Бхарата Муни, подумав, согласился, Буддх тоже – добавив, строго глядя на Чандру, чтобы границы приличия соблюдались, что лунный дэв усиленно обещал. Дхамини не стала возражать, хотя испытывала странное чувство смутного беспокойства. Криттика с девушками, улыбнувшись, тоже включилась в обсуждение, увидев, как уверенно ведёт себя Дхамини и что мужчины не возражают.
Пройти на женскую половину дворца к царице для Чандры не составило трудностей. Улыбка, застенчивый взгляд больших голубых глаз, вкрадчивые речи открывали двери лучше тарана. Остальные участники труппы и опомниться не успели, как оказались в покоях царицы, которая выслушала рассказ про пятую Веду и даже посмотрела кусочек представления.
– Это удивительно! – царица имела почти взрослых детей, потому была не молода, но отличалась особым обаянием, свойственным только зрелым женщинам. – Как красиво вы танцуете, я как будто оказалась на Кайлаше и увидела встречу Господа и дэви Парвати собственными глазами! Я обязательно поговорю с царём, но…
– Вас что-то беспокоит? – мягко спросил Чандра, заметив колебания царицы.
– Откровенно говоря, в последнее время у царя странные мысли, – женщина никогда в жизни не стала бы так откровенничать с посторонними, но против божественных сил лунного дэва устоять не могла. – Он сомневается в пользе Вед, в поклонении богам, в религии, в традициях… Во всём сомневается.
– Этому есть какая-то причина? Когда это началось? – Чандра продолжал задавать вопросы, негромко и нежно. Царица не могла оторвать взгляд от его проникновенных голубых глаз, которые, казалось, смотрят прямо в душу.
– Пожалуй, есть… Два года назад умер наш младший сын… – царица смахнула набежавшие слёзы.
– Очень сочувствую вашему горю, – тихо проговорил Чандра, и на лице его отразилась печаль.
– Он заболел, и… и врачи не смогли ему помочь, – продолжила царица. – Так бывает, это же мир смертных. Но мой супруг… Он искал причину, какой-то грех, который совершил он или я. Но нет ничего, что послужило бы причиной такого наказания. Сначала он молился, а затем… Начал слушать других советников, удалил прежних, а затем стал говорить, что в поклонении нет никакой пользы. Что толку в вере, говорил он, если она не может сделать жизнь человека счастливой в этом мире?
– Но… – Бхарата Муни попробовал было вмешаться, однако Нарада быстро сделал ему знак, и мудрец замолчал, недоумённо покачивая головой.
– Потеря ребёнка без видимой причины – это тяжело, понимаю, – Чандра продолжал сочувственно смотреть на женщину. Та кивнула, с благодарностью принимая это сочувствие. – Но вы справились.
– Да… Я много молилась, и это помогло, – царица улыбнулась сквозь слёзы. – Махадэв милостив. Я поняла, что не надо искать причин… Их слишком много, а это всё равно, что ни одной. Но мой муж… он сначала винил себя, потом – судьбу, а потом – Господа. А теперь он хочет вовсе отменить религию.
– Что? – Бхарата Муни уже не мог сдержать возмущение. – Отменить религию? Да как это вообще возможно?
– Советники уговаривают его запретить поклонения и жертвоприношения, – царица вытерла слёзы и покачала головой. – Это недобрые люди, и я больше не могу смягчить его.
– Ты кажешься довольным, Шани, – заметил Индра вкрадчиво.
– Так и есть, дэврадж, – Шани повернулся прямо к царю дэвов, а затем посмотрел на Сурью. – Я же говорил раньше, что Чандра указывает на проблемы раньше, чем кто-то ещё их заметит. Я доволен тем, что проблема обнаружена.
– Чандра накажет царя? – вопросил Сурья-дэв с интересом.
– Он поступит так, как свойственно его природе в этих обстоятельствах, – загадочно выразился Шани, снова отворачиваясь к карте. Сурья-дэв вопросительно поднял брови, но, поняв, что никакого объяснения пока не дождётся, тоже стал смотреть на происходящее в Каши.
– Но постараюсь, поговорю с ним сейчас же, как только закончится совещание, – всё же решила царица, и отправилась прямо к тронному залу, чтобы сразу же войти к царю, как только это будет возможным.
Труппа осталась в покоях царицы. Криттика тут же принялась строить глазки Чандре, что совсем не понравилось Дхамини. Нарада, заметив это, начал наигрывать на своей вине смешную песенку, а Буддх и Бхарата Муни затеяли очень высокоучёную беседу относительно разных раса – сколько их всего, шесть или восемь.
– Как прекрасно, должно быть, быть гандхарвами – небесными танцовщицами, – со вздохом произнесла Дхамини одна из девушек, прислуживающих царице – очень юная, ей не было еще и шестнадцати. – Вы всегда можете лицезреть дэвов и даже богов Триады…
– Жизнь в небесных локах не такая уж безоблачная, – покачала головой Дхамини.
– Всё равно вы имеете возможность служить богам, а мы, земные женщины, обязаны выходить замуж и погружаться в мирские заботы о смертных мужчинах. И, хотя говорят, что муж для женщины – всё равно что Господь, это всё-таки не одно и то же.
– Такая красивая девушка украсила бы и небесные локи, – живо откликнулся Чандра, а Буддх снова глянул на отца с недовольством, но лунный дэв не обратил на это никакого внимания, он разглядывал девушку, которая стыдливо потупилась и порозовела от смущения. – Как тебя зовут, прекрасная, кто ты?
– Амала, я прислуживаю царице, и она обещала подыскать мне хорошего мужа, – пролепетала девушка.
– Видишь, тебе не о чем волноваться – у тебя будет красивый и достойный муж, – попробовала успокоить девушку Дхамини, но та только упрямо покачала головой.
– Ещё будет много забот в доме, и его родственники будут указывать на мои недостатки, и придётся всё это терпеть, и его дурное настроение, а когда я состарюсь, он женится на другой жене, помоложе, и будет проводить время с ней, а я буду как служанка при них.
– Какие мрачные речи от такой юной девушки! – улыбнулся Чандра. – Но знаешь, боги тоже весьма капризны и, чтобы им угодить, нужно обладать особым искусством.
– Каким? – девушка подняла глаза и с надеждой посмотрела на дэва. – Я научусь! Нас даже в храм не пускают, как же выразить свою признательность Всевышнему? Вы не думайте, что я только гнушаюсь земной жизнью, работа меня совсем не пугает! Но плотские отношения с мужчиной… Неужели для женщин нет другого пути в жизни, кроме как стать чьей-то женой?
Дхамини подумала про апсар – небесных женщин, услаждающих плотские чувства дэвов, и не нашлась, что сказать девушке. Она надеялась только, что Чандра не это искусство имел в виду. В это время Криттика, никем не замеченная, выскользнула из комнаты – ей было любопытно осмотреть дворец, да и попробовать послушать, о чем и как говорит царица с царём, тоже было важно.
– Есть женщины, посвятившие свою жизнь аскезе и изучению Вед, – неожиданно вмешался в беседу Буддх. – Гарги была известным учителем, и она была женщиной.
– Это нужно быть очень умной, – вздохнула девушка.
– В храмах богам совершают поклонение, им подносят еду и напитки, – усмехнулся Чандра. – Чтобы они почувствовали себя как в своих небесных локах и заглянули на землю, к смертным. Но еще никто не подумал, что боги любят смотреть на танцы девушек.
– Вы и в храмах хотите устроить подобие Чандра-локи? – фыркнул Буддх, уже не сдерживаясь. – Люди должны воспринимать божественное духовным образом, а не развлекать богов, как обычных земных правителей, потакая их плотским желаниям!
– Искусство драмы – это искусство соединения с божественным, а не только плотские желания и развлечения, – возразил Чандра решительно. – Помнишь, Натья-шастра была написана для того, чтобы каждый человек на земле смог приобщиться к божественной мудрости?
– Это верно, но что вы хотите сказать, Чандра-дэв? – вопросил Буддх, уже остывая – его разум получил пищу для размышлений и усиленно работал.
– Что, исполняя в храмах священные танцы, девушки и сами приобщаются к божественному, и показывают его другим, – заметил Бхарата Муни, который внимательно слушал весь разговор. – Это хорошая мысль. Тем более, что ни вы, дэвы, ни гандхарвы не задержитесь на земле надолго. Вы уйдёте выполнять свои обязанности в небесные локи, и для продолжения дела мне нужно будет создать театр со смертными актёрами. И танцовщицам, пока они в театре и исполняют священные драмы, некогда будет выходить замуж и заниматься домом.
– Так значит, этому искусству, драме, можно научиться? Можно будет посвятить жизнь ей? – с волнением спросила девушка.
– Да, но только надо делать это с полной преданностью, ведь драма, танец – способ служения Всевышнему, – кивнул Нарада. – Нараяна, Нараяна! Но где же царица?
– Всё ещё ждёт, пока царь освободится, – ответила вернувшаяся Криттика раздосадовано, но тут же она лукаво усмехнулась и поманила присутствующих за собой. – Но я нашла такое место, откуда отлично слышно всё, что происходит в тронном зале, а самих не видно. Хотите, покажу?
– А потом можно я поучусь драме? – снова смущаясь, спросила Амала.
– Конечно, мы тебя всему научим! – пообещал Чандра и повернулся к Криттике. – Покажи скорее это удивительное место.
По дороге Дхамини подумала, хорошо ли подслушивать, однако ни мудрецы, ни Буддх не проявили никаких сомнений по этому вопросу. Ведь царь принимает решения, касающиеся всего народа – так почему бы не узнать их заранее? Место, в которое отвела их Криттика, представляло собой нечто вроде воздуховода – полая труба, проходившая под потолком. Если приложить ухо к поверхности трубы, находясь над тронным залом, действительно было слышно, что там творится. И даже видно через небольшие отверстия.
Труба была узкой, так что полезть туда рискнули немногие – Буддх, и Чандра, и Криттика, и Дхамини. Мудрецы же и остальные девушки остались в комнате царицы, ожидая новостей. Времени они при этом не теряли – Бхарата Муни с помощью гандхарвов принялся обучать служанок дворца священной драме.
Слушая происходящее в узкой, пыльной трубе и смотря на зал одним глазом через дырочку, Дхамини думала, что Криттика специально нашла такое место, чтобы как бы невзначай прикасаться к Чандре, оправдывая свою вольность тесным пространством. «Мне надо поговорить с ней, но не тогда, когда все в Сурья-локе смотрят и слушают», – решила дочь царя гандхарвов.
Тем временем в зале назревала своя драма. Царь – средних лет седеющий мужчина с аккуратной небольшой бородой, слушал советника – тоже пожилого человека. Было в этом советнике нечто неприятное – как-то слишком подозрительно он рыскал глазами по сторонам, и тон голоса его был каким-то неестественно-почтительным. Кроме них двоих, в зале присутствовали мужчины разных возрастов, сидящие в креслах в соответствии со своим рангом, – это было явно царское собрание. Советник жаловался на брахманов, на то, что слишком много денег уходит на содержание храмов, на пуджи и ягьи, а ещё – на украшение статуй и зданий во время религиозных праздников.
– Эти средства можно было бы потратить на еду для бедняков, – говорил он, а сам косил глазом куда-то в сторону, но царь ничего не замечал. Он кивал – слова советника соответствовали его умственному настрою.
– Довольно! – наконец произнёс царь. Он встал, и тут же встали все почтенные мужи собрания. – Я положу конец этому! Слушайте все, вот мой приказ!
Писцы мигом застрочили заостренными палочками-стилосами на свитках с царскими знаками.
– Поклоняясь богам, принося им жертвы, совершая поклонения, люди только тратят своё время. Кому эти боги помогли, разве поклонения сделали жизнь лучше? Люди по-прежнему голодают, болеют и умирают. Веды темны, и смысл их вне нашего понимания. Вот вы, уважаемый Бхопал, можете объяснить, в чем суть божественной мудрости, как жить так, чтобы не испытывать горечи?
– Э… нет, царь, не могу, – признался растерянный писарь.
– Вот именно. Божественную мудрость нельзя ощутить в реальной жизни. Потому я, как тот, кто заботится о народе, издаю закон: все храмы и места поклонения должны быть закрыты. Брахманы должны выполнять такую же работу, что и все прочие: плотничать, делать горшки, собирать дрова – есть множество полезных занятий. Всякий, кто будет застигнут за бесполезным занятием, вроде поклонения, жертвоприношения или чтения и разговоров о четырёх Ведах, будет наказан – сначала штрафом, а если будет застигнут за этим занятием вторично – то тюремным заключением. Огласите этот приказ всем и пошлите солдат проследить за его выполнением. Собрание окончено на этом.
– Слушаюсь! – советник удалился, беспрестанно кланяясь. Остальные разошлись, покачивая головами – не все одобряли поступок царя, но никто не посмел возразить.
– Царь, ваша супруга ожидает приёма, – почтительно доложил слуга. Царь вздохнул, но велел впустить царицу.
– Что же вы делаете, свами, – запричитала женщина, как только вошла: ей уже успели рассказать о приказе царя и в такой ситуации она не решилась говорить о драме. – Как можно отменить всю религию разом?
– Это бесполезная вещь, – резко ответил царь. – Только отнимает время и расходует средства. Лучше помочь бедным едой и одеждой, чем наставлениями.
– Но как же жить, не поклоняясь богам? – плакала царица. – Это же наша опора…
– Наша опора – мы сами, – отрезал царь. – Вытри слёзы, скоро ты поймёшь, что религия ничего не сделала в твоей жизни.
– Но боги…
– Богам нет дела до нас, обычных смертных людей, – рассердился царь. – Пойми, мне нет дела до наставлений, я наслушался их по горло. Мне нужны материальные доказательства, и только им я верю. Я верю только тому, что ощущают мои органы чувств! И ничему больше, никакой божественной мудрости, которую нельзя ни потрогать, ни ощутить иначе!
Царица, плача, вышла. А дэвы и гандхарвы осторожно вылезли из воздуховода и, отряхивая пыль, вернулись сообщить мудрецам и танцовщицам эту жуткую новость.
– Какое несчастье! Запретить религию – и где, в Каши! В любимом месте Махадэва! – качал головой Бхарата Муни.
– Нараяна, Нараяна! Ведь Махадэв пообещал, что Каши никогда не исчезнет, ибо здесь он нашёл часть Сати – её ухо. Здесь людям дается возможность освобождения – мокши, здесь находится нерукотворный лингам Господа! – сокрушался Нарада.
– Что же нам делать? – растерянно вопросила Дхамини. Она тоже почти плакала – так ей было жаль людей Каши, лишающихся права на веру и поклонение.
– Чандра-дэв, вы ведь можете повернуть ум царя в сторону благочестия, чтобы он отменил свой неправедный указ? – спросил Буддх, подумав.
– Я обязательно постараюсь это сделать, – кивнул Чандра задумчиво. – Но позже, ночью. А сейчас у нас еще есть время показать священную драму обычным людям. Брахманы-то теперь не могут запретить смотреть её, а указ царя не распространяется на представления – только на поклонения и изучение четырёх Вед.
– Нараяна, Нараяна! Выходит, уважаемый риши Бхарата, что ваша Натья-шастра осталась единственной дозволенной Ведой в Каши, Натья-ведой, – сообщил весело Нарада, хотя ничего весёлого в этом не было.
Простившись со встревоженной царицей, труппа направилась из дворца на окраину Варанаси. Несколько служанок отпросились у царицы вместе с артистами, так как желали видеть и учиться искусству драмы, и юная Амала была среди них. Проходя по городу, мудрецы, дэвы и гандхарвы видели последствия указа царя – солдаты закрывали тяжёлые ворота храмов, выгоняя брахманов на улицу. Как ни просили почтенные служители богов о милосердии, как ни умоляли их жёны солдат остановиться – всё было напрасно. Жители не вступались за брахманов, не препятствовали закрытию храмов – одни слишком боялись наказания от царя, другие были равнодушно погружены в свои собственные мирские дела, а третьи даже выражали согласие с указом и бросали в брахманов всякий мусор.
– Правильно поступил царь, давно пора, эти бездельники только и могут, что поучать с важным видом да брать плату за то, что поют мантры, – говорили эти люди.
– Пойдёмте с нами, – Буддх заботливо поднял пожилого брахмана, который упал от грубого тычка одного из царских солдат. Старик, охая, поплёлся вместе с труппой за город.
– Это возмутительно и совершенно недопустимо, – Индра-дэв не на шутку разгневался, наблюдая происходящее в Каши. – Царь переступил границы, как можно отменить поклонение богам? Его надо немедленно наказать, боги должны показать свою силу, иначе эти смертные возьмут за привычку пренебрегать нами.