорошо помнила прежнюю жизнь. Благодаря ее рассказам, мы и сумели восстановить обстановку усадьбы почти в первозданном виде.
Я обвела гостиную внимательным взглядом.
Брагино было особенным местом. Большой двухэтажный особняк чудом уцелел после революции. Окрестные жители побоялись трогать волчьи владения. Нет, доподлинно об оборотнях они не знали, но слухи всякие ходили, а деревенские — народ суеверный, вот и опасались беду накликать. Так Брагино и выжило. С приходом Советов усадьбу, которая стояла на одинаковом расстоянии от Волчьего Лога и маленькой деревушки Сосновка, экспроприировали, хозяина и семью выселили, но к имению судьба оказалась благосклонна. В 1919 году, стараниями затесавшихся во власть оборотней, в Брагино организовали музей. Помогло то, что в усадьбе раньше часто гостили Салтыков-Щедрин, Чехов, и еще несколько известных писателей, уважаемых советской властью. И хотя сейчас Егор вполне мог бы вернуть себе достояние предков, но он этого не сделал, предпочитая оставить все, как есть. И фамилию менять не стал, не захотел привлекать внимания.
— Инга Яновна, может, стоит добавить серебряные ложечки? — предложила смотрительница.
— Я думала об этом, но тогда вам придется за приезжими посетителями вдвое внимательнее следить. Ложка — хрестоматийный предмет кражи. Не успеешь оглянуться, а рука сама тянется ее в карман положить, — усмехнулась в ответ.
— Скажете тоже, Инга Яновна, — тихо засмеялась Хрусталева, и глаза ее увлажнились. — Хотя, ваша правда, посетитель нынче ненадежный пошел, так и норовят чего испортить.
— Пусть уж лучше под стеклом лежат, — подвела я итог разговора.
Ирина Николаевна согласно закивала и поковыляла к своему стулу. Хорошая бабка. Ей в этом году сто пятьдесят стукнет, а она не обращает никакого внимания на возраст, и на пенсию выходить не собирается. «Каждый должен приносить пользу обществу», — любит повторять смотрительница.
Потоптавшись у чайного столика еще немного, но так и не придумав, чего же там не хватает, я ушла в свой кабинет и взялась за отчеты. С каждым годом бумажной работы становилось все больше, и я уже почти забыла о том, что по образованию — искусствовед. Я теперь, скорее, цифровед, или отчетовед, поднаторевший в канцелярщине и заполнении всевозможных формуляров. Тяну на себе все ставки, только с бухгалтерией Нина помогает, наша, из Лога. А так я и директор, и зам по науке, и экскурсовод в одном лице. Вот такой человек-оркестр. А что делать? На постоянку чужаков в усадьбу не возьмешь, а из стаи желающих трудиться за копейки нет, народ у нас в основном небедный, избалованный, им десять тысяч — тьфу, а не деньги. Вот и приходится все самой, но я не жалуюсь, даже рада, мне-то лишние копейки не помешают.