— Что привело? Что-то случилось? Помощь нужна?
— Извините, Игорь Владимирович…но и правда нужна! — улыбнулся я — Совет нужен. А еще — человек, с руками и с головой. Начну со второго — мебель мне надо собрать. Прикупил — кровать, шкафы…а то все барахло на полу валяется, да на допотопных скамьях лежит! Как-то стремно так жить…воти надо чтобы собрали. Я заплачу! Как полагается!
— Не надо ничего платить — завтра двух парней к тебе пришлю с инструментами. Ребята рукастые — мухой соберут, и по местам расставят. Покормишь только, вот и все. Они у меня на повременке, а полдня мне погоды не сделают. Слесаря хорошие, на все руки. А насчет первого вопроса, он видать посложнее — пошли, присядем, попьем чего-нибудь, а то жарко, и я уже набегался. Ноги гудят, ведь не мальчик уже! Колени щелкают, черт их подери, левое распухает — в юности порвал, когда борьбой занимался, вот сейчас все болячки и вылезают. Я самбо занимался, до мастера спорта дорос. Потом травму получил, и все, съехал. Не знал? То-то же! Спорт — штука хорошая, но профессиональный спорт это очень опасно. Вредно для здоровья. Хотя знаешь…в девяностые мне разок самбо жизнь спасло. Нет, не приемы удушающие, и не подсечки. Бандиты на меня тогда сильно наехали, даже чуть не убили. И вдруг я встретил в их компании своего бывшего другана! Витьку Черемисина! Мы с ним крепко дружили, потом жизнь развела. И вот как получилось — я в барыгах, он в бандитах. Они всех, кто торгует — барыгами зовут, ну…ты знаешь. Так вот Витька в авторитете у них был, и меня прикрыл. Потом его закрыли — я его на зоне подогревал, посылки ему слал, деньги. А потом он вышел, заделался авторитетным предпринимателем, круто поднялся! И…в общем, убили его. Снайпер. Тогда большой передел был — кровь лилась рекой. А может и менты грохнули — поговаривали, тогда вроде как Белая Стрела авторитетов валила, сделать с ними по закону ничего не могли, вот и валили их пачками, спецслужбы. Не знаю, так это, или нет, но разговоры такие ходили. Витька он так-то хороший мужик был…не беспределил. Жаль его, очень жаль. Но да ладно, чего я тебе со своими старческими воспоминаниями? Садись за стол. Эй, народ! Попить дайте! И закуски какой-нибудь, а то не по-русски за стол сажать и одну воду предлагать.
Нам принесли клюквенного морса — холодного, аж зубы заломило! Большую тарелку с бутербродами — все те же копчености и колбасы на свежем хлебе. Я попил, съел бутерброд, и тогда уже приступил к делу:
— В общем — дом я хочу перестроить. Вернее — не только перестроить, но и пристройку к нему сделать. И так — чтобы нынешний дом вписывался в новый, как будто так всегда и был. Ну и внутри все изменить. Канализацию сделать, ванну, туалет и все такое. Кстати, оказывается здесь все-таки есть газ? К цехам ведь газовые трубы идут? Откуда?
— Есть. Я довел до себя газ. Предлагал народу скинуться — ни хрена никто не захотел. Я за свои деньги довел, и да и черт с ними, со всеми. Хотят дровами топить, мол, дешевле это — так пускай и топят! Так что ты от меня хочешь? Разрешение на подключение к моей линии? Это мы сделаем, хотя в копеечку встанет. Сам понимаешь — тут уже не я рулю, Трансгаз — своя епархия. Могу только наводку дать — кому дать, чтобы подмазать и побыстрее сделать. А еще ведь придется до тебя тянуть линию — далековато получается! В копеечку встанет. Потянешь по деньгам?
— Это позже, не сейчас — хмыкнул я, понимая, что мне действительно это встанет в копеечку, которой у меня еще совсем-то и нет — Я еще вот что. вы когда дом строили, к кому-то же обращались? Ну…строители нужны, чтобы честные были. Мне нужно, чтобы какой-то дельный человек пришел, и все посчитал. Смету составил, на материалы, на работу. Обговорить с ним все, а как деньги заведутся — я дом-то и перестрою. Как это можно устроить? Поможете с надежным человеком?
— Почему бы не помочь — Самохин усмехнулся и полез в карман. Достал бумажник, что-то там поискал, вытащил черную с золотом визитку — Вот, записывай номер. Это начальник стройуправления Митин Константин Семеныч. Мужик дельный, тертый-битый, порядочный. Я его давно знаю. Позвонишь ему, скажешь, что от меня. Приедешь, обскажешь ситуацию, договоришься — он пришлет человека. Есть у него один бригадир — парень еще молодой, тридцать лет только исполнилось, но деловой — просто выше крыши. Он приедет, посмотрит, составит смету, ну а когда решишь делать — тогда и решишь. Вот так. И кстати — Митин тебе и газовщиками поможет, когда ты решишься все устроить. Смотрю, ты решил тут крепко осесть! На годы! (усмехнулся, довольно кивнул) Ну что же, это замечательно. Давай, давай! Порядок наводи! Ну что, все? Давай, поешь еще…чего стесняешься? Надо больше есть — вон, как исхудал! Один нос остался!
Я съел еще пару бутеров и распрощался с хозяином дома. Спокойно, расслабленно вышел из ворот дома, подошел к уазику, дернул дверцу…и тут заметил, что ко мне бежит мальчишка лет тринадцати — торопится, только пыль столбом! У меня даже под ложечкой заныло в ожидании каких-то неприятностей. Не бегают так к полиции, если в жизни все в порядке!
— Дядя милиционер! Вы же участковый, да? Меня баба Нюра прислала, скорее!
— Что случилось? — мрачно спросил я, ожидая самого худшего, каких-то особо гадких вестей. И они не заставили себя ждать.
— Там это…тетя Варя Катина…дома она! — заторопился мальчишка и задохнулся — баба Нюра у нее! Тебя зовет!
— Что с ней? — внезапно осипшим голосом спросил я, прыгая за руль уазика.
— С бабой Нюрой? — глупо переспросил мальчишка, и тут же просиял, поняв — А! С тетей Варей? Побили ее сильно. Вот бабу Нюру и позвали. А любди видели, что вы по улице проехали, баба Нюра меня и послала за вами! Вот! Я Мишка. В соседях живу, я тети Варин племянник, тоже Катин! Мишка Катин!
Я больше не слушал. Повернул ключ в замке зажигания и рванул с места так, что незакрытая дверца с грохотом ударилась о свое место и закрылась. Ехать до Вариного дома пять минут — я долетел за минуту. Тормознул у калитки так, что пыль поднялась столбом. И в дом.
Варя лежала на диване — лицо перекошенное, левая сторона лица сине-красная, опухшая. Глаз закрылся, вместо него — подушка с узкой прорезью. Возле Вари суетилась баба Нюра — мешала какие-то порошки, заливала их водой, в общем — готовила снадобья.
— Что с ней? Каково состояние? — спросил я чужим голосом. Внутри у меня все оледенело. Неужели еще и эту женщину потеряю?! Да что за хрень-то такая?!
И второе, что спросил, едва выталкивая слова через мгновенно пересохшую глотку:
— Кто?!
— Это…дружки Семеновы — шепелявя разбитыми губами ответила Варя, глядя на меня вторым, налившимся кровью глазом — Я шла от тебя…они подстерегли. Пьяные в умат. Я прямо…на них наткнулась. Говорят…мужа выжила…мусорская подстилка…муж из дома, а ты бл….вать…ну и всяко меня материли. Потом этот…Лешка Куракин говорит…я щас ее…в общем — хотел меня изнасиловать. Мол…за друга. А Федька Жижин… говорит…я не подпишусь…одно дело рожу ей начистить за бл.…во и другое ее…в общем….Лешка меня ударил сильно…я упала. Они меня ногами пинали. Больше не помню. Когда…очнулась…домой пошла. Мишку встретила, племяша…за бабой Нюрой послала. Баба Нюра пришла, мне полегче. Дышать трудно и болит все…
Мне хотелось тут же побежать и убить этих тварей! Но я знал — рано! Пока — рано. Успею. Надо тут разобраться, и уж тогда…я пока не знал, что — «тогда». Убивать вот так, явно — я их не буду. Но они мне ответят. Да так ответят, что все будут бояться даже бзднуть рядом со мной, не то что тронуть нечто, что принадлежит мне!
Мою женщину посмели тронуть?! Страх потеряли?! Будем искать!
— Сломаны три ребра, нос. Зубы целы — деловито сообщила баба Нюра — Гематомы по всему телу. Почку отбили, видимо — когда на земле лежала. Я нос вправила, будет как новенький. Губы рассечены, но не критично, сшивать не нужно. Сотрясение мозга. Дышать ей больно из-за сломанных ребер. Все что могла, я сделала, сейчас еще снадобья дам — болеутоляющего и подстегивающего регенерацию, и все будет нормально. Главное — позвоночник цел и голову не проломили, а остальное срастется.
— Сколько их было? — спросил я у Вари.
— Трое. Два брата Куракины и Федька Жижин. Они у Куракиных выпивали, и вышли покурить…а тут я иду. Вот и…
— А ты говорила — побоятся тебя трогать! — горько констатировал я
— Пьяные совсем были. Дурные. Еле на ногах стояли. Куракины…они здоровые…с тебя ростом. И Федька тоже. Хотела убежать…да споткнулась, как нарочно! Вась…у них глаза страшные были…белые какие-то…я думала убьют. Они ничего не соображали! Совсем ничего! Понимаешь…они били насмерть! Как мужика! Так…не бывает!
Варя кашлянула, скривилась, а я посмотрел на лекарку. Она только пожала плечами:
— Я повязку давящую наложила, теперь только ждать.
И добавила тихо, едва слышно:
— У меня силы не хватает, чтобы как следует залечить. Повреждений много. Я все-таки не такая сильная, как хотелось бы.
Я кивнул, постоял над Варей, которая устало прикрыла свой единственный видящий глаз и мысленно подал импульс: «Спать!»
Варя задышала ровнее, теперь она спала. Тогда я потянулся к ее ауре и стал вливать, буквально накачивать ее своей Силой.
Красные и черные всполохи гасли, становились спокойнее, размереннее… я знал, что сейчас срастаются кости, рассасываются гематомы, отбитые внутренности успокаиваются, перестают болеть…
Опухоль на лице исчезала буквально на глазах, лицо приобретало нормальную форму, нормальный цвет. Из глаз ушла краснота — это снова были ярко-голубые, будто светящиеся в сумраке комнаты глаза.
Через десять минут на постели лежала прежняя Варя, только «раскрашенная» остатками практически рассосавшихся гематом, будто кто-то взял и разукрасил ее мазками синей и желтой краски. И тогда я остановил поток Силы.
— Никому, слышишь, никому не говори, что так можешь! — лицо бабы Нюры было бледным, как мел — тебя просто убьют! Такой силы как у тебя…в общем, берегись и не показывай, что такое умеешь. И хорошо, что ты остановил лечение — пусть синяки пока что у нее побудут. Я скажу, что снадобьями полечила, и все быстро прошло. Подожди, сейчас еще посмотрю…
Она размотала повязку на ребрах, стала щупать — удовлетворенно кивнула:
— Хорошо! Срослись! Ну, ты и силен! Обидно…
— Что — обидно? — спросил я автоматически, разглядывая обнаженное тело Вари, покрытое почти исчезнувшими, но все еще видимыми синяками. Синяки были на бедрах, на животе, на груди…ее и в самом деле пинали, как мужика — без жалости и толики разума. Ведь даже пьяный должен понимать — ты ее сейчас убьешь, ну а дальше-то что?! Ты же сядешь за убийство, и надолго! Да еще и с отягощающими — пьяные, группой!
— Обидно, что тебе такая сила досталась, а не…кому-то другому — наконец разродилась ответом баба Нюра. Видать «другой» — это была она сама — Хотя…все так, как оно должно быть. Каждому свое. Значит, так тебе должно было достаться. Кто мы такие, чтобы рассуждать о воле богов?
— Они ее точно не тронули? В смысле — не насиловали? — спросил я тяжело, все еще не решив до конца, что же мне делать с подонками. Единственное, что я знал точно — официальный ход делу не дам. Во-первых, Варю уже практически вылечили, а значит экспертиза ничего не покажет — максимум легкие телесные повреждения, то есть — штраф, или отсидка на пятнадцать суток. А во-вторых… не собираюсь я разбираться с подонками официально. Вот же мерзкое гнездо тут образовалось! Искоренять надо тварей, навсегда искоренять!
— Не убивай их! — вдруг ясно, четко сказала баба Нюра — Сделай так же, как с Бегемотихой. Никто не сможет — ты сможешь. У Федьки семья, и он хоть и пьет, а деньги домой носит, работает. Кто его двух детей кормить будет? Братья Куракины хоть и гавнюки, но…у них мать, отец…а детей больше нет. У Лешки жена и ребенок. То же самое — пьет, но работает. Никогда за ними такого безумия не замечала…как с цепи сорвались. Семен тот был пропащий, совсем гнилой, а эти еще не опустились на дно. Не убивай. Потом себе не простишь, если убьешь!
Я не стал спрашивать бабу Нюру, откуда она знает про Бегемотиху. И не стал спрашивать, почему это Семен «был». Знает точно, или догадалась — какая мне разница? Доказать все равно никто не сможет. Ну а я уже на месте решу — что с ними делать. Кипит у меня разум — просто из ушей выплескивается! Руки трясутся от прилива адреналина и…Силы!
— Где Куракины живут?
— По этой стороне, через семь домой, как к тебе ехать. У них дом голубой краской покрашен и на воротах солнце красное деревянное прибито, не пропустишь. Вася, не убивай их, молю тебя! Охолонись! Лучше потом к ним сходи, когда отойдешь! Не надо, Вася!
Я ничего не сказал, молча повернулся и пошел прочь, сжимая пальцы в кулаки. Моя злоба искала выхода.
Дом я нашел сразу — а чего его искать? Вот оно, красно солнышко, висит на воротах. Заглушил двигатель, ключи в карман. Скрипнула калитка, дверь в дом открыта настежь. За дверью — табачный дым, запах пролитого спиртного, чего-то подгоревшего на сковороде и голоса — грубые, громкие, мужские.
— Не…пацаны… Баб, канешна, надо учить…но зря вы так! Дали разок по морде, а зачем ногами буцкать? А Сенька вернется — чо скажет? Его жену-то набуцкали! Не, пацаны, вы не правы…
Говорил молодой мужик лет около тридцати, который старательно пытался нанизать на вилку ускользающий от него маринованный гриб, бегающий по тарелке. Гриб был очень маленьким, вилка тупой, а парень сильно пьян, потому вилка только клацала по старой тарелке с выщербленным краем. Кац! Клац! Клац! Наконец парню надоело, он залез в тарелку пальцами, поймал гриб и сунул в рот:
— Поуфить…эфо прафильно…но вот в живот буцкать — это вы зря!
— Ничо не зря! Правильно эту бл…ь поучили! Сеня только спасибо скажет! И вообще ее надо было на хор поставить! — вмешался один из парней, которые сидели ко мне спиной. Их было двое — крепкие, плечистые, с литыми спинами, накаченными косьбой, копкой огорода и рубкой дров, с клешнястыми руками, способными поднять и забросить в сторону задок жигулей-«шестерки». Крепкие руки, да. И этими руками по хрупкому женскому телу?! И ногами. Мрази вы, господа!
— Это ты то ли хорист? — холодным как лед голосом спросил я. В душе у меня кипела, булькотила яростная, шипучая злоба! Как ты посмел, мразь?! Как ты посмел?!
— О! — парень аж подскочил на месте — А! Это Варькин любовничек приперся! Чо, сука, теперь за моей бабой пришел, Варьки мало стало? Ничо, я на тебя напишу куда надо! У меня в прокуратуре есть знакомые — тебе мало не покажется!
Да что у них за мода пошла?! Чуть что — напишу в прокуратуру! Чуть что — «тебе мало не покажется!». Вот они, издержки демократии! Так сказать — связь народа и государства!
Я не раздумывал ни секунды. Вмазал кулаком в широкое, толстогубое лицо так, что парень завалился на стол, заливая его кровью и соплями. Костяшки вот только о зубы сбил, теперь долго заживать будет. Надо было тряпкой обмотать, но…не до того было. Почему-то такие вот ссадины долго заживают, а еще и воспаляются — наверное потому, что на зубах человека много всяких бактерий, и они, попадая в ранку на руке, воспаляют ее не хуже, чем если бы туда попала земля. А может быть даже сильнее — что там за пакость живет на зубах у этого придурка? Хорошо, если СПИДа с проказой нет!
Второй парень — тот, что сидел ко мне спиной и уже успел повернуться — схватился за нож. Сточенный такой, ржавый, старый. Я не стал дожидаться, когда эта ржавая заточка окажется у меня в животе, поднял тяжелый табурет (Как пушинку! В ярости чего только не сделаешь!»), и с размаху опустил его на плечо парня. Хрустнуло, он завопил, выронил оружие, а после второго удара табуретом повалился на пол без сознания.
— Это…слышь, мент…я ее не пинал! — тот, кто говорил, когда я вошел (наверное Федька), испуганно воззрился на табурет в моих руках, который я все еще держал наперевес, будто готовясь к атаке — Так, пощечину дал, и все! И больше ничего! И пацанов останавливал! Ты это…не надо!
— Ты останавливал?! А чего ж не остановил? — спросил я, тяжело дыша. Руки у меня тряслись — адреналин едва из ушей не выливался — Мрази, вы ответите! И так ответите, что все запомнят, и навсегда! Понял, мразота! Ответишь!